Незаметный особняк вдали от шумных дорог принимает их, усталых и замученных болезнями, как родных. Рядом вежливые - искреннею вежливостью - сестры. И опытные доктора вместе с частенько наезжающими прикрепленными - так называют молодых сотрудников, годами, а иногда и десятилетиями помогающие "своему" ветерану. В этой Службе нет бывших, здесь отслуживших не бросают.
А у живущих в особнячке особые разговоры. Их не дай Бог услышать чужому. Хотя чужих тут, по строгим законам, не может быть на километры и в помине. И лишь изредка в размеренный ритм уходящей жизни врывается гул пролетающих невдалеке самолетов. Он напоминает обитателям о былых рискованных скоростях, которые им так хорошо знакомы.
Конечно, Эвелине Вильямовне было тут спокойнее, чем в двухкомнатной квартирке на проспекте Мира, выбитой разведкой для полковника Абеля. Впрочем, какого Абеля! Эвелина вздрагивала, когда я невольно, по привычке именовал самого известного советского нелегала этой фамилией.
- Запомните, мой отец - Фишер Вильям Генрихович, - эмоциональность Эвелины Вильямовны порой перехлестывала через край. - Рудольф Абель, дядя Рудольф - это ближайший папин товарищ. Больше всего в жизни отец переживал, что чужое имя так и прилепилось к нему до конца дней. Начальство никак не разрешало с ним расстаться. Народу он должен был быть известен только как Абель. Лишь за день до похорон мы с мамой подняли восстание: хороним на Донском под собственным именем.
Это было единственное, поднятое ею восстание. Эвелина ни дня не служила в разведке. Но жизнь сложилась так, что она беспрекословно подчинялась ее суровым правилам.
Отец в 30-х годах впервые вывез ее с матерью на собственную родину, в Англию. Там маленькая девчушка служила нелегалу-радисту отличным прикрытием. Кстати, даже когда место того первого боевого задания лейтенанта госбезопасности Фишера было рассекречено, Эвелина Вильямовна категорически отказывалась рассказывать подробности как об Англии, так и о другой стране, где протекала уже вторая, предвоенная командировка.
Личная жизнь, как мне кажется, не сложилась из-за той же секретности, в которую полностью погрузили сотрудника Управления нелегальной разведки Вилли Фишера. Даже в несколько разболтанном по советским временам Институте иностранных языков Эвелина держалась особняком. Нельзя чересчур сближаться с сокурсниками. Нельзя приглашать к себе домой. И совсем запрещено упоминать, где трудится отец. Одним из редких дозволенных ей развлечений была игра в шахматы. Кажется, она познакомилась с будущим мужем за шахматной доской. Но и с ним еще до акта бракосочетания провели соответствующую беседу.
Тема развода оказалась запретной. Но, как я понял во время наших бесед, Эвелина Вильямовна рассталась со своим первым и единственным супругом потому, что невольно, но постоянно сравнивала его с папой. А в чью же пользу могли быть сравнения с отцом, умственный уровень которого тестировавшие его в тюрьме американцы оценили, как "близкий к гениальности"?
А когда я все-таки просил поведать немного о бывшем супруге, то Эвелина, задумавшись, лишь припомнила, что "к обстоятельствам работы моего папы он относился с пониманием".
Вместе с мамой они покорно, годами дожидались отца из затянувшейся командировки в Штаты. Был момент, когда и дочка могла попасть в разведку. Английский профессиональная переводчица и редактор знала хорошо. Но когда отец вырвался в отпуск, выяснилось, что строгого медосмотра, обязательного в Службе, ей не пройти. Да и отец, словно чуя неладное, вдруг разоткровенничался: "Думаю, одного разведчика на семью достаточно".
И она терпела ворчание соседей-недоброжелателей по даче, в глаза им с мамой твердивших, что глава семейства сидит как враг народа. А что оставалось? Лучше мерзкие слухи, чем признание: "Дурачье, да он резидент в Штатах".
Когда отца выдал предатель, они тоже ждали. Сказали: написать письмо президенту США об обмене на американца Пауэрса. Написали. Но не раньше, чем подсказали. Таковы законы жанра. Приказали поехать на обмен, чтобы поняли, что Абель действительно хороший отец и муж. Собрались за несколько часов и поехали.
По-моему, настоящая жизнь и началась для нее после освобождения отца. Вот когда они могли быть вместе. Ездили по всему Союзу. Ходили на концерты и в музеи. Она училась у него новому делу - шелкографии. И старому - фотографии. В обоих нелегал Фишер был силен. Обустроили дачу так, как позволяли скромные средства и как хотел он. Эвелина вместе с ним ходила на съемки фильма "Мертвый сезон", где Фишеру разрешили назваться Абелем и поприветствовать зрителей с нашлепкой на волосах. Не для конспирации, а чтоб прикрыть лысину. Она любила смотреть за отцом, рисующим скромную московскую природу.
Все было хорошо. И никого и ничего было не надо. Но счастье коротко: отец умер. За ним ушла и мама. Родственников осталась немного - двоюродная сестра, выросшая в семье Фишера, племянник, чинивший ее телевизор... Друзей и вещей нажито немного.
В первой половине 90-х, когда денег совсем не хватало, Эвелина потратила весь, с боем выбитый для нее газетный гонорар на дорогущую книгу в нашем киоске. Служба, по обычаю своему, ее не оставляла. Но жить-то было тяжко.
...Не было за долгие десятилетия моих журналистских хождений собеседницы сложнее, чем Эвелина Вильямовна Фишер. То встречала меня радостно: "Ну, где вы? Я жду-жду. И книги ваши уже прочитала". А, бывало, словно по живому резала: "Как вы осмеливаетесь задавать такие вопросы! Неприлично!" И я в сердцах уходил из квартиры Абеля, где впору уже тогда было открывать его мемориальный музей: все оставалось, как при нем. А картины на стенах, где рядом с пейзажем нашенских березок соседствовал неизвестно откуда взявшийся портрет негритянского боя, напоминали о штучной профессии главного квартиранта. Но никогда я не хлопал дверью: в конце жизни даже железная Эвелина начала кое-что рассказывать. Быть может, это "кое-что" когда-то и превратится в более или менее правдивую книгу об ее отце Абеле - Фишере и его времени.
А время Эвелины Вильямовны истекло. По воле дочери разведчика N1 она кремирована. И вскоре воссоединится с отцом в склепе на Донском кладбище.
Из досье "Труда"
Фишер Вильям Генрихович - первый советский разведчик-нелегал, который был открыт народу, правда, под взятым при аресте псевдонимом друга - Рудольфа Ивановича Абеля - именем. Родился в 1903 г. в английском городе Ньюкасле, где проживали высланные из России родители-революционеры из обрусевших немцев. В 1920-м Вилли Фишер вернулся в Россию. С 1927 года - сотрудник Иностранного разведывательного отдела ОГПУ. До войны в качестве радиста-нелегала выезжал в две загранкомандировки. 31 декабря 1938 уволен из органов без объяснения причин. В сентябре 1941 года возвращен в органы госбезопасности. Организовывал диверсионные группы вместе со своим другом - тоже радистом Рудольфом Ивановичем Абелем. С 1948 года - резидент в США. В 1957-м арестован в результате предательства сотрудника своей резидентуры. В феврале 1962-го обменен на американского летчика-разведчика Пауэрса. После возвращения работал во внешней разведке. Умер в 1971-м.
Абель Рудольф Иванович - подполковник органов госбезопасности. Латыш, родился в Риге в 1900 году. Участник гражданской войны. С 1927 года - сотрудник Иностранного разведывательного отдела ОГПУ. Радист в Китае с 1927 по 1929 год. С 1930 по 1936 год, по некоторым данным, под видом эмигранта трудился в Маньчжурии. В 1937 году, как и Фишер, уволен из органов и возвращен в разведку в декабре 1941-го. Работал в 4-м управлении генерала Судоплатова, готовя группы разведчиков-диверсантов для засылки за линию фронта. В 1946-м уволен в отставку. Скончался в возрасте 55 лет, похоронен в Москве.