Леонид Брежнев: «Улыбка у тебя, Володя, как у Джона Кеннеди...»
У нас в стране слово «придворный» несет оттенок уничижения: мол, на подхвате. А между тем при дворах и царей, и генсеков, и президентов всегда есть люди профессиональные и талантливые, чьи труды можно считать образцом для подражания. Личный фотограф Брежнева с 1969-го по 1982-й Владимир Мусаэльян, снимавший потом и Андропова, Черненко, Горбачева, – как раз из таких профессионалов.
Он и сегодня советник директора ИТАР-ТАСС, много фотографирует, учит молодежь. И, конечно, рассказывает...
– Родители мои фотографией не увлекались. Отец Гурген Мусаэльян, приехав из Нагорного Карабаха в 1935 году в Москву, связал жизнь с морским флотом, закончил ленинградскую мореходку. А мама, Вера Ивановна Кононова, была по профессии экономистом. В 1939 году родился я. В годы Великой Отечественной отец воевал, он и привез с фронта, к неописуемой моей радости, фотоаппарат «Цейс-Иконта». И я, быстро научившись снимать, с упоением щелкал все вокруг. После школы пошел работать слесарем-сборщиком на авиазавод «Знамя труда» (где, между прочим, трудился в то время и будущий зять Брежнева Юрий Чурбанов). На заводе продолжал заниматься фотографией. Послал свои работы в журнал «Советское фото», там меня и заприметили.
Пригласили в фотохронику ТАСС на стажировку. На заводе получал 2 тысячи рублей, а тут ставка всего 410. Но я пошел без колебаний, хотя дома был скандал... А личным фотографом Брежнева стал случайно. В 1969-м отправили меня в Казахстан, где отмечалось 40-летие республики. Отсняв фоторепортаж, собирался вылететь в Москву, но вдруг мне в гостиницу позвонил генеральный директор ТАСС Леонид Замятин: «Владимир, свяжись с начальником охраны Брежнева, ты едешь с генсеком в турне по Средней Азии».
Моя командировка затянулась на целый месяц. Узбекистан, Туркмения, Киргизия, Таджикистан. А потом как-то в очередной поездке слышу вдруг голос Леонида Ильича: «А где Мусаэльян?» Так я стал своим в команде генсека. Оказалось, ему понравились фото из среднеазиатского цикла. Ну и личная симпатия сыграла свою роль. Он мне как-то сказал: «Улыбка у тебя, Володя, хорошая, как у Джона Кеннеди».
К нашей работе Брежнев относился серьезно, ощущал, что это для истории, а не просто в личный альбом. Тогда слова «пиар» не было, но в этом он здорово разбирался! И работать с ним было легко, он никого не подавлял и не унижал. Никто вокруг не трясся, опасаясь за каждое сказанное слово. Понимал юмор, мог посмеяться и над собой – знал много анекдотов, в которых фигурировал.
В отличие от Запада в СССР многие годы в печать попадали только строго протокольные фотоснимки. В 1971 году, собираясь с визитом во Францию, вдруг Брежнев говорит мне: «Володя, нет ли у тебя моих фотографий посвободней, французы просят». Ну как же нет! С семьей, на море, на охоте – я много такого снимал, для личного пользования генсека. Он долго перебирал пачки фотографий и отобрал для печати несколько кадров. Особенно ему понравился снимок, на котором он был на яхте в майке и подтяжках. Похвалил себя: «Я здесь как Ален Делон...»
А вот Андропова снимать было очень трудно: закрыт, замкнут. Давал сделать три-четыре кадра и выпроваживал из кабинета. Держал дистанцию. Брежнев же интересовался нашими проблемами, здоровьем. Стоило мне только заикнуться, что квартира у меня в шумном месте, как он сразу же позвонил председателю исполкома Моссовета Промыслову, и мы с семьей переехали в тихий район.
Хотя придворный фотограф – это не только «близость к телу», но и ответственность немалая. Известна судьба личного фотографа Сталина Вадима Ковригина, прекрасного мастера. Долго вождь был доволен его работой, но стоило случиться не слишком удачному кадру, как загремел Ковригин на пять лет в места не столь отдаленные. Мне, конечно, такое не грозило, но все равно работать следовало без проколов, на высшем уровне...
Я и старался. Жизнь прошла, остались чемоданы негативов. Уже несколько лет разбираюсь, привожу все в порядок. Мне за архив сулили и деньги, и даже операцию предлагали на сердце сделать в Америке в обмен на него. Но я не польстился. А операции по шунтированию мне провели в Москве: в 1997-м Юрий Владимирович Белов, а в 2011-м Ренат Сулейманович Акчурин. Блестящая работа. Я, как видите, жив-здоров и до сих пор работаю.