С актрисой мне не удавалось встретиться несколько месяцев кряду. То она в Москве, то в Самаре, то на Сахалине, а то и вовсе в дальнем зарубежье.
- Такое ощущение, что вы не востребованы в родном отечестве. Неужто в Украине нет интересных театральных ролей, достойных киносценариев, или вы по-прежнему ощущаете на себе давление тех, кто вынудил вас уйти из театра, которому было отдано почти 40 лет?
...Я знал, что этот вопрос для Ады Николаевны весьма болезненный, но обойти его было нельзя: события 1995 года стали мучительным испытанием в ее жизни. Об этой истории писали многие местные газеты. Восхождение на высокую государственную должность мужа одной весьма посредственной артистки театра, ревниво воспринимавшей успехи Роговцевой, поставили вопрос ребром: или - или. А ведь именно в те годы гремел многосерийный "Вечный зов", спектакли "Варшавская мелодия", "Надеяться!" и другие с "неувядающей Адой" в главных ролях...
- Мое решение об уходе было бы для меня трагично, если бы я не вступила, так сказать, в пенсионный возраст. Я себе сказала тогда: расслабься, ты имеешь право отдохнуть. Я не хотела скандала - чего хотела другая сторона. Просто ушла от людей, которые хотели испортить мне жизнь. А из театра я вообще-то не ушла, продолжаю в нем работать: сцены во всем мире одинаковы и своей неустроенностью, и своими радостями.
- Вас очень поддержал Роман Виктюк? Он считает вас гениальной актрисой, поражающей способностью вжиться в образ. А вы как-то сказали, что последние 15 лет он, по сути, продлевает вашу творческую судьбу.
- Это действительно так, Рома меня очень поддерживает. Тем, что обо мне помнит, тем, что поставил для меня спектакль "Бульвар Сан-Сет"... Словом, я все время чувствую его заботу. Для меня это очень важно. Он забрал в свой театр мою дочь Катю - она работает у него уже пять лет. И вообще без поддержки человек не может жить. А ведь многие руководствуются принципом: если у тебя корова сдохла, пусть и у соседа сдохнет.
- Что значит для вас сцена?
- Это мир эмоций, поэзии, любви, иллюзий... Пожалуй, воистину актерской можно назвать потребность пристально вглядываться в изломы счастья, боли, любви, которые и есть жизнь.
- А что для вас ваши стихи? Вот эти, к примеру: "Серый день и серый вечер, / Ночь сереет и рассвет... / И наносит серый ветер / Серый на любовь отсвет..."
- Это было написано примерно тогда, когда я ушла из театра. Чтобы в свободные от работы минуты не было мучительных раздумий, я осуществила давнюю мечту - издала два сборника стихов. "Мамины молитвы" на украинском языке - стихи мои, дочери и сына, и сборник "дамских стихов", любовных - мои и Кати. Таким образом, у меня не было времени, чтобы впадать в истерику. Я почти ежедневно повторяю слова Фицджеральда: "Нет смятения более опустошительного, чем смятение неглубокой души". Но так как я стараюсь, чтобы душа не мельчала, то не приходит и смятение.
- Вчера, я знаю, вы играли на сцене театра Ивана Франко...
- Да, вчера у нас была сдача спектакля "Варшавская мелодия-2". Это американский проект Игоря Афанасьева. Он долгое время работал в Киеве, а последние годы живет в США. Он получил такой заказ от театра "Миллениум", который располагается в Нью-Йорке на Брайтон-Бич. Я уже трижды играла на той сцене. Даст Бог, доведется сыграть и в четвертый раз - теперь уже "Варшавскую мелодию-2". Согласилась участвовать в этом проекте, потому что мою героиню в молодости играет Катя. Так что очередной спектакль в моей судьбе состоялся, работа есть. В прошлом году - а он выдался для меня счастливым - снялась в "Московской элегии", в сериале "Завтра будет завтра", в сериале с Банионисом и Жигуновым, а с Люсей Гурченко мы сыграли один рассказ Шукшина в театре... Это продолжение ответа на ваш вопрос по поводу моего ухода из театра. Я ушла, но никуда, как видите, не делась. Кроме того, я преподаю в Национальном университете культуры, сейчас выпускаем дипломный спектакль "Путешествие дилетантов" Окуджавы...
Нашу беседу прерывает очередной телефонный звонок. На этот раз - междугородный. Ада Николаевна сообщает кому-то номер поезда и вагон, которым завтра выезжает в очередную творческую командировку в Сибирь.
- Так на чем мы остановились? - спрашивает актриса.
- На ваших студентах. Много их у вас?
- 20 человек. Вот посмотрите на это фото, какие они у меня все красивые, светлые, славные.
- Как, думаете, сложится их судьба?
- В наше время, когда культура находится в забвении, трудно сказать, смогут ли они найти себя. По специальности обычно работают единицы. Это было всегда. Но душа болит за каждого. Все пять лет я их не обманывала: подсказывала, с какими препятствиями придется встретиться. Учила их главному - человеколюбию и мужеству. А честолюбие всегда с ними. Талант же передать нельзя, научить актерской профессии невозможно, можно лишь в меру своего понимания направить человека.
- Бытует мнение, что российский шоу-бизнес, российские актеры буквально вытеснили украинские таланты с подмостков ведущих театров и концертных сцен, что нужно чуть ли не перекрыть москалям дыхание...
- "Перекрыть кислород" кому-то - значит перекрыть дыхание себе. А как поддержать своего артиста и певца - это уже вопрос государственной политики. Если не создать условия для развития своих талантов, они погибнут. Не помню, кто из замечательных людей это сказал: интеллигенцию не нужно уничтожать, ей достаточно не помогать - и она сама вымрет. Это примерно то, что сегодня делается в Украине с культурой.
Понимаю, у страны сегодня нет лишних денег. Но меценатство - это тоже часть политики государства. Если оно не заинтересует богатых людей взять шефство над нашей культурой, они не будут этим заниматься. Государство должно стимулировать таких людей - с помощью налоговых льгот, например. Но у нас в этом направлении ничего не делается...
Наш разговор вновь прерывают. На этот раз 10-летний внук Алешка своим вопросом: "Ада, а где мои штаны с большими карманами?". "Они постираны, - спокойно поясняет бабушка, - висят, по-моему, на батарее в большой комнате".
- Вы как-то сказали, что нужно защищать душу, оберегать ее от пустотратства, времяубиения. Как вам удается следовать этим заповедям в наше жесткое время?
- Вокруг меня очень много людей, в том числе и ушедшие в иной мир мои мама и бабушка, которые являют или являли своей жизнью пример, как выстоять в чистоте душевной, как сохранить душу живой.
- Каковы ваши взаимоотношения с Богом?
- Не могу сказать, что я глубоко, истово религиозная, но я верующая. Бог все видит, и мое душевное равновесие в том, что он знает: я ни на кого руку не подняла, ни о ком не сказала злого слова. Алеша, когда ему было лет шесть, спросил: "Ада, кого ты больше любишь - меня или Бога?" Я ему ответила - Бога, Алеша. Больше Бога нельзя любить никого, но можно эту Божью любовь переносить на своих близких.
- Сейчас в обществе мало кто руководствуется заповедями Христа, хотя церквей понастроили...
- Согласна с вами, церкви восстанавливаем, руководители стоят со свечками, выстаивают службы, а Бога-то в душе нету. И по телевидению, и в быту все разрешаем. Приучаем людей проходить мимо нищих, беспризорных детей. А ведь пройти мимо страданий и нищеты истинно Божий человек себе не позволит. Сегодня же это стало нормой - отчужденность, холод, многие живут только для себя, только бы урвать свой кусок, набить свой карман, свой желудок. Это очень тревожное явление.
- Вы достигли всеобщего признания, любви миллионов поклонников, но по-прежнему очень скромны, словно начинающая актриса.
- Я никогда на свой счет не обольщаюсь, у меня трезвая, не забитая самомнением голова. Я благодарна родителям, что они меня такой вырастили. Я не завистлива, не корыстолюбива, искренне считаю, что важнее отдать нуждающемуся, чем купить себе колечко с бриллиантом. Строго говоря, передо мной и выбора такого никогда не было, потому что я всегда отдавала - братьям, папе и маме, другим родственникам, а отдающий имеет мало. Я к этому спокойно отношусь, у меня нет истерики, что кто-то ходит в соболях и норках. У меня ничего этого нет, потому что жили на свете Комиссаржевская, Леся Украинка, Ахматова, Цветаева - интеллигентные женщины трудной судьбы. Есть четкий принцип, которому я следую: когда народ беден, а индивид богат, то своего богатства ему нужно стесняться. Или как Марина Цветаева говорила: "Самое страшное - это голод голодных и сытость сытых". Голодный должен держаться с достоинством, а сытый не имеет права быть сытым сверх сытости. И если ты это делаешь законом своей жизни, на все это трезво смотришь, то от многих соблазнов защищен внутри себя. Бог посылает тому, кто его не гневит. Я так думаю.
- Какой у вас размер пенсии?
- Это 150 гривен моих и 150 гривен Кость Петровича (Ада Николаевна имеет в виду своего мужа, народного артиста СССР Константина Степанкова. - С.П.). Правда, несколько лет назад известные деятели культуры страны получили материальную поддержку - так называемую президентскую стипендию. Вот мы еще получаем по 350 гривен. Кость Петровичу назначили пожизненно, а мне пока на два года. Раздумываю: продлят ли? Положение унизительное. Но все равно это большое подспорье, многие артисты, художники просто ожили.
- Я знаю, вы живете заповедью Леси Украинки "без надежды надеяться". Какой смысл вы вкладываете в эти слова?
- Без надежды надеяться - это в отчаянии не отчаиваться, в болезни не болеть, в тоске не тосковать, в печали не печалиться. То есть если печаль - то она может быть только светлой. Такой настрой одному дается, другому нет. Например, одно из самых страшных испытаний для актрисы - это старость. Старость - синоним увядания, в этом возрасте уходят надежды и приходит отчаяние. И надо его ежедневно преодолевать, другого пути нет. Я стараюсь...