Дарья Жук: Про «Хрусталь» и прочие хрупкие материи

Белорусский режиссер ворвалась в элиту мирового кино

Разгар лихих 90-х. Молодая экстравагантная минчанка Эвелина мечтает уехать в Америку. Но для оформления фиктивной справки о своем месте работы ей придется приехать в провинциальный городок, где есть хрустальный завод и где зарплату выдают хрустальными вазами. Столичная «штучка» поселится в обычной белорусской семье, проживет здесь несколько дней, которые коренным образом изменят ее жизнь. Таков, вкратце, сюжет фильма «Хрусталь», который поставила белорусско-американский режиссер Дарья Жук.

Кадр из фильма. Главную роль в фильме исполнила Алина Насибуллина

Для нее этот сюжет отчасти автобиографичен. В 17 лет Дарья уехала по школьному обмену в Америку и... надолго задержалась там. Окончила Гарвардский университет, стала экономистом, работала в банковской сфере. Потом поступила в Колумбийский университет на режиссуру. Работала менеджером на телеканале НВО, сняла пять короткометражек. И вот ее звонкий полнометражный дебют, уже удостоенный множества призов на международных фестивалях и выдвинутый от Белоруссии на «Оскар».

— Дарья, ваш фильм стартует в российском прокате. Знаю, что в сентябре «Хрусталь» вышел на белорусские экраны...

— В Беларуси нам было проще. Информационное поле на фоне оскаровского ажиотажа было настолько плотно насыщенным, что на «Хрусталь» пошли даже те люди, которые уже лет 25, как забыли дорогу в кинотеатры. А тут у них возникла мотивация купить билет в кино. Поначалу мы думали, что прокат продлится от силы две недели. А он растянулся на месяц. А потом еще и в ноябре были переполненные залы на минском фестивале «Листопад».

— Как приняла публика фильм?

— Эмоции у зрителей, не скрою, были разные. Были проявления искренней любви, но и приходилось наталкиваться на раздражение. Некоторым хотелось увидеть этакий лубочный, приукрашенный образ Беларуси с аистами, народными костюмами и песнями. А им показали проблемное, социальное кино. Часто задавали вопросы: почему «Хрусталь» не на белорусском языке? Но я не могла врать. В середине 90-х годов на белорусском не говорили не только в Минске, но и в небольших поселках. Говорили преимущественно на трасянке (смешанная русско-белорусская речь. — «Труд»), которую я постаралась передать в фильме.

Суммируя, могу сказать, что у зрителей был и остался запрос на новое белорусское кино, который я своим «Хрусталем», видимо, не до конца удовлетворила. Есть белое пятно практически несуществующего белорусского кинематографа, который можно «закрашивать» самыми разными картинами. Таких фильмов, как «Хрусталь», в Беларуси должно ежегодно выходить 10-15. А когда он один, с него и спрос большой. Некоторым хочется, чтобы он был фильмом для всех. А он таким не задумывался. Для меня это очень личное кино.

— «Хрусталь» безукоризненно передает атмосферу, быт 90-х годов. И все же... Для вас он «про вчера», «про сегодня» или «про всегда»?

— Хороший вопрос. Разумеется, он про 90 годы, когда рухнул один социальный уклад, а другой на его руинах еще не сформировался. Но фильм, надеюсь, и про сегодня, и про всегда. Про вечный конфликт поколений, про столкновение мечты и реальности. Про местечковое мышление, не способное принять чью-то яркую индивидуальность. Про потерю нашей героиней возвышенных, но и наивных представлений о жизни, свободе.

История взросления, воспитания чувств — это вечный сюжет, посаженный в данном случае на белорусскую почву.

— Мне кажется, не только белорусы, но и многие на постсоветском пространстве узнают в фильме себя, свои проблемы...

— Думаю, это так. Не случайно фильм хорошо приняли на фестивалях в Одессе, Таллине, Выборге, Владивостоке, Алма-Ате, Тбилиси, где мы получали призы. Мне кажется, что постсоветское пространство до сих пор остается территорией, где личность, в отличие, скажем, от Америки, терпит поражение в столкновении со средой, как это и произошло с героиней нашего фильма. Драматургия жизни у нас все-таки иная, чем на Западе.

— Что происходит с прокатом фильма за пределами постсоветского пространства? Есть перспективы выхода на мировой экран?

— Пока идут многочисленные переговоры. Нам обещают прокат во Франции, Англии. За большие для нас деньги «Хрусталь» купил Китай. Точно будет прокат фильма в Америке. С Алиной Насибуллиной, исполнительницей главной роли, мы были недавно в США, три недели, эмоционально и душевно выкладываясь, отработали оскаровскую кампанию. Не ходили по музеям, по бутикам, занимались только продвижением «Хрусталя».

— Какими вам видятся оскаровские перспективы фильма?

— «Оскар» непредсказуем, как и, скажем, конкурсы красоты. Отзывы на показы «Хрусталя» в Америке были хорошими, но не с самого начала. Все знают, что возраст академиков «Оскара» чаще всего весьма преклонный. Но я не думала, что до такой степени. Эти люди словно с другой планеты. Они порой плохо слышат, плохо видят. Их вкусы сформировались много лет назад. Их нужно раскачивать, терпеливо все растолковывать. Это такой медленный процесс проникновения фильма им в душу.

На съемочной площадке, как водится, разбили тарелку на счастье

Есть ли у «Хрусталя» шансы? Гадать не буду. В этом году появилось много хороших лент из разных стран мира. Никто не ожидал, что Альфонсо Куарон, который мастерски умеет делать голливудское кино (его последним хитом была «Гравитация». — «Труд»), решит снять очень личную картину про 70-е годы, про свою мексиканскую семью. Его фильм «Рома», победивший в Венеции, — один из основных претендентов на «Оскар». Как и «Холодная война» поляка Павла Павликовского, который уже получал «Оскар» за «Иду». Очень интересным показался мне шведский фильм «Граница» в постановке Али Абасса, чувственным языком рассказывающий о сложных процессах миграции. Совершенно удивительный бельгийский фильм «Девочка», который я посмотрела на одном дыхании. Так что урожай хороших фильмов в мировом кино выдался в этом году неслабый.

— В одном интервью вы сказали, что обязательно получите «Оскар», но, возможно, не в этот раз. Вы действительно ставите перед собой такую цель?

— Об этом больше мечтают мои родители (родители Дарьи — Виктор Жук и Елена Молочко — известные белорусские журналисты. — «Труд»). Но любой кинематографист соврал бы вам, если бы сказал: «Мне не нужен ваш «Оскар». Лично для меня, если помечтать, Золотая пальмовая ветвь в Канне была бы дороже оскаровской награды. Но, попав пока всего лишь в оскаровский лонг-лист, я поняла, какие огромные перспективы открывает эта премия. Сегодня продюсеры разговаривают со мной куда более серьезно, чем полгода назад.

— Я слышал, что для того, чтобы выдвинуть ваш фильм на «Оскар», в Беларуси был специально создан Оскаровский комитет...

— Оскаровский комитет можно создать в любой стране, где производится кино. Но если страна пять лет не выдвигает фильм на «Оскар», этот комитет распускается и его нужно заново создавать и утверждать в Лос-Анджелесе. Так как Беларусь многие годы не выдвигала свои фильмы на премию Американской киноакадемии, то пришлось пройти этот путь с начала. Оскаровский комитет был создан на базе «Беларусьфильма». В него вошли только творческие работники, никаких чиновников. На «Оскар» единогласно решили отправить наш «Хрусталь», серьезных соперников у него, по сути, не было.

— Вы потратили семь лет жизни, чтобы снять свое первое кино. Но второй фильм зачастую дается труднее...

— Ну, зачем же так драматизировать? Я уверена, что у меня будет и третья, и четвертая, и пятая картина. Как любит повторять мой муж, над первым альбомом музыканты нередко работают в течение 10 лет. А потом в случае успеха второй альбом приходится выпускать уже за полгода...

Сейчас я работаю сразу с несколькими сценаристами над новыми сюжетами. Пока ни на одном не остановилась окончательно. На сей момент у меня нет, скажем так, любимого замысла. Он у меня, кстати, еще недавно был. Я хотела на автобиографическом материале снять кино на английском языке про первый год моего пребывания в Америке, когда я в 11-м классе по обмену попала в американскую школу. Но пока я в трудах и муках пробивала, а потом снимала «Хрусталь», я поняла, что выросла из того давнего замысла, как из школьного платья. Он для меня нынешней оказался мал. Мне хочется сегодня рассказывать современные истории, обращаться к серьезным социальным темам, рискованным персонажам. Посмотрим, во что это выльется.

— Когда на горизонте маячит пяток замыслов — значит, нет ни одного настоящего...

— Ну, почему же. Я на стадии подписания проекта, который обязуюсь сделать. Возможно, я его сниму в этот раз, возможно, через раз, но сниму. Это будет фильм на русском, украинском и французском языках с европейским финансированием. Он будет затрагивать болезненные темы нашей новейшей истории, я бы пока так сказала. Более подробно говорить не имею права.

— Снимая на постсоветском пространстве, не боитесь попасть под каток цензуры?

— Опасаюсь. И в Белоруссии, и в России цензура усиливается. Сегодня здесь можно запретить все что угодно. Но путем копродукции с сильными европейскими странами, мне кажется, можно оказывать давление на глубину, уровень этой цензуры. Не могу сказать, что на «Беларусьфильме» были в таком уж восторге от замысла моего «Хрусталя», в котором есть критический анализ белорусской действительности, пусть и опрокинутый в прошлое. Но за мной стояли продюсеры из России, Германии, США, и это в итоге решило дело. И потом, режиссеру важно не поддаваться самоцензуре. Мы сами, увы, знаем, о чем оговорить можно, о чем нельзя. Вкус цензуры нам знаком с детства, мы его впитали, что называется, с молоком матери.

— Как насчет планов снять кино в Америке? Там другие бюджеты, другие возможности?

— Это со временем придет, одно другому не мешает. Чем позже ты попадешь в Голливуд, тем лучше. Это огромная машина и огромный рынок. Там тебе диктуют условия, а не наоборот. У начинающего режиссера нет рычагов давления на Голливуд. Никто не торопится поддержать твой независимый проект. А если вдруг и случится вариант с авторским фильмом, то это путь такой же трудный, голодный, как и в случае с «Хрусталем». Поэтому чем больше у тебя успешных работ в Европе, тем выше шанс сделать что-то хорошее, содержательное в Голливуде. Тот материал, который мне сегодня предлагают американские продюсеры, чаще всего развлекательного свойства. А мне хочется снимать свое кино. Блокбастеры типа «Трансформеров» — точно не для меня.

— Вы видите себя только в большом кино или можете взяться за телесериал?

— Меня не пугает телевидение. Моя первая серьезная работа как режиссера была как раз на сериале «Филфак». Я делала пилот этого проекта, набирала актеров. Для меня это был важный опыт, я просидела несколько месяцев на кастинге и в итоге перестала бояться актеров, научилась с ними работать. Но пилот — это творческая работа, а съемка 8-12-16 серий — уже конвейер, завод. И это меня слегка настораживает. Но принципиальных противопоказаний для работы над сериальным кино я для себя не вижу. Это возможность глубже, разностороннее исследовать персонажей и эпоху. Для меня важно, чтобы я могла контролировать все творческие решения, как это было у меня с «Хрусталем», а не гнать метраж под диктовку телеканала.

— У вас есть кинематографические боги, у которых вы учитесь, на которых равняетесь?

— У меня есть любимые режиссеры, но я ни на кого не молюсь, не превращаю их в идолов. Вдохновляюсь — да. Но чтобы мне все в их работах безоговорочно нравилось — такого нет.

— Успеваете следить за российским кино?

— Стараюсь отсматривать фильмы российских коллег. Из последних работ сильное впечатление произвела «Война Анны» Алексея Федорченко. Это очень яркое, неожиданное высказывание на тему Холокоста. Понравилось «Лето» Кирилла Сербренникова, это мой любимый фильм нынешнего года. Нравятся работы Игоря Волошина — «Нирвана» и «Я», в них есть особая энергетика. Люблю картины Гай-Германики. Ее фильм «Все умрут, а я останусь» стал для меня в свое время откровением. Недооцененным показался мне ее пронзительный и очень женский фильм «Да и да».

Ценю работы Юрия Быкова, с которым хорошо знакома. Несколько лет назад на фестивале «Зеркало» я показывала свои короткометражки, а он представлял фильм «Майор», который меня искренне взволновал. Драматургически фильм сделан просто, но в этой простоте скрыта своя сложность. Я тоже люблю простое кино, понимая, что зрителей нельзя чересчур перегружать запутанным сюжетом или слишком заумными идеями. Это, кстати, непросто — сделать простое кино, когда ты кажешься себе такой сложной личностью. Но во всем нужна мера. Фильм Быкова «Дурак» показался мне чересчур уж простым, скроенным буквально из двух бревен. С нетерпением и надеждой жду его новый фильм «Завод».

— В вашем списке пока не прозвучала фамилия Андрея Звягинцева...

— Ну, Звягинцев это такой гигант, чего его обсуждать? Это все равно, что обсуждать Пушкина. Все уже согласились, что он современный классик. Звягинцев создал свою кинематографическую планету, на которой он автономно и свободно существует. Я люблю его «Возращение», все остальное мне менее близко. Но признаю, что это настоящее, эпическое по внутреннему наполнению кино.

— Вы живете не просто на две страны, а на два континента. Кем себя чувствуете? Белорусской американкой? Американской белорусской?

— Наверное, я американская белоруска. Или так: белоруска, которая не живет на родине. Своим домом я называю и Минск, и Нью-Йорк, хотя последние десятилетия живу там, где есть интересная работа. Где есть фильм, который снимаю или готовлюсь снимать. Люди кино — вечные странники, кочующий караван. Поиски дома — это, кстати, сквозной мотив всех моих проектов, в том числе и пока неосуществленных. И «Хрусталь», по большому, счету тоже об этом.

— Ваш американский муж, за которого вы год назад вышли замуж, бывал уже в наших краях?

— Да, был, и даже русский язык выучил.

— Его наша реальность не испугала?

— Американцы сейчас критично относятся к своей стране. У них нет идеализации своей родины, как это было еще 10 лет назад. Особенно у образованных людей из больших городов. И мой муж в этом смысле не исключение. По профессии он журналист, писатель. В последнее время мы много ездим вместе. Были недавно на фестивалях в Египте, в Лондоне. Муж ищет возможности, чтобы писать из тех стран, куда нас время от времени забрасывает судьба.

— Дарья, позволю напоследок задать личный вопрос. Вам 38 лет, и перед вами сейчас, наверное, стоит дилемма: в муках родить второй фильм или родить первого ребенка...

— Мне нужно понять, как это сделать одновременно. Я хочу и работать, и рожать детей. Надеюсь в этом вопросе на поддержку мужа и на понимание своих продюсеров.