Если советские Венеры, какими их видели художники, и были богинями, то преимущественно труда и спорта — таков смысл выставки, открывающейся в МВЦ «Рабочий и колхозница».
Выставку «Венера советская», приехавшую в Москву под эгидой проекта «Русский музей на площадках МВО «Манеж», можно назвать вторым изданием весьма успешной арт-идеи: впервые она была реализована в 2007 году, когда Русский музей решил таким образом отметить 90-летие революции 1917-го. Обратившись к постоянной экспозиции и запасникам, а также призвав на помощь частных коллекционеров, организаторы представили публике более 120 работ, воспевающих, как правило, комсомолок и спортсменок и гораздо реже — красавиц.
Мускулистые торсы и мужественные лица тружениц, ударниц и первопроходчиц манили зрителя XXI века загадкой: как, ведь в СССР секса не было! Интригу авторы проекта закрутили беспроигрышно, чем и объясняется «второе издание» выставки, на сей раз приуроченное к столь же весомой (как к ней ни относись) дате — 90-летию образования СССР. Пять месяцев экспозиция обитала в родных стенах Русского музея и вот теперь перебралась в павильон — пьедестал непревзойденного мухинского скульптурного дуэта, который в определенной степени тоже можно было бы причислить к экспонатам этого проекта.
Траектория экспозиции выверена почти с математической точностью: переход от роскошно-барочной кустодиевской «Купальщицы» (1921) к целомудренно-непорочной, несмотря на сползающие плавки, барышне, запечатленной Александром Самохваловым на картине «После кросса» (1934-1935), а от нее к монструозной «Обнаженной с белой драпировкой» Владимира Малагиса (около 1940) — это формула «идеологической» трансформации природного женского начала. Тем интереснее потом неожиданно наталкиваться на полотна, даже в самые идеологически «правильные» годы разрушающие эту логику — вроде загадочной «Ночи» Александра Дейнеки (1935), отказавшегося драпировать обнаженную натуру в идейно-нравственный сюжет. И, увидев подобное, облегченно вздохнуть: оставаться Женщиной в стране по имени СССР было сложно, но — возможно.
