Первые показы нового фильма прославленного режиссера вызывают ожесточенные дискуссии
К фильму «Солнечный удар» Никита Михалков шел почти 40 лет. Подавал заявку еще молодым режиссером, но тогда Бунин был у киночиновников не в чести, да и сам Михалков доподлинно не знал, как перевести ажурную, кружевную прозу нобелевского лауреата на язык кино. Не зря, по собственному признанию Никиты Сергеевича, он 11 раз переписывал одноименный рассказ от руки, чтобы понять магию, волшебство прозрачной бунинской строки.
В перестройку читающей публике стали известны не публиковавшиеся ранее «Окаянные дни». Так у Михалкова постепенно созрела идея соединить две разные литературные стихии — 10-страничный шедевр бунинской лирической прозы «Солнечный удар» и прокаленный болью и гневом дневник писателя, в котором тот вынес суровый приговор большевизму. Затея скрестить ежа и ужа — в данном случае рассказ о внезапной, как солнечный удар, любви между безымянным поручиком (Мартинс Калита) и прелестной незнакомкой (Виктория Соловьева) и гневную, харкающую языком улицы публицистику об ужасах красного террора — оказалась, на мой вкус, не очень удачной. Трехчасовое эпическое полотно не обрело бунинского «легкого дыхания», а получилось тяжеловесным, рыхлым, драматургически несобранным, изобилующим проходными, необязательными сценами. И в итоге не дающим ответа на мучающий Михалкова и главного героя, того самого поручика, а потом белого офицера, сдавшегося в плен красным, вопрос: как такое могло произойти, почему случились революция и гражданская война, почему историческая Россия, как Атлантида, ушла на дно?
Во времена первых «Утомленных солнцем» Михалков, помнится, с иронией отзывался о режиссерах, которые «уснули красными, а проснулись трехцветными». Теперь и он, автор фильмов «Свой среди чужих, чужой среди своих», «Раба любви», овеянных романтикой революции, стал убежденным противником красной идеи, стал «трехцветным». С кем не бывает, спишем это на художническую эволюцию мастера. Вот только вместо исторического объема, которым покоряли «Утомленные солнцем», где у красного комдива Котова была своя трагедия и своя правда, в «Солнечном ударе» красные стали однокрасочными злодеями во главе со злобной, карикатурно обрисованной комиссаршей Розалией Землячкой, которая отдает бесчеловечный приказ потопить баржу с пленными белогвардейцами.
А белые — те в буквальном смысле слова стали у Михалкова белыми и пушистыми, как будто они не участвовали в «белом терроре» и не творили свои зверства, которые, помнится, тайно снимал в «Рабе любви» красный подпольщик, кинооператор Потоцкий в романтическом исполнении Родиона Нахапетова. То есть знаки по сравнению с советской порой умудренный жизнью Никита Михалков просто поменял с точностью до наоборот.
В соответствии с этой установкой на экране предстает и «Россия, которую мы потеряли». Действие мирной, светоносной части фильма происходит в 1907 году. То есть всего два года спустя после начала первой русской революции, ставшей грозным предостережением для страны и власти. А Россия у Михалкова на экране — лубочная, пряничная. Медные самовары и умывальники ярко начищены, горничные и половые опрятно одеты, разноцветная икра мерцает в тонкой посуде, белый пароход сияет свежей краской, в каютах пахнет хорошими духами и табаком, поручик молод и свеж, незнакомка обольстительна и прекрасна.
В праздничной России Михалкова нет вагонов и палуб третьего класса, нет вони и мазута машинного отделения, в уездных гостиницах не водятся клопы и тараканы, на рынке не витают запахи дегтя и навоза, которые не гнушался описывать Бунин. И можно было бы в эту экранную Россию поверить, если бы, скажем, политически не ангажированный Чехов не оставил нам в наследство страшные рассказы «Мужики» и «В овраге» о вырождении русской деревни. Если бы о кричащих проблемах русской армии не поведал Александр Куприн в «Поединке», «Дознании» и «Штабс-капитане Рыбникове». Если бы он же не написал о нечеловеческих условиях труда рабочего люда в «Молохе». Если бы сам Бунин не создал свои пророческие произведения о гибели деревни и вырождении дворянства — повести «Деревня», «Суходол» и многочисленные рассказы на сходную тему.
Но никаких социальных язв в тогдашнем устройстве России, в положении простого народа, никакой ответственности царской власти за случившееся Никита Михалков, монархист по убеждениям, и его главный герой, вертопрах по натуре, не видят. А устами одного из персонажей, белого офицера, авторы фильма клеймят во всех бедах: великую русскую литературу, в особенности почему-то Некрасова. Это она-де сеяла смуту, развращала народ мыслями о свободе, неустанно критиковала власть. Это доморощенные ученые-дарвинисты, усомнившиеся в божественном происхождении человека, низвели людей до обезьяньего уровня, а страну — до безбожия и гибели, намекает в другом месте Михалков. Это подстрекательские теории о труде и капитале, пришедшие из Европы, подорвали духовное здоровье нации...
Вот такие простые ответы на сложные исторические вопросы дает в своем фильме Михалков. И вместо «Солнечного удара» на экране получается, как мне кажется, форменное солнечное затмение.
Виктор Мережко, драматург, кинорежиссер
— «Солнечный удар» — это фильм-размышление, в котором назидательной интонации нет и в помине, зритель имеет возможность, наблюдая за героями, за тем, как развиваются события, делать свои собственные выводы. Заслуга Михалкова в том, что он создал такую картину, которая не отпускает зрителя сразу после ее просмотра. Это то самое настоящее искусство, которое остается с тобой еще долгое время после непосредственного впечатления. На основе такого сложного материала, каким является удивительно нежный, прозрачный, почти призрачный рассказ «Солнечный удар», и резких, публицистичных записок «Окаянные дни» Михалкову удалось создать невероятной силы образы. Впечатление от картины усиливается еще и потому, что режиссер не делит героев на плохих и хороших. Каждый из них проживает свою собственную жизнь, их столкновения, сам ход событий приводят в конце концов к финалу. Михалков никого не клеймит — он описывает судьбы. При этом каждый зритель при желании может почувствовать себя в шкуре каждого из героев, как бы примерить на себя их выбор. Убежден, что такой беспристрастный подход обеспечит фильму успех.