...Аккуратный скверик слева, если ехать по главной улице станицы, которую когда-то обжили казаки. В скверике гранитный памятник: классик задумчиво взирает на посетителей, а за ним - большой деревянный дом с навесом. Над входом портрет Льва Николаевича, очень похожего на какого-нибудь абрека. Но такой образ чеченскому художнику, который рисовал писателя, видимо, был ближе и понятнее. И выцветшая вывеска: "Литературно-этнографический музей Л.Н. Толстого". График работы: начало - в 9.00, конец - в 17.00. Выходные - воскресенье и понедельник.
- Да какой там график, - машет рукой Хусайн Хасуевич. - У меня еще ни разу отпуска не было, а я в музее с 1985 года. И выходные - это все так! Я каждый день здесь.
А день на день, судя по всему, не приходился...
- При Масхадове, - рассказывает страж реликвий, - когда республикой правили ваххабиты, музей вообще вычеркнули из системы государственной поддержки. Заместитель министра культуры по религии тогда прямо говорил: "Зачем нам русский музей?" Зарплату перестали платить. Четыре года ничего не получали. Но экспозицию ни я, ни супруга Хайснат, ни сестра Хэди, ни мои дети не бросили. А жили страшно бедно. Домой придешь: "Дада, кушать хочется. Мы босые..." Вся станица, - продолжает вспоминать мой собеседник, - в 1993 - 1994 годах голодала. И вся станица грабила проходящие поезда на Баку, Махачкалу. Из Дагестана, скажем, везли железной дорогой овец на летние пастбища, а потом обратно. Тоже добыча. Этим промыслом селяне и жили - чего скрывать... Я собрал сыновей - Салавди (он сейчас научный сотрудник музея) и Адама (он смотритель) - и сказал, чтобы никаких набегов на железную дорогу! Лучше с голоду умрем! Как мы можем подвести Толстого?!
И не подвели младшие и старшие Загибовы глыбу мировой литературы. Музей работал. Люди его оберегали вполне совестливые. И пускали посетителей бесплатно. Хотя еще в советское время существовали свои музейные расценки: 5 копеек с детей и гривенник с взрослых.
- А боевики заявлялись к вам?
- Приходили. С автоматами, гранатометами. Им было интересно. Молча послушают экскурсию, посмотрят. Ни о чем не спрашивали. Но я видел: с другими глазами они из музея выходили. Добрее что ли становились. А грабить в те годы нас, конечно, пытались. Помню, ночью сторожу и слышу - шорох за воротами. Понял: подбираются к музею. Видишь, вон за те сараи двое и зашли. Я за ними побежал, хотел схватить. Хотя даже ножа с собой не было. А один из грабителей стал стрелять из пистолета.
Кричу Салавди: "Тащи автомат!" Он все понял и в ответ: "А гранаты нести?!" - "Бери, сын, все, что есть!"
Памятник писателю (он, между прочим, единственный в республике) краской как-то облили. Шантрапа... Был тут у нас один. Все кричал: "Надо памятник снести, музей закрыть". Я тогда сказал: "Пусть только подойдет - буду стрелять прямо в его поганый рот.
1995 - 1996 годы. Самое страшное время. Света нет, холод. Буржуйку топили, чтобы музей обогреть. Салавди дрова заготавливал. Тогда я здоровье и потерял. Воры в музей прорвались все-таки. Следили, видимо, за нами несколько дней... Прихожу, а входные двери настежь. Воров уже и след простыл. Пропали две дорогие старинные казачьи шашки и кремневое ружье - все XIX века. Мне так нехорошо стало. А экспонаты дорогие. Шашки - по 30 тысяч долларов каждая, ружье - 6 тысяч. Я срочно к братьям пошел - их у меня трое. Договорились на время попрятать по домам экспонаты. Грабителей потом поймали в Хасавюрте, дагестанцами оказались. Судили. Но не за грабеж, а за ношение оружия. А экспонаты в хасавюртовском РОВД так и остались.
- Вы могли вообще закрыть музей. Все-таки война...
- Как закрыть? Я же музей на своем горбу поднимал. Ты вот знаешь, что в этом здании сначала школа была, которую построили еще в царское время на деньги казаков? И по их просьбе ей в 1914 году, первой в России, было присвоено звание имени Толстого... И смысл музея, как я это чувствую, чтобы чеченцы и русские были вместе. Понимаешь? Толстой - как бы связующее звено. И это все время сидело в голове. Все время.
Приезжал к нам в прошлом году праправнук писателя - Владимир Ильич Толстой, директор музея в Ясной Поляне. Посмотри, что он написал в "Книге отзывов": "Я испытываю чувство глубочайшей благодарности и восхищения мужеством Х.Загибова и его семьи в самые тяжелые и трагические времена, сохранивших музей моего пра-прадеда".
И потом, столько значимых событий в жизни Льва Николаевича произошло именно у нас! В Старогладковской и родился великий писатель. Ведь свою первую повесть "Детство" Толстой в нашем селе написал. И отправил ее в Санкт-Петербург, в журнал "Современник" Некрасову. Правда, ее перед этим переписал (у самого Толстого был ужасный почерк) его друг прапорщик Буемский. Толстой не подписался, поставил в конце две буквы "Л.Т.". Некрасов в середине августа 1852 года прислал в Старогладковскую письмо: "Я прочитал вашу рукопись. Она настолько интересна, что я ее напечатаю... Еще я советовал бы вам не прикрываться буквами, а начать печататься прямо со своей фамилией. Если только вы не случайный гость в литературе".
Правда, вышла повесть в "Современнике" под другим заголовком - "История моего детства", что начинающего писателя возмутило. Как и правки, которые внес Некрасов. Да и гонорар редактор не выплатил. А Лев Николаевич испытывал тогда страшную материальную нужду. Продул в Горячеводске в карты 500 рублей, которые отыграл потом его друг Садо Мисирбиев. Кстати, Лев Николаевич записывал со слов Садо чеченские песни. И это были первые в истории записи нашего фольклора.
Директор начинает напевать дошедшие благодаря классику куплеты: "Пуля, ты несешь смерть, но не моей ли служанкой ты была? Земля, ты примешь меня мертвого, но не тебя ли я топтал копытами своего коня?.."
- Но вскоре, - продолжает Хусайн Хасуевич, - Толстой написал в станице и свое первое военное произведение - "Набег, рассказ волонтера". Подписывался отныне полностью.
- А что вас самого в писателе привлекает?
- Его философия ненасилия, любви к ближнему. И я все время против грабежей выступал, воровства, убийств. Детей так учил... И Лев Николаевич, - добавляет от себя Салавди, - никогда нас не называл бандитами. Показывал чеченцев гостеприимными, мужественными. В том же хотя бы "Хаджи-Мурате", моем самом любимом произведении писателя. И я хочу быть похожим на Льва Николаевича.
Салавди был очень серьезен, когда так говорил.
- Сам Толстой, - продолжает старший Загибов, - пришел к этим миротворческим взглядам, уверен, именно здесь, в Чечне, когда жил в нашей станице. Кстати, чтобы ты знал, такие идеи непротивления злу насилием еще раньше высказывал Кунта-Хаджи Кишиев, известный чеченский духовный учитель. Он даже во времена Шамиля призывал прекратить войну. Его идеи великий писатель, говорят, и воспринял. Наши современные литераторы Сайсан Нунуев, Марьям Вахидова, например, так считают. Хотя я думаю, что можно говорить лишь о сходстве взглядов. Более того, полагают, что Толстой принял благодаря Кишиеву ислам. И в это я не верю. С Кунтой Лев Николаевич и не встречался. Марьям еще дальше пошла. Утверждает, что писатель - внебрачный сын героя войны с Наполеоном генерала Александра Чеченского. Ну совсем сказки!
- Как сказать, - вступает в полемику присутствующий при разговоре генеральный директор Национального музея Ваха Асталов. - Нет документов, подтверждающих дворянское происхождение Льва Николаевича. У его братьев такие имеются. У него - нет.
- Я об этом ничего не знаю, - качает головой Хусайн Хасуевич. - Но это все так или иначе говорит о любви чеченцев к Толстому. А кто не хочет быть родственником такого человека? Мне ясно одно: благодаря писателю и живет Старогладковская. В 1980 году наш музей получил государственный статус. Было принято на этот счет постановление правительства Чечено-Ингушской АССР. И в соответствии с ним в станице построили клуб, гостиницу, совхозную контору, детский сад, кафе и дороги. Обязательно, если свадьба, кортеж останавливается у музея.
Сам Лев Николаевич снимал в самом центре станицы квартиру. Точно известно когда. С 30 мая 1851 года по 19 января 1854 года. Он служил в это время в войсках артиллеристом, фейерверкером.
Дом тот, правда, не сохранился. Легенды в станице разные ходят... В 60-е годы прошлого столетия жили у нас две сестры-старушки. Рассказывали, что Толстой (а было ему тогда немногим больше двадцати лет) любил их прабабушку Зинаиду. Но детей у Льва Николавеича здесь не было. А Зинаида, видимо, и стала прототипом Марьяны из повести "Казаки". Напечатав ее, Толстой, между прочим, записал в дневнике: "Эпический род мне становится один естественен". Началось создание "Войны и мира".
Ходил Лев Николаевич в гости к деду Ерошке. Тот жил недалеко от того места, где сейчас музей. Они вместе охотились. Ерошка тоже фигурирует в "Казаках".
- Не смущает, что Толстой воевал против чеченцев, участвовал здесь в тринадцати военных походах?
- Но не убивал, - уверяет меня директор музея. - Первый раз, хотя и вызвался идти в поход добровольно, оружия не взял. И главное, стал пацифистом. Воевал, конечно, достойно. По дороге из Чечни в Россию писатель узнал, что пришло высочайшее распоряжение. "Известно и ведомо да будет каждому, что мы графа Льва Толстого... за оказанную его в службе ревность и прилежность в наши Артиллерийские Прапорщики назначаем..."
- А я вот что скажу... - вступает в беседу, услышав наш разговор, Муса Нацаев, начальник дистанции пути из Гудермеса. Вместе со своими коллегами-железнодорожниками Анзором Талхитовым, Вахитом Хамзаевым и Мусой Айтукаевым он специально приехал в гости к Толстому. - Была своя эпоха, своя система. Вот война только закончилась. Ну и что, мы же всех русских не ненавидим... Я еще своим предложил, съездим-ка в Старогладковскую, посмотрим, у какого окошка Марьяна сидела...
- В 1999 году, когда началась очередная война, - продолжает свою мысль директор, - я собрал всех местных стариков и сказал так. Наша станица будет следовать наставлениям Толстого и Ахмата Кадырова. Мир и никакой войны с Россией. Меня послушали. Выгнали из селения эмиссаров Масхадова и ваххабитов и начали переговоры с федералами. Я их сам вел вместе с учительницей французского языка Татьяной Горбачевой и братьями Джалилом и Алибеком Хутаевыми. Вышли на командующего группировкой. Была грандиозная встреча 10 ноября 1999 года. Приехали Казанцев, Трошев... Войны у нас не было... И опять спасибо Толстому.
- Каков ваш заработок, если не секрет, Хусайн?
- На руки получаю 5100. А на одни таблетки от давления и сердца истратил только в июле три тысячи. У остальных сотрудников музея зарплата 1200 - 1300 рублей. Это все моя семья. Как выживаем? Своим подсобным хозяйством. Пять дойных коров, пчелы... А что? Лев Николаевич на земле тоже любил трудиться.