- Ты когда к маме приедешь?
- А что случилось? Наши заняли Москву, Кальтенбруннер женился на еврейке?
В субботу киновед желает валяться с книгой под воркующий телевизор.
- Она собралась в дом для престарелых. Соседка звонила. Свинство какое-то...
"Свинство" - это уже о сетре-киноведе. Но ведь как посмотреть. Вот она одинокая, а толку? Каждую минуту всем должна.
- Объясни ей, что богадельня - это не лагерь "Артек". А хамство, нищета и безумие.
- Объясни сама, у тебя хорошо получается!
- Актриса погорелого театра, вот она кто, - в сердцах произносит киновед.
Тетя Лена не актриса, хотя многие так и думают. Они обращаются к ней "Елена Семеновна", а у нее и в паспорте записано - Лена, как река. Так что это не дань моде, когда взрослые тетеньки зовутся Машами, Виками, Дунями. Невольное попадание в стиль мне нравится. И ее остроумие, когда она в ударе. А она всегда в ударе, если есть публика, и особенно, если обе ее "девочки" рядом. День и ночь. Белоснежка и Краснозорька. Еще нравится, что тетя Лена всю жизнь держит один вес - бараний. Что ее узкие, точеные ладони зимой не мерзнут без перчаток, а такие же точеные ступни не натираются ни чужими стоптанными тапками, ни модельными туфлями дочерей. Поэтому они ей и перепадают. Покупают для себя, но через пару ходок им жмет, либо каблук высок, либо наступать жестко.
Если с утра в субботу звонит телефон - это тетя Лена. Если я нарочно не подхожу, а он настырно продолжает звонить - точно тетя Лена. А отвечу - почувствую себя мизераблем: так она искренно возликует, так трогательно начнет рассыпаться в извинениях. Хотя я-то ведь тоже уже большая девочка и у меня свои планы. Так что насчет актрисы погорелого театра... Но без меня там никак, я у них вроде громоотвода. С Краснозорькой насчет свинства тоже согласна - что называется, и ты прав, Абрам. Свинства хватает. Мать овдовела, ей одиноко, нужно внимание - сколько ей осталось?..
- Она еще всех нас переживет, - говорит Белоснежка.
- Пусть живет вечно! - яростно огрызается Краснозорька.
Старшая к младшей относится иронично: "Трижды замужем, и всякий раз удачно". Последний - шаман, то ли якут, то ли бурят. Мотаются вместе на Тибет, как наши предки в Коктебель. Еще и пытается передать свой опыт. Старшая шипит:
- Оставь эту чушь! Береги силы.
Намек, что будут, конечно, еще увлечения.
Краснозорька над Белоснежкой тоже иронизирует: ее, говорит, замуж IQ не пускает, и ребенка родить лень.
Тетя Лена сама как ртуть и в душе с ней согласна. "Мы что, впервые замужем?!" - смеется она и упирает сухонькие кулачки в точеные бока. Но у нее - тонкий момент: "все было, как у людей". Первый муж, любимый и ненаглядный, погиб. Второй был много старше, сдувал пылинки. Прожили тридцать лет. Потом черт попутал - вышла в третий раз. Через год сказала смущенно: "Ну ошиблась..."
- Правильно! - поддержала Краснозорька. - Нам такое не надь. На фиг он сдался, лапотник!
- Может, мам, тебя в санаторий отправить? - спрашивает Белоснежка. - Познакомишься там с кем-нибудь...
"Это чтобы мама не у нее жила, пока я на Тибете. И с собакой маминой гулять лень, - думает Краснозорька. - Ну эгоистка..."
- Зачем для этого санаторий? - изумляется мать. - Я могу и в трамвае познакомиться. Только вы не ссорьтесь, живите дружно.
- Еще скажи, чтоб войны не было.
Потом они полдня убирают квартиру, сортируют наряды, пекут пироги, хохочут над старыми фотографиями, вывалившимися из какой-то книги, и предаются воспоминаниям. В них много места занимает Белоснежкин отец, наш первый муж. И Краснозорькин родитель не забыт. Да и Лапотник, как выясняется, тоже был прикольный. По-своему.
"Как я могла родить таких умных, красивых девочек", - поражается тетя Лена.
"Как глупо устроена жизнь", - думает Белоснежка, глядя на мать.
"Жалко их обеих, - размышляет Краснозорька. - Им бы на Тибет!"