30 лет назад ушла из жизни русская муза Сальвадора Дали
Первым из советских людей, а возможно, и последним отужинал с Сальвадором Дали Евгений Евтушенко. Жена «мага», русская эмигрантка «родом не то из Перловки, не то из Мытищ», называла супруга богом и повторяла, что гений выше национальности.
На первое свидание с ней (знаменитая Гала, Елена Дмитриевна Дьяконова, была старше Дали на 12 лет) Дали явился, намазавшись козьим пометом, вываренным в рыбьем клее, а заодно выбрив подмышки и выкрасив их в синий цвет. Почуяв аромат козьего помета, Гала погладила его по слипшимся от помады волосам и сказала: «Бедный мальчик! Мы никогда не расстанемся с тобой!»
За это Дали обожествил ее в картине «Мадонна
Эскиз этой картины Дали отправлял для одобрения римскому папе. Всерьез или для рекламы — кто знает. Но в искусстве он считал себя спасителем от чумы абстракционизма.
«Да, я действительно считаю себя спасителем современного искусства, ибо я один способен возвысить, объединить и с царской пышностью и красотою примирить с разумом все революционные эксперименты современности, следуя великой классической традиции реализма и мистицизма, этой высочайшей и почетнейшей миссии, выпавшей на долю Испании».
«Техника моя достигла такого совершенства, что я даже в мыслях не могу допустить такой нелепости, как собственная смерть».
Дали сравнивал свои усы с носорожьим рогом, уверял, что придает им стройность, подкручивая их сладкими после фиников пальцами, а главное — они, в отличие от унылых моржовых усов его мимолетного кумира Фридриха Ницше, были всегда устремлены к солнцу. «Я никогда не уступал смерти!»
Но жизнь не перепаясничаешь. В начале 1982 года его
Писать великий маг уже давно не мог — он был так слаб, что его переносили с места на место слуга и горничная. Через несколько лет пронесся слух, что беспомощный художник получил ожоги во время пожара, может быть, даже
Чтобы победить абстракционистов — «тех, кто ни во что не верит», — ему требовались только деньги, здоровье и Гала. Но ему не удалось победить ни абстракционистов, ни того нескончаемого цунами шарлатанства, которое почти уже поглотило современную живопись. Простимся же с этой причудливой судьбой, трагической, как всякая человеческая судьба, — «всю жизнь моей навязчивой идеей была боль, которую я писал бессчетно». Кажется, его Гала и впрямь была единственным в мире существом, кого он любил без выкрутасов, с кем он забывал о своей мучительной навязчивой идее.