По мнению писателя Максима Кантора, обилие премий в сфере искусства не является признаком его качества
Максим Кантор — внук, сын и отец историков. Изучение истории стало призванием его семьи еще сто лет назад, но сам Кантор стал публицистом и художником. Его картины есть в собраниях Третьяковской галереи и Британского музея, но уже второй раз он обращается к истории. Его новый роман «Красный свет», своеобразное исследование нацизма и сталинизма, уже вошел в шорт-лист премии «Национальный бестселлер» и длинный список «Большой книги».
— Красный — свет опасности. Обычный человек бежит от него, а вы решили препарировать эту опасность. Хотите разобраться, как все было на самом деле?
— Одна из задач романа — представить сегодняшний день фрагментом большой трагической эпопеи. Противостояние консерваторов и либералов, охранителей и просветителей не имеет никакого смысла, если не рассматривать его в контексте российской, европейской и христианской истории в целом. Поверхностные знания, выдаваемые за понимание истории, возвращаются к нам полной сумятицей в головах. Так было в 1905, 1917, 1993 годах и в
— Нежелание знать историю — откуда оно?
— Кто владеет прошлым, владеет настоящим. Правило Джорджа Оруэлла работает при любом политическом режиме. Мы сменили одну идеологию на другую, но картина мира не стала объективнее. Любой режим пытается переписать историю — так легче управлять своим населением.
— Значит, ваши читатели — это люди, которые хотят знать?
— Разобраться. Людей дурили при советской власти, а когда они вроде бы пробудились от спячки, их начали дурить снова. Почему произошла революция? Пришли варвары-большевики и разрушили прекрасную Россию? А откуда на эту прекрасную Россию свалилась Первая мировая? Сначала врала красная идеология, потом — белая. Мы до сих пор спорим, сколько людей погибло в Великой Отечественной войне или во время сталинских репрессий. Говорят, что подсчитать точно нельзя. Неправда! Есть метрики рождаемости, церковно-приходские книги. Только сейчас мы подходим к более реальным цифрам: от Ленина до Хрущева через лагеря прошло 17 млн человек, погибло — 4, столько же, сколько за 4 года войны сгинуло в немецком плену. Но точные цифры многие не хотят знать: оперировать общими словами, такими как «тоталитаризм» и «репрессии», проще и спокойнее.
— Люди не любят, когда нарушают их покой.
— Их можно понять. Но покой уже нарушен: здание, сложенное из кирпичиков-мифов, накренилось само. В застойные времена многим не хотелось трогать его, и оснований для этого было больше, чем сегодня. Да, квартира тесная, колбаса фиговая, очередь за кофе, но все знали — бомбы на голову точно не посыплются. Сегодня эти системы противовесов разрушены. Когда победили в войне, было понятно, ради чего погибло столько людей. Но во имя чего рассыпали страну, если демократия оказалась такой? Само понятие неплохое, но надо разобраться, что оно теперь означает. Что я и пытаюсь сделать.
— Дебаты вокруг единого учебника истории для школ становятся все жарче. Можно ли сегодня взвешенно и непредвзято рассказать детям историю их родины, если взрослые пока такой взгляд не выработали?
— Говорить о плюрализме мнений относительно истории — дилетантство, продиктованное невежеством. Плюрализм может быть основан лишь на полном базовом знании. Константинополь взяли крестоносцы, битву при Павии Франциск I проиграл. У нас историческую истину все время пытаются заменить идеологией. А нужны факты, нужно создать летопись без идеологической примеси. Чтобы никому в голову не пришло сказать, что у военачальника Власова была «своя правда», несмотря на то что он сотрудничал с Гитлером. Единый учебник, конечно, не панацея, но он станет каркасом, который может помочь остановить распад общества.
— Вы к литературным премиям относитесь более чем скептически. А читатель может на них ориентироваться?
— Никакого отношения к литературе премиальная система не имеет. Во всем мире премии служат для гальванизации потребительского спроса. В России семь литературных премий. Но зачем они? Разве у нас создают семь хороших романов в год? В изобразительном искусстве та же система: сегодня биеннале в Венеции, завтра «Манифеста» в Касселе. В год проходит порядка 20 смотров искусства. Но разве много художников, пишущих хорошие картины? Десятая доля процента. Но велика пестрая толпа желающих приобщиться к гламуру.
— Как не поддаться гламурному ажиотажу?
— Начинать свое образование не с крыши, не с рекомендаций кураторов, а с фундамента — с греков, с истории, с философии, с Шекспира, Микеланджело, Толстого. Когда фундамент прочен, фальшивые кирпичи не понадобятся. Если на неподготовленного молодого художника обрушится информация от прощелыг, ведающих, например, Московской биеннале, то юноша заблудится даже не в трех, а в одной сосне: у него же нет никаких критериев оценки. Эти люди называют себя искусствоведами, но по сути это менеджеры. Художник как таковой уже не нужен: его творчество не должно поколебать авторитет всех этих кураторов и менеджеров. Так что обилие премий и биеннале только фиксирует застой в искусстве.