- Павел Федорович, что побудило вас скрупулезно заняться биографией маршала Василевского? Ведь о нем столько написано, вышел объемный том его мемуаров "Дело всей жизни"...
- Вот в них-то как раз очень много недосказанного. Это я понял после личной встречи с Василевским в мае 1970 года. Тогда группа земляков известного полководца приехала к нему на подмосковную дачу. Александр Михайлович с интересом рассматривал привезенные нами фотографии Кинешмы. Снимки разбередили душу Василевского, и он с грустью признался нам: "Ночами, знаете, частенько путешествую по дорожкам и тропкам детства. Родные места - заповедны для души, к старости притягательны особо. Жалею, что после войны только раз и смог побывать на родине - дела не отпускали".
Хотя та встреча длилась несколько часов, мы не смогли узнать, что же так тяготило Александра Михайловича. Ответ на этот вопрос я стал искать у многочисленных родственников маршала, которые проживали и в Ивановской области. И понял: нет, не только высокая служба и занятость разлучили его с отчим краем. Во многом причиной тому - происхождение Василевского. Вот что поведал мне Герой Советского Союза Иван Петрович Горбачев, провожавший маршала в последний путь:
- Как тогда водилось, траурную речь подготовили в обкоме партии, а "стыковали" в отделе ЦК КПСС. Сидел я у стола заведующего. Смотрю, чуть ли не под моим правым локтем лежит выцветшая папка - "Личное дело Василевского А.М.". Не удержался, говорю: сколько хорошего человек сделал, а папочка не толстая... "Не в толщине суть, - ответил заведующий. - Хотите, покажу, как прежде характеристики писали. И зачитал характеристику на Василевского, написанную обыкновенным школьным пером. Слова сочные, формулировки энергичные..."
Предполагаю, хранится в том личном деле маршала (куда ей деться!) и автобиография, в которой он писал, что отец - священнослужитель, мать тоже из духовного сословия, что связь с ними он порвал с 1926 года и без малого два десятилетия даже не переписывался. По признанию самого Василевского, он боялся поставить крест на собственной карьере. Маршал не любил говорить на эту очень болезненную для него тему и в своих мемуарах упоминает о ней вскользь. Между тем из бесед с сестрой Василевского Верой Михайловной Карачевой, его любимой теткой Елизаветой Александровной Грибковой, племянниками Валерием и Наркиссом Евхаритскими я понял: Александр Михайлович глубоко переживал разрыв с родителями и до конца жизни не мог простить себе этого. Ведь он даже на похороны матери в 1939 году не приезжал. Да ему, как сказала мне Вера Михайловна, не стали и сообщать об этом.
- Но есть снимок 1948 года, на котором полководец в военной форме стоит рядом со своим отцом... Значит ли это, что их отношения наладились?
- Первая после размолвки встреча отца с сыном состоялась в 1946 году. Тогда Василевский собирался было съездить на родину. Но Сталин сказал: "Начальнику Генерального штаба разъезжать по личным делам некогда. Посылайте за родными самолет. Если потребуется, железная дорога предоставит вагон". Вот маршал и поручил своему адъютанту привезти родных на подмосковную дачу. Приехали сестры Елена и Вера, отец Михаил Александрович. Было ему тогда уже 80 лет. Как рассказывала мне Вера Михайловна, отец и сын долго стояли, обнявшись. Александр Михайлович предложил отцу остаться жить у него. Но Василевский-старший отказался и вернулся в Кинешму. Потом он еще несколько раз приезжал к сыну. Тогда, вероятно, и был сделан этот любительский снимок. Даже на нем видно, как напряжены взгляды отца и сына. Один, видимо, так и не простил обиды, другой чувствовал это, но вину искупить не мог...
Правда, один раз отец все же воспользовался славой своего сына. На склоне лет Михаил Александрович приехал погостить к своей дочери в Плес. И захотелось ему посмотреть на этот чудный городок в бинокль с высоты горы. Этот поступок старика с окладистой бородой показался блюстителям порядка подозрительным. И они доставили Василевского-старшего в отделение милиции. Стали выяснять, кто таков. Беседа смахивала на допрос. Документов у старика не было, а вел себя ершисто. Видя, что ему не верят, Михаил Александрович предложил дежурному офицеру позвонить маршалу Василевскому. Мол, он вам и объяснит, кого задержали. Только после этого до милиционеров дошло, кто же в самом деле сидит перед ними. Очень извинялись...
А в Кинешме маршал все же побывал, в 1956 году. Отца уже не было в живых. Но ни его могилу, ни могилу своей матери Василевский так и не проведал. Не пошел и к родной сестре Екатерине Михайловне, одиноко доживавшей свой век в Кинешме. Постоял у своего бронзового бюста и вернулся на корабль.
Думается, эту вину Александра Михайловича в какой-то мере искупил его сын, генерал-лейтенант авиации Юрий Александрович. Он приехал на родину отца на открытие памятника павшим в Великой Отечественной войне. Тогда я услышал от него: "Надумал в свои семьдесят креститься, обязательно в дедушкиной церкви". Крещение в Вознесенской церкви, однако, не состоялось: разрушенные стены только-только восстановили, внутри было пусто и голо. И все же от своего намерения старший сын маршала не отказался: крестился на другой день в Воскресенской церкви, что стоит возле шоссе Иваново - Плес.
- В мемуарах Василевского нет ни слова о 37-м годе. Из бесед с родственниками вам удалось что-то узнать об этом периоде жизни Александра Михайловича?
- На обратном пути после встречи на даче я не удержался и спросил порученца маршала - полковника Михаила Ивановича Сорокина: "Как уцелел Василевский в годы массовых репрессий?" Думал, полковник промолчит или уйдет от прямого ответа. Но он сказал: "Тучи сгущались и над головой Александра Михайловича. Но нашелся доброжелатель среди чекистов - предупредил... Василевский - к Шапошникову, с которым были дружны. Шапошников пошел к Сталину и решительно воспротивился наговорам на своего ученика. Тем все и кончилось".
Правда, племянник Александра Михайловича Наркисс Евхаритский объяснял мне ту же историю по-другому: "Полковник Сорокин мог и не знать, при каких обстоятельствах Шапошников спас дядю Шуру. А может, и знал, да не хотел говорить... Но версия, что кто-то предупредил Александра Михайловича о готовящемся аресте, доверия не вызывает. Такие смельчаки были редки. Дядя Шура, скорее всего, в застенках побывал. Однажды Шапошников позвонил его жене Екатерине Васильевне и спросил, где муж. "Уехал на работу". Однако в Генштаб Василевский не явился и назавтра. Тогда Борис Михайлович пошел к Сталину..."
Где три дня пропадал Василевский, так и остается загадкой. А сын маршала Игорь Александрович в нашей беседе заметил: "Что там предвоенные годы. Летом сорок третьего, уже после победной Орловско-Курской битвы, отец как-то сказал: "Не знаю, что ждет меня завтра"... Не фронт, где смерть непредсказуема, имел он в виду".
- Как вы думаете, почему Василевский о многом умалчивал?
- Ответ на поверхности: о личной жизни больших людей писать откровенно не полагалось, чтобы ненароком не обнажить червоточины в тех самых "корнях". Акцент делался на заслугах перед партией, народом, Советской властью. Вероятно, это мучило и самого Василевского. Во всяком случае, доподлинно известно, что после выхода мемуаров он подготовил новую рукопись. Вот как об этом рассказал мне уже его племянник Валерий Евхаритский: "Я в очередной и, как оказалось, в последний раз приехал к дяде на дачу в Архангельское. Он достал из сейфа толстую пачку бумаг и сказал: "Это новая моя книжка. Только что переписал набело". Я буквально проглотил написанное. В отличие от мемуаров, дядя писал раскованно, откровенно. В сегодняшнем понимании изложил события начала войны, шире раскрыл роль Ставки, строже оценил деятельность Сталина. Если бы книга дошла до массового читателя, мнение о Василевском как закоренелом сталинисте пошатнулось бы... Через месяц дяди не стало. Бесследно исчезла и его рукопись".
- Сестры и братья пользовались покровительством своего известного родственника? Ведь их у Василевского было семеро.
- Из многочисленных бесед я понял, что почти не пользовались. Да они и не хотели этого - жили своим трудом, берегли собственное достоинство. Только однажды, в феврале сорок третьего года, на имя Василевского-отца пришло сразу четыре посылки. В трех лежали большие жестяные коробки с американской колбасой и банки с иноземной тушенкой, в четвертой - куски немецкого шинельного сукна и сигареты. Искали письмо, хоть записочку - ничего...
"Помню, когда после войны мы с Леной приехали к Шуре на дачу, - рассказывала мне сестра маршала Вера Михайловна, - то очень удивились, не увидев ни одной трофейной тряпки. А ведь начальники не в его чинах - капитаны, майоры - в ту же Кинешму машинами из Германии перли. Шура ничем чужим не замарался".
- Павел Федорович, у нас принято хулить прошлое. Сначала царское время, потом - советскую власть, затем - период застоя, перестройку... Давайте вспомним, кем же стали поповские дети семьи Василевских, которые скрывали свое происхождение?
- В первую очередь все они стали достойными людьми. Об Александре Михайловиче говорить не будем, его знает вся страна. Дмитрий дослужился до полковника военно-ветеринарной службы, Виктор стал военным летчиком-штурманом, Евгений - ученым агрономом, сестры были учителями. А ведь жили они в деревне. Но какое воспитание получили! И очень жаль, что, только отрекшись от родителей, маршал Василевский смог сделать такую головокружительную карьеру. Впрочем, не нам его судить. В истории страны Александр Михайлович останется крупнейшим полководцем.