Размышления писателя Валентина Курбатова о современной литературе и жизни
Это, наверное, у всех членов жюри любой премии так — управишься с «коротким списком», проведешь церемонию вручения, успокоишься после всех связанных с нею нервов (как в таких случаях без тайных обид и молчаливых укоров?) и опять оглянешься с печалью: сколько осталось там, в «длинном списке», обойденных молчанием сокровищ. И опять увидишь, что по-настоящему в литературе нет победителей, что она живет контекстом и малые правды в ней — всё правды. Вот и у меня так с «Ясной Поляной».
Стало хорошим тоном ругать нынешнюю литературу: бедна, не поспевает за жизнью, а теперь еще и то, что пишется слишком ловко. А я думаю, что сетования происходят оттого, что мы успеваем увидеть лишь часть выходящего по России. А прочли бы весь-то «длинный список» книг хотя бы одного только года и даже одной премии, то увидели бы, что жаловаться грех и портрет времени достаточно полон. А что неприятен, так это уж такое у нас лицо.
Но поглядим портреты поколения. Там у Алексея Андреева в детских домах будут готовить мальчиков для голубых олигархов. Там, как у Романа Сенчина, будут сорокалетние «пропащие люди», секс без разбора, пьянство и безысходность. Там «чморят лохов» и делят госбюджет как общак, там рядовые граждане — «сявки позорные», там жизнь «по понятиям», там можно прочитать, как у Максима Кантора в его «Красном свете» о Солженицыне: «Не выгорело у фраера. Послали топтать зону. А фраер откинулся, огреб бабла и схарчил советскую идеологию». (Компьютер исподчеркивался, не находя в своей памяти этих слов — привыкай, тебе все чаще придется слышать это!)
Там культура вступает с цивилизацией в лесбийские отношения: обе стали гламурны и развратны, тонки, громки и ломки, обе норовят жить на показ, демонстрируя особую «стильность». Можно было бы закричать от гнева, уйти в партизаны, обрадоваться, что такой мощный отряд литераторов видит мир насквозь, не дает ему вывернуться и провести нас, менее зорких. А только однажды вдруг с подозрением обнаруживаешь, что мерзость-то мира для прозаиков уже «товар», что осветись мир и спасись человек, так они, пожалуй, и озлятся. Они подсели на зле, как наркоманы на игле.
И тебе не жалко этих новых, уже потерянных или только теряющихся молодых героев. И не радостно за зорких авторов, умеющих написать эту тоскующую бедность с таким мастерством, потому что они расхищают твою жизнь, и ты выходишь из книги беднее, чем вошел в нее, и порой торопишься мстительно закрыть книгу, не дочитав ее, чтобы уберечь остатки души и веры в человека. Художники стали ироничны и злы, любить человека не модно, да и жизнь тоже. За что ее любить — такую ущербную, мелкую, потребительски жалкую? И нет-нет начинает мерещиться, что вся проза пишется, как фотография «в цифре» — ярко и сиюминутно, без веры в существование завтрашнего дня. Да еще и обрабатывается как в «Фотошопе»: контраст, яркость, обрезка сюжетов...
Когда-то И. С. Аксаков писал А. Ф. Тютчевой: «Мириться с пошлостью и подлостью нельзя, но мир души, почерпаемый из Бога, сам умудряет человека, как воевать ему с мерзостью и пошлостью, прощая людей и не оскорбляя их». А я вон всех уже налево и направо оскорбил, потому что где «мир души, почерпаемой из Бога»? Да и авторы о Боге не забывают, но как-то спрашивают с Него, как с местной власти.
Но Бог милостив. Когда бы во всех сочинениях был только этот поворот мира, осталось бы махнуть рукой и отказаться далее ходить по этим бесплодным полям. Себе дороже. Пусть уж они сами себя читают и меряются глубиной отраженного зла. Но мир-то потому и стоит, что его держит неслышная, не яркая, мало годящаяся в героини святая повседневность, милые «прохожие», которые, может, и книг-то не читают, а просто выполняют повседневную работу жизни и не знают, что их «чморят», считают «сявками» и «совками». Они изрядно потеснены в литературе, но они и есть существо жизни и ей спасение. Но все живы, как ведь жива еще матушка-Россия, хоть по дальним углам и по своей истории.
Сделаем вид, что все знают, кто был в «Ясной Поляне» в коротком списке — о них говорили, писали, баловали. Скажу о своих «не попавших». У меня это был Василий Аксенов (не тот! не тот!) с романом «Оспожинки» — о поездке сына в сибирскую деревню к матери. Все у него тут родное — ворона знакомая умная, кот, как пьяный соседский мужик, «корова засранка — не пойдет, пока не придешь за ней», даже грязь родная — жизнь, Божий мир, наглядеться напоследок. И матушка, матушка, как чудо невозвратной подлинности земного мышления. Где-то сбоку глянет распутинский «Последний срок» — только тут уж прямо последний, когда не до философии и не до будущего своей земли. Уходит жизнь. Тут и вырывается: «Кто же нас завоевал?» И тут бы сорваться героям и сказать: «А мне-то что до будущего, если меня уже не будет». А вот не спрашивается, и я вспоминаю, как сам однажды в минуту последней усталости пожаловался батюшке, что иногда уйти хочется от стыда жизни — был и нету. А он: бессмертие, говорит, не обманешь. Верь в него не верь, а мы бессмертны и от земли не укроешься... Вот и злишься, заводишься, ищешь, как связать родное и наступающее.
И рядом как жалко было оставлять без внимания питерскую писательницу Светлану Мосову с циклом рассказов «34-й сюжет». Какая счастливая проза вроде дружеской беседы, когда трещат умные девицы, ничего не беря всерьез, щеголяя свободой и без драматизма разбегаясь по нелегким судьбам. Только вздохнешь: как полегчала жизнь! Вся нынешняя и вся вечная! Вечность одета с такой повседневной простотой, что износят они ее и не заметят. Кто-то говорил, что у жизни всего 33 сюжета. А 34-й сюжет — это сама жизнь, правда, которая никому не нужна: ни людям (она неприятна), ни искусству (она не художественна). Вот у нее как раз все героини и живут этот «34-й сюжет» — ненужную жизнь, искупаемую в своей некрасивости только свободой и любовью.
Везде нечаянный герой — время: ты его в дверь, оно в окно, пока не догадаешься, что его нет, что всякий час на дворе стоит бессмертие. Вот с ним и живи. И сразу много чего в себе и жизни поправишь. Как герой главной книги яснополянской премии этого года — целитель, юродивый, схимник, святой — Лавр из одноименного романа Евгения Водолазкина.
Тут и видишь, что настоящие книги появляются в нужный час. Словно рождаются, зачатые и выношенные в самую необходимую пору. Хотя в чем бы и современность, коли роман о XV веке. А вот в том как раз, что он о Боге как единственном и непременном условии человеческой жизни, когда о Нем и не говорят, а просто живут в Его постоянном присутствии, не отчуждая его в знание, потому что знание — это остановка и покой, а вера — вечное движение. И тут ты сначала хмыкнешь, когда герои в XV веке споткнутся в лесу о пластиковую бутылку или юноша в леонардовой Флоренции в нечаянном прозрении увидит, как зависает над шпилем Петропавловки вертолет Ми-8, готовясь опустить на свое место отреставрированного ангела. А потом медленно и благодарно войдешь в эту реку, не ведающую берегов, и сам станешь с одинаковой естественностью там и здесь. И догадаешься, что имел в виду отец Павел Флоренский, когда говорил, что «сквозь трещины рассудка видна лазурь вечности». А время? Что время? Разве мудрость и любовь имеют возраст? И поймешь, почему у него часто и естественно «рече Соломон», «рече Давид», «рече Диоген», пока ты не увидишь, что и сам автор «рече», о чем надумал на полях русского слова и русской истории, пока мы вместе с его героями не теряем времени из виду и не становимся из «я» и «ты» — «мы», и со всей отчетливостью понимаем, что смерти и времени нет, что мы сами заточаем себя в темницу времени, которую освобождают святые.
Одна премия. Будний день литературы, и как во всякий живой день все успевает сойтись — суетное и достойное, мелкое и высокое. Так и борется гламурное, ироническое время с умным незаметным бессмертием, а поле битвы — наше сердце. Как раньше, как всегда. Имена
Ежегодная литературная премия «Ясная Поляна» учреждена в 2003 году музеем-усадьбой Льва Толстого. Лауреатами «Ясной Поляны» в 2013 стали:
— в номинации «XXI век» — Евгений Водолазкин, роман «Лавр»;
— в номинации «Детство, отрочество, юность» — Юрий Нечипоренко, повесть «Смеяться и свистеть»;
— в номинации «Современная классика» — Юрий Бондарев, автор романов «Горячий снег» и «Тишина», а также повестей о войне.