В день, когда Ежи Хоффман дал интервью (на русском языке) корреспонденту "Труда", у режиссера была встреча с компьютерщиками.
- Начинаю съемки фильма о языческих славянах, о событиях, происходивших за сто лет до крещения Польши в 966 году. Нужна будет большая компьютерная работа над виртуальными пейзажами, потому что в натуре уже нет такого леса, такой природы, которая была тогда, а без нее не воссоздашь атмосферу легенд и преданий. Такой природы, среди которой я вырос в Сибири, в тайге.
- Далеко же занесла вас судьба...
- Родился я под Краковом, недалеко от словацкой границы. Но в 1939 году наша семья, зная, что такое фашизм, бежала на восток тогдашней Польши, в ныне украинский Тернополь, а затем переехала в Дащаву, где родители работали врачами. 17 сентября на эту территорию вошла Красная Армия, и мы оказались в Советском Союзе. А летом следующего, 1940 года нас вывезли в Новосибирскую область, Зыряновский район на зону недалеко от реки Чулым. Там мы были до 1941 года. Когда Германия напала на СССР, был подписан советско-польский договор о взаимопомощи в борьбе с фашизмом, мы получили амнистию и могли переселиться по своему выбору, исключая Европейскую часть страны и большие города. По рекомендации лондонского правительства Польши родители выбрали Алтайский край, Косихинский леспромхоз. Там собралось много поляков и не хватало врачей.
Отец в 1943 году пошел в Армию Людову, в первую дивизию имени Костюшко, мать, как единственный оставшийся в Косихино врач, неделями объезжала лесоучастки, а я ходил в русскую школу и воспитывался сам по себе. Были у нас прекрасные педагоги, эвакуированные из Ленинграда, так что уровень учебы был очень высокий.
- Ваши впечатления от той России, той Сибири окрашены преимущественно в светлые или темные тона?
- Было очень по-разному. Был и холод, и голод, но все плохое, с чем мы встретились, происходило от государства, режима, а все хорошее, которого было очень много, - от людей, от человеческого тепла. Когда нас привезли в лагерь, начальник НКВД встретил словами: "Никуда и никогда отсюда не уедете. Привыкнете. Не привыкнете - сдохнете". Но все-таки многие из нас выжили и вернулись после войны домой, а энкэвэдэшники почти все погибли на фронте, потому что как ежовцев их посылали в штрафные батальоны, а какая была судьба этих батальонов, объяснять, думаю, не надо.
В тайге взрослел я очень быстро. Там в неполных 12 лет был выпит первый стакан самогона-первача. Там стал курить, играть в карты. Там научился стрелять из охотничьего ружья. Там прошел "боевое крещение": настоящим парнем в деревне считался тот, кто умел попасть длинной жердью в самую середину гнезда шершней, успеть добежать до озера и окунуться в воду, чтобы тебя не искусали. Рискованное "крещение", потому что семь-восемь укусов могли оказаться даже смертельными. Там я пережил свою первую платоническую любовь, бегал по шпалам за одиннадцать километров, чтобы увидеть любимую девушку. Там впервые старшая сестра моего друга лишила меня невинности, когда мы ходили за малиной. Там я рубил дрова, сажал картошку. Такова была моя Сибирь, о которой хочу снять фильм, показать ее глазами ребенка-мужчины. В Польшу я вернулся в 1945 году тринадцатилетним взрослым человеком. А тайга снилась мне еще два-три года. В 1950 году я получил аттестат зрелости и решился сдавать конкурсный экзамен, чтобы получить направление на поступление во ВГИК.
- Почему именно ВГИК?
- Родители хотели, чтобы я, как и они, стал врачом. Союз молодежи готов был направить меня в политический вуз. Но верх взяла любовь к литературе, особенно к романтической поэзии, которую привила мне мать. Я писал стихи, несколько их было даже напечатано, выиграл конкурс на лучшую радиопередачу о битве под Ленино, работал в клубах, брал уроки режиссуры... Но при всем этом вряд ли выдержал бы конкурс на поездку в Москву. Но председатель отборочной комиссии, слушавший нас в Варшаве, полистав мои бумаги, спросил, не родственник ли мне Зыгмунт Хоффман из первой дивизии. "Это мой отец", - признался я. Председателем комиссии, как потом выяснилось, был известный оператор, друг моего отца по фронту Станислав Воль. Вот почему, когда меня спрашивают, как стал кинематографистом, отвечаю: по блату.
ВГИК - это целая эпопея в моей жизни. На многонациональном курсе учились румыны, венгры, монгол, чех, литовец, эстонка, латыш, грузин, казах, несколько русских. Среди моих однокурсников были Витаутас Жалакявичус, который стал очень близким моим другом, Марта Месарош, известный венгерский режиссер, Евгений Карелов, который очень рано умер, но успел снять "Служили два товарища".
С точки зрения профессиональной подготовки ВГИК дал нам очень много. Вернувшись из Москвы, мы с однокурсником Эдвардом Скужевским вместе сняли 27 документальных и 3 художественных фильма, став неразлучной парой. У вас были известны наши картины "Гангстеры и филантропы", "Закон и кулак".
Первым моим большим самостоятельным игровым фильмом был "Пан Володыевский", с которого я начал экранизацию исторической трилогии Генрика Сенкевича. Начал с конца, потому что роман "Огнем и мечом" нельзя было в то время ставить.
- Кстати, хочу спросить о вашем споре с Сергеем Бондарчуком. Говорили, Бондарчук обвинил вас в намерении экранизировать "Огнем и мечом", который считался антиукраинским романом, и обещал "в пику" снять считавшегося антипольским "Тараса Бульбу", но ему не удалось перенести повесть Гоголя на экран из-за возражений польской стороны.
- Была такая дискуссия. Потом, правда, мы пришли к выводу, что можно было снять оба эти фильма, помогая друг другу, как бы в кооперации. Но это у нас не получилось. А много лет спустя, когда я уже снял и "Прокаженную", и "Знахаря", и "Прекрасную незнакомку", и "Потоп", начался разговор о ликвидации исторических "белых пятен" в отношениях между Польшей и Советским Союзом. Наш тогдашний министр культуры историк профессор Кравчук в порядке ликвидации этих "пятен" разрешил экранизацию "Огнем и мечом", выделил деньги, началась подготовка к съемкам, но тут сменилось правительство, и очередной министр культуры отнял у нас субсидию. Не стало цензуры, но не осталось и финансовых средств. И тогда начались одиннадцать лет борьбы за деньги на постановку. Собирали, где могли, в специально созданный фонд. И насобирали-таки.
У нас очень многие люди боялись, не спровоцирует ли фильм польско-украинскую напряженность. А я был уверен, что этого не будет. Так и оказалось. Кроме немногочисленных оголтелых националистов, девять десятых зрителей приняли картину на "ура". В Украине тоже. Персонажи фильма, поляки и украинцы, воюя друг с другом, одинаковы и в своей доблести, и в своей жестокости, и в загуле... Фильм о войне не разъединил, наоборот, обе стороны восприняли его как свой.
- Постановка "Огнем и мечом" обошлась в 8 миллионов долларов. Для сравнения: "Сибирский цирюльник" Никиты Михалкова стоил 37 миллионов долларов. И тем не менее ваш фильм, по оценкам некоторых критиков, выглядит масштабнее. Чем это можно объяснить?
- Россия сейчас очень "дорогая" страна. Кроме того, организация работы у нас все-таки повыше, съемочный период короче. Но еще одно важно. Вся моя группа больше полгода трудилась без гроша зарплаты. Люди поверили в идею фильма, в меня. Когда мы брали у банка в кредит недостававшие 4 миллиона долларов, то сопродюсер Ежи Михалюк и я заложили все, что у нас было, - квартиры, дачи. Мы знали: если прогорим, то потеряем все. Учтите, что последний раз банк давал кредит на кино в 1939 году, еще в довоенной Польше. Получили мы деньги в рассрочку на два года, а вернули за шесть недель. И банк прислал письмо: с радостью, но и нескрываемым сожалением извещаем вас, что кредит погашен. Почему с "нескрываемым сожалением"? Потому что банк не получил проценты, на которые можно было рассчитывать в течение двух лет. Прокат фильма только за год принес 24 миллиона долларов.
- В России тоже на отечественное кино приходится 7 процентов проката, а на американское, западное - 93. В Польше ситуация вроде бы меняется. После выхода "Огнем и мечом", "Пана Тадеуша" Вайды польские картины принесли за год 60 процентов доходов в кассы кинотеатров, превзойдя по популярности голливудскую продукцию. Означает ли это возрождение польского кино?
- Наш зритель очень хочет видеть любимых отечественных актеров, фильмы на своем языке, которые затрагивают проблемы родной страны. Нам удалось сломить американскую монополию, точнее, начали ломать. Мы напечатали сто копий "Огнем и мечом". Картина "Камо грядеши" Ежи Ковалеровича только что вышла в 150 копиях. Но в целом наступил большой спад числа зрителей, приходящих в кинотеатры. Я даю "смешное" объяснение этому. Причина - в мобильных телефонах. Покупая мобильник, внося помесячную плату за пользование им, юноши и девушки вынуждены экономить на чем-то другом, в том числе и на кино, которое смотрят сейчас раз в месяц, а не три-четыре раза, как прежде. Ведь билет в хороший кинотеатр у нас стоит до 5 долларов.
- Но в таком случае ваш "зритель с мобильником" меньше ходит и на американское кино.
- Наш кинорынок является для американцев лишь дополнительным, а для польского кино он - основной. И законодательно он не защищен от "интервенции".
- В недавно снятом фильме "Русский бунт" по Пушкину главных героев играют польские актеры. У вас в "Огнем и мечом" снимались Александр Домогаров, Богдан Ступка, в "Пане Тадеуше" - Сергей Шакуров. В одной и другой стране хватает первоклассных актеров, но режиссеры зачастую предпочитают "чужих"...
- Упомянув "Русский бунт", вы затронули довольно болезненный для меня вопрос. Поэтому сначала о нем. Я мечтал снять этот фильм. Более того, был на выборе натуры, мы написали сценарий, но... Не удалось собрать потребных денег. На ваш "Русский бунт", как я слышал, зрители не валят валом. А я видел колоссальный шанс на неимоверное кино. И искал для него актеров в России.
Что касается творческого взаимообмена, то его надо только приветствовать. Я считал, что было бы замечательно, если бы Богдана Хмельницкого играл украинский актер, и не ошибся, выбрав Ступку, с которым мы давно дружим. Домогарова на роль Богуна я нашел в последний момент. Как только его увидел, сразу почувствовал неудержимый характер, и даже специальных проб мы не делали. Саша стал после выхода фильма настоящим героем Польши.
- Сейчас вы начали работу над фильмом, действие которого происходит в середине IX века. Почему именно языческие времена, что там можно найти актуального?
- Меня неимоверно заинтересовало то время, когда человек жил в природе, и то, что его окружало, было выше его воображения, он все обожествлял, чувствовал себя маленьким и беспомощным. И тогда же начиналось создание польского государства. Актуальность темы в том, что страсти человеческие всегда были те же: так же боролись за власть, так же бунтовали, ненавидели, любили.
А кроме того, посмотрите, что сегодня происходит! Зритель ходит на фильмы, в которых есть что-то необычное. Людей тянет к непонятному, мистике, загадочным явлениям. Пошла мода на всякие секты, верования, гадания, предсказания. Человек ищет необъяснимое. Если я могу показать, откуда все это началось и одновременно затронуть проблемы морали, добра, зла, власти, то к этому меня и влечет.
Я принадлежу к тем режиссерам, которые пустой кинозал считают поражением. Кино - слишком дорогая игрушка, чтобы делать ее для тесного круга друзей. Люблю в кино зрелище, но хочу, чтобы оно было не просто зрелищем, а несло одновременно вечные ценности.