- Виктор Иванович, я не первый год наблюдаю за жизнедеятельностью кузбасских шахтеров, и у меня сложилось впечатление, что угольная отрасль - это сплошь большая, острая проблема.
- В какой-то степени вы правы. Она всегда была дотационной. Государство ограничивало финансирование и без того "нищих" учителей, врачей и работников культуры и переносило средства на товаропроизводящую отрасль. Но ведь товаропроизводители по определению не могут быть убыточными. Вот с этим парадоксом и началась борьба. В виде реструктуризации. Много было сражений, но сегодня жизнь подтвердила: делать это было необходимо. Угольная отрасль России в принципе может быть рентабельной. Конечно, отдельные подземные предприятия, где добывают дефицитные марки угля, оказываются дотационными, но их поддержка должна идти за счет прибыли отрасли.
- То есть перераспределение средств должно происходить не за счет уменьшения бюджетного "кармана".
- Совершенно верно. Угольная отрасль Кузбасса потихоньку начинает становиться на ноги. На тонне добытого топлива уже есть прибыль. Маленькая пока, всего 6 рублей. Но есть.
- Это ведь общие показатели по отрасли, и не столь существенные, чтобы говорить о каком-то масштабном приросте...
- Да, конечно. Угольная отрасль может нормально себя развивать и поддерживать при рентабельности 18-20 процентов. А прибыль в 6 рублей на тонне при затратах в 186 рублей - это лишь три процента. Очень мало. Хотя, откровенно говоря, фактически эффективность у угольщиков выше, потому как сегодня многие научились прятать прибыль.
- Ваш тезис о том, что отрасль в целом может быть рентабельной, понятен. Понятно также, что именно реструктуризация призвана поставить работу на рельсы самоокупаемости. Но ведь горняки протестовали не против реструктуризации как таковой, а против ее социальных последствий: безработицы и тому подобного.
- Да, реструктуризация - болезненная процедура. У американцев она всю жизнь идет. Только планово, грамотно...
- А у нас, значит, непланово и неграмотно?
- У нас - обвалом. Вот как аналогичную задачу решали в других странах. Например, американский вариант реструктуризации - плавный, ступенчатый, с увеличением добычи, со снижением затрат и повышением эффективности на каждом этапе. Германия свою отрасль тоже реструктурирует. Там действует план, рассчитанный на десять лет, в течение которых дотации отрасли будут доведены до нуля. Есть вариант английский, когда Тэтчер хотела одним махом "разрубить узел". Два года тогда шахтеры бастовали. Пришлось властям снова взять отрасль в госсобственность. Нерентабельные шахты были - их закрыли. Но при этом высвобождаемые горняки получали выходные пособия за два года вперед, оформлялись на пенсию, переобучались, получали пособие по безработице. В этом варианте все обошлось без социальных взрывов. Наш российский способ рестуктуризации - обвальный - обошелся государству и в политическом, и в моральном, и в материальном плане очень дорого.
- И все же - есть ли у нас какая-то программа, следуя которой можно планомерно идти по пути реструктуризации, или мы к такому цивилизованному варианту и вовсе не готовы?
- Видите ли, политический строй в стране можно изменить в течение одной ночи. Де-юре. А де-факто его еще долго и многое надо будет менять в сознании людей. Пока не сменятся поколения. Экономика же революции не признает, ей на пользу эволюция, нормальное, естественное развитие. Сами шахтеры не позволили одним махом закрыть предприятия. Программы, графики погашения задолженности и выходных пособий родились позже. Относительное спокойствие в отрасли наступило через 10 лет после памятного шахтерского "бунта".
Принципиально решение о реструктуризации было принято правильно. Невозможно далее терпеть неэффективную отрасль. В этом году из бюджета угольщики получат 12 миллиардов рублей. Огромная сумма. Надо распорядиться ею с умом, по-хозяйски.
- Десять лет ситуация в отрасли, что называется, "устаканивалась", а какой период должен уйти на то, чтобы сделать ее выгодной, бездотационной?
- Есть у нас шахта "Распадская". За 5-6 лет в нее вложили сто миллионов долларов. Сегодня она дает прибыли 45 рублей за тонну. При себестоимости 230 рублей. Так что при наличии вложений года за три можно сделать угольное предприятие высокоэффективным.
- Понятно, что речь идет о потенциально рентабельных угольных предприятиях, с выгодными горно-геологическими условиями, а не о шахтах-"закопушках", скажем, Прокопьевска, которые "сжирают" миллионы только на ликвидации последствий бесконечных аварий. К тому же вы ведь не имеете в виду бюджетные деньги, когда говорите о вложениях в отрасль. А насколько она вообще инвестиционно привлекательна?
- В этом отношении сегодня мнение у многих начало меняться. Посмотрите, какая борьба идет между собственниками за угольные предприятия. Все кинулись их скупать. Уголь лежит в основе химии, металлургии, энергетики. Сегодня все эти отрасли "на выходе" получают прибыль, используя якобы неэффективный ресурс - уголь. Значит, вся цепочка - эффективная. Когда владельцам металлургических заводов нужно сырье они покупают коксовый концентрат и по 400, и даже по 600 рублей за тонну, а его себестоимость по Кузбассу за полгода в среднем составила 186 рублей.
- Виктор Иванович, вы большую часть своего трудового пути прошли при плановой экономике, при неэффективном механизме дотирования товаропроизводящей отрасли за счет "нищих бюджетников", а сейчас отстаиваете противоположные позиции, - мол, при эффективном частном собственнике можно нормально работать.
- Знаете, что такое плановая экономика? Представьте цепочку руководителей: "предприятие - объединение - министерство - центральные органы". Какая главная задача руководителя предприятия - план защитить поменьше, а ресурсов под него выколотить как можно больше. Задача директора объединения - поехать к министру. У министра задача точно такая, только отстаивал он ее в правительстве. Если удалось - ты на коне: план выполняешь, грамоту получаешь, знамена тебе вручают, премия есть.
Нынче жизнь заставила заниматься эффективностью даже самых дремучих скептиков. Сначала многие считали, что ничто, дескать, не переломится. Шахтеры повоюют, и дотации снова начнут давать. Но мы только время потеряли. Когда в других отраслях руководители - менеджеры уже поняли, что такое рынок и как в нем работать, угольщики только начали приватизироваться. Потому мы сегодня и выглядим хуже.
- Но пик падения отрасль уже прошла?
- За первое полугодие угольщики Кузбасса нарастили 2,5 миллиона тонн добычи плюс 4,5 миллиона тонн отгружено из остатков на складах. Сегодня угля на складах практически нет, и мы идем в зиму без запасов. А когда в 1989 году шахтеры бастовали, в Кузбассе на складах лежало 11,5 миллиона тонн топлива. Нынче зимой разгорится настоящая битва за уголь. Весь западно-сибирский регион будет работать с колес. Ситуация в топливно-энергетическом комплексе меняется, об этом нынче много говорят, и роль угля возрастает. Нужно поднимать добычу, снижать затраты, увеличивать экспорт. Угольная отрасль должна работать не хуже нефтяной. "Угледоллары" в Россию должны идти. Вот в 1988 году Кузбасс добывал 159 миллионов тонн, 40 процентов бюджета наполнялось за счет угольной отрасли, это при том, что на экспорт угля шло мало. Сегодня Кузбасс может и должен поднять добычу со 109 до 150 миллионов, увеличивать долю экспорта. Качественный уголь у нас есть. Вот только переработка отстала от добычи...
- Но ведь нужны инвестиции... Сколько нужно вложить в российскую угольную отрасль, чтобы "закрыть" тему ее нерентабельности?
- По экспертным оценкам, если на каждую добытую тонну вкладывать от 30 до 50 рублей, то простое воспроизводство будет обеспечено. А это значит, что до 30 рублей прибыли с каждой проданной тонны необходимо направлять именно на инвестиции.