На лиловых цветках розового осота сидят бабочки "Павлиний глаз". Вот. Цветы и бабочки. Иногда по три-четыре на одном растении. И ощущение такое, что ты шел-шел куда-то и вдруг просто вышел на другую сторону ленты Мебиуса, на другую сторону мира, может быть, даже в рай, где нет ни проблем, ни представителей низшего разума, ни политики, ничего такого. Просто цветы и бабочки. И колышется вокруг лиловое марево, и бабочки то разложат крылышки - и глаза заливают какие-то радужные переливы, то сложат - и тогда делаются черными. Может быть, они специально подобраны эволюцией для того, чтобы пить мед этого осота, опылять его, а самим, исполнив в воздухе любовный танец, тоже получить таким образом возможность продолжения во времени...
В общем, в тот день я собирался ехать в Москву, но забрел действительно на другую сторону мира, где ничего не оставалось, как плюнуть на все намеченные дела, встречи и просто уйти в мир бабочек, как запросто умеют только дети. Короче, я сказал жене: послушай, давай никуда не поедем, а купим пленки и побежим фотографировать этих бабочек на лиловых цветах, потому что завтра - будет завтра, совсем другой день и их, может быть, уже не будет. По счастью, фотоаппарат был с собой, и мы, купив пленки в местном магазине, побежали опять туда, к зарослям цветов, и все было не просто отлично, но невероятно, потому что я снимал бабочек, а чувствовал не азарт охотника, а переполняющую меня любовь, в каком-то странном, полной неизъяснимой нежности и печали созвучии. Короче, нам повезло, и я снял все так, как придумал, - "лето бабочек", потому что я знаю - еще день, два, и оно пройдет. Пойдут грибы, полетит желтый лист березы, станет холодать по ночам, лисички будут, подосиновики, белые, а бабочек не будет. Так всегда, ибо свойство жизни ее быстротечность: вот лежат нерушимые снега, а потом на два дня встают белые туманы, и деревья стоят как под водой, и свет из дачных окон похож на свет иллюминаторов подводных лодок, а потом все - туманы пролизали снег до земли, и наступает время воды, и в полях по овражкам вспухают зеленоватые реки, и кажется, конца не будет этим талым водам, а потом все - на проталинах зацветает мать-и-мачеха, потом уж и с одуванчиков пух летит, вскипает жара, весь поселок блестит молодою жестью, стучат молотки, пахнет стружками и краской, потому что рабочие - они лучше всех знают, что все быстротечно, а потом приходят летние ливни, и роют, роют землю и мозг, и кажется, конца им не будет, а оказывается, что все уложилось от вчерашней заутрени до послезавтрашней вечерни, колокола отзвенели, грянула жара, наступило лето бабочек, а что будет завтра, я не знаю, любовь моя...
Вот. И в результате мы два часа провозились с этими бабочками, обливаясь потом и отбивая атаки слепней, и это была любовь, вдохновение и было нашим уделом, а такое соединение - ну, это вообще редкость. Да... А потом все кончилось, и за окном уже стояла тьма, орал кот, прося причитающейся ему порции "бычков в томате", и мы, абсолютно счастливые, сидели под яблоней и курили, потому что все быстротечно, и такого дня, как этот, точно не будет, а мы прожили его отлично, потому что дела - они тоже пройдут, и все пройдет, любовь моя, и все будет смыто рекой переменчивого времени... Поэтому кури, а потом целуй меня, все равно никто не видит, ночи темны, и костер не горит, а только странно кричит птица козодой...