Диагнозы для великих

Очень часто психиатры, приближенные к лидерам государств, что называется, творили историю

40 лет назад один из самых знаменитых советских диссидентов, ученый Жорес Медведев, активно выступавший в защиту опальной науки генетики, был насильно помещен в Калужскую психиатрическую больницу. О том, существовала ли на самом деле карательная психиатрия, к кому она применялась и ставили ли историческим личностям ошибочные диагнозы, «Труду» рассказали известный врач-психиатр Михаил Буянов и брат Жореса Медведева историк Рой Медведев.

Филиал дурдома

— Если говорить о советской власти, то первой жертвой карательной психиатрии косвенно стал: Владимир Ленин, — рассказывает Михаил Буянов. — А вот кем он точно не был, так это сифилитиком. Когда Ильич умер, началась борьба за «трон», надо было как-то принизить образ почившего вождя. И от Григория Зиновьева пошла сплетня о том, что его соратник был болен неприличной болезнью. Для подтверждения своей сплетни Зиновьев использовал выдающегося психиатра Виктора Осипова. Осипов когда-то консультировал Ленина. И после его смерти под воздействием Зиновьева написал статью о знаменитом пациенте. В ней само слово «сифилис» не было обозначено, но любому врачу по описанию симптомов становилось ясно, что именно об этой болезни и идет речь.

Но Ленин был умный человек. Когда он заболел, сказал: «Пусть меня консультируют и лечат люди, которые придерживаются других политических взглядов. Потому что лечиться большевику у большевиков нельзя — наврут». Из Германии пригласили докторов. Среди них были супруги Сесилия и Оскар Фогт. Когда Ленин умер, они сделали срезы его мозга, часть увезли с собой. Позже в своих воспоминаниях Сесилия заявила, что ничего от сифилиса в срезах ленинского мозга нет.

Кстати, и Гитлер тоже, можно сказать, попался на зуб сплетникам. На его якобы болезнях сделали карьеру множество эскулапов. К примеру, некий Теодор Морель, который считался лекарем Гитлера. Он был венерологом, лечил в основном гонорею у моряков после их хождений по борделям. Так вот, Морель пустил слух, что русский ученый Илья Мечников перед смертью передал ему секреты, как добиться долгой жизни. Эти сплетни достигли ушей Гитлера. Фюрер пригласил к себе этого ушлого Мореля, тот вколол Адольфу большую дозу кофеина. Гитлеру сразу стало хорошо, от кофеина сил прибавилось, и он ненадолго забыл о своих «болячках». Гитлер ведь считал, что он неизлечимо болен. По сему случаю он писал раз в два-три года новое завещание. И женщин боялся по той же причине: «Как у меня, такого больного, могут быть дети?» По поводу «болячек» фюрера могу сказать одно: страдал он лишь ипохондрией. Но тем не менее он заставлял Мореля каждые пять-шесть дней делать ему обследования: сдавал на анализ мочу, кал, кровь. Все эти анализы сохранились. В мае 1945-го Мореля вместе с гитлеровскими анализами забрали американцы. Они его три года допрашивали. Больше всего их интересовал факт: когда вскрыли могилу, у Гитлера обнаружили только одно яичко, такая болезнь называется монорхизм. Морель же писал в своих заключениях, что яичек всегда было два. Куда делось второе? Это так и осталось тайной.

Против Советов? Значит, сумасшедший

— В СССР громкие случаи применения карательной медицины начались с 1959 года, — рассказывает историк Рой Медведев. — Хрущев на одном из совещаний заявил: «Кто сейчас против советской власти может выступать? Только сумасшедший!» Это приняли как указание. Даже придумали специальный диагноз — вялотекущая шизофрения: психическое заболевание, которого не замечает ни сам гражданин, ни его родственники. Обнаружить ее может только врач. Одним из самых ярких примеров действия карательной психиатрии стало дело генерала Петра Григоренко.

— Прежде чем говорить о случае Григоренко, необходимо сделать экскурс в историю, — рассказывает Михаил Буянов. — В 1808 году французский генерал-якобинец Клод Франсуа Мале, не любивший Наполеона, призывал устроить заговор и установить якобинство. Движение это к тому времени большинству общества уже надоело — больно активно якобинцы рубили головы несогласным. Что делать с Мале? Он боевой генерал, не шпана, не представитель социального дна. А Наполеон был очень умным человеком — деспотом, но не диктатором. И при нем гильотина фактически не работала. Он решил: «Генерала в тюрьму сажать нельзя, но и на свободе оставлять — тоже. Он ведь бегает по Парижу, расклеивает листовки. Определим-ка его в санаторий». И Мале поместили в психоневрологический санаторий. Чтобы генералу не было скучно, посадили его туда с друзьями. Кстати, у одного из этих друзей была любовница, которая потом родила… писателя Виктора Гюго. Но генералу надоело сидеть в санатории. И в октябре 1812 года Наполеон, вернувшись из Москвы в Париж, узнал, что Мале сбежал. И не просто сбежал, а еще и заявил, что Наполеона убили проклятые московиты. Под это дело Мале объявил Францию республикой и, пока Наполеона не было, три часа считался ее президентом. После этого, увы, Мале расстреляли.

Проходит много лет, и в Москве в 1961 году появляется такой же генерал — Григоренко, участник войны. Бегает по Москве со своими сыновьями и расклеивает листовки «Да здравствует возвращение к ленинизму!». Что такое ленинизм, он сам, похоже, толком не знал. Что с ним делать? Отправили в психиатрическую больницу. Никто его там не лечил, уколов не делал. Он просто таким образом был изолирован от общества. Когда Хрущева скинули, Григоренко выпустили. Так он опять пошел расклеивать листовки. Его снова посадили в больницу. К нему ходили толпы диссидентов, кричали, что он — жертва режима. И тогда Григоренко отправили от греха подальше — в психиатрическую больницу в Черняховск, где выделили ему отдельную палату. Тут Григоренко заявил: «Отпустите меня в Америку, там я не буду заниматься политикой». Его отпустили — еще при Брежневе.

Пытались применить карательную психиатрию и к Жоресу Медведеву. Его упекли в клинику на три недели. Но кто его посадил? Психиатры? Нет, конечно! Его посадил секретарь горкома партии, которому чем-то не понравились высказывания Медведева. После того как поднялся шум, Медведева выпустили. Но при этом лишили советского гражданства.

— Мы не ожидали, что Жореса отправят в психиатрическую больницу, — признается Рой Медведев. — Но когда это случилось, где-то в глубине души я подумал, что и сам могу повторить его судьбу. В сталинское время попасть в психушку, конечно, было лучшей долей, чем арест. Потому что люди на каторге или в шахте на Колыме погибали, а здесь были все шансы выжить. Но попавший в психушку получал клеймо на всю жизнь. Ты становился не протестующим, не диссидентом, а психом, ненормальным. Те диссиденты, которых выпускали как излеченных, должны были ежегодно ходить на повторные экспертизы. Конечно, не всякий врач решался отправить в психдиспансер здорового человека. Лившиц, который посадил Жореса, потом очень сожалел, говорил, что иначе его могли бы лишить возможности работать, исключить из партии.

— Все эти диссидентские истории связаны не с врачами-психиатрами, — объясняет Михаил Буянов. — Решения-то принимали руководители КПСС. Но есть по-настоящему трагический пример. В годы гитлеризма было уничтожено около 250 тысяч душевнобольных. Из них где-то 100 тысяч — на территории Германии. И убивали их психиатры. Вот это действительно была карательная психиатрия.