- Фридрих Наумович, вы считаете, у вас было подходящее для писателя детство?
- Оно было для человека не подходящее, а значит, и для писателя тоже. Считается, что сочинитель должен пережить в своей жизни страдания. Но лучше этого избежать. Я рано лишился родителей. В 35-м отца арестовали как "врага народа" и вскоре расстреляли. Мы с матерью, боясь ареста, скитались по стране. Во время войны мама заболела в дороге и умерла. Часть этих событий описана в моем первом и единственном напечатанном в СССР рассказе "Дом с башенкой". Осиротев, я попал в детский дом, потом жил у родственников. Назвать ту мою жизнь "детством" трудно. Я даже маленьким ощущал себя взрослым человеком. И, к сожалению, не я один. Но мое поколение "детей войны" почти уже ушло...
- Вы родились в Киеве. Украинская культура на вас как-то повлияла?
- Очень незначительно. Я уважаю эту страну и ее народ. Моя жена родом из Западной Украины. А что касается Киева, то об этом городе у меня остались только плохие воспоминания. Я не вернусь туда больше никогда. У Гоголя есть понятие "проклятое место". Вот для меня этот город стал таким проклятым местом на всю жизнь из-за обездоленного детства и юности. Поэтому когда я в начале 60-х приехал в Москву учиться на Высших курсах сценаристов и режиссеров, это было сравнимо с настоящей эмиграцией. Об этом я написал и издал в Европе роман "Попутчики" на русском, французском и немецком языках. Там по сюжету через ночную Украину едут два человека и рассказывают о своей жизни.
- Писательство - это благодать или проклятие?
- Потребность в сочинительстве появляется у многих еще в период полового созревания. Если, взрослея, человек продолжает идти по этому пути дальше, он подвергает себя большой опасности - таланта может попросту не оказаться. Тогда на свет появляются или плоды графомании, или удачные изделия массовой литературы, приносящие их авторам целые состояния. Настоящее писательство - это от Бога. Другое дело, что в этом есть и сатанинское начало тоже. В литературе, как и в жизни, идет борьба. Пушкин представляет, безусловно, светлое начало. А в Достоевском есть очень много сатанинского. Это тот случай, когда человек с преступными наклонностями наделен большим талантом.
- Может быть, он пытался с помощью литературы преодолеть это в себе?
- Пытался. Но ему это не удалось. Он не верил в Бога, хотя и боролся со своим неверием. Ни у одного писателя герои так много о Боге не говорят. У Пушкина этого нет. Для Пушкина вера так же естественна, как воздух, которым дышишь, а потому и не замечаешь. Достоевский писал замечательные антитезы. О земной любви он писать не умел. Выходили лубки. Из выведенных им двух типов женщин - чистые барышни и "святые" проститутки - вольно или невольно предпочтение он отдавал последним. Настасья Филипповна, Сонечка Мармеладова... А "чистые" женщины у него декларативны. Однако мне Достоевский необходим, как оппонент. Еще в 73-м году я написал пьесу "Споры о Достоевском", которая до сих пор, кроме берлинского радио, больше нигде не поставлена. Там через Достоевского говорится о русской и советской интеллигенции. Вообще мои пьесы в России сейчас идут в очень немногих театрах, среди которых Александринка и Малый театр.
- А почему вы пошли работать в кино?
- Я всегда любил кино. Мне повезло - я еще успел поучиться у "мастодонтов": Герасимова, Рошаля. Они мне многое дали. Я ведь приехал из Киева неотесанный, провинциальный. И поначалу профессия сценариста мне нравилась своей основательностью. Как же - без сценария фильм невозможен. Но потом оказалось, что эта основательность мнимая. Вкладываешь в текст душу, а слава достается режиссеру. И так во всем мире. Бывают, конечно, исключения. Как мастерски Лукино Висконти снял "Смерть в Венеции"! Чисто кинематографическими средствами создал непередаваемую словами атмосферу некоего волшебства. Получилось намного лучше, чем у "шахматиста пера" Томаса Манна.
- Для этого кинематограф и придуман...
- Но слово в кино играет большую роль. А это пытаются принизить. Меня часто раздражало, что режиссер или исполнитель мог искорежить мой текст. В "Солярисе" - если сравнивать фильм со сценарием - Андрей Тарковский кое-что приподнял, но кое-что сделал не лучшим образом. Воскресение героини он снял, как истеричный припадок. А у меня она воскресала, как воскресают люди.
- А как воскресают люди?
- "Встань и иди". И это было бы верным решением. Часто Андрей неточно выбирал для себя репертуар. Уже здесь, на Западе, мы должны были с ним делать "Гамлета". Я специально ездил в Данию - осмотрел и подлинный замок Эльсинор, и прибрежные скользкие камни, и необыкновенное море. Думаю, что у нас все бы получилось, но он занялся другим проектом. Жаль, что не сделали ничего по Достоевскому и по Библии, как собирались. Остался неснятым наш сценарий "Светлый вечер" по мотивам повести Александра Беляева "Ариэль". Мы там далеко ушли от первоисточника. И получилась история о человеке, который поверил в себя и научился летать.
- Хотя Андрей Тарковский почти в каждом своем интервью называл вас "лучшим сценаристом", вам с ним, видимо, нелегко было находить общий язык?
- Он был сложным человеком. Когда Андрею казалось, что он может без меня обойтись, он обо мне забывал. Сценарий "Жертвоприношения" он писал сам, и получился не очень удачный фильм. Но даже там видна рука мастера. В Европе Тарковский почти бедствовал. Мы все там плохо жили...
- Когда после участия в скандально знаменитом альманахе "Метрополь" вам пришлось эмигрировать на Запад, почему вы остановили свой выбор на Западной Германии?
- В Германии предложили мне стипендию, что было немаловажно. Я ведь уехал в 80-м году с женой и маленьким ребенком на руках. Все наше имущество состояло из двух чемоданов моих рукописей. Сейчас живу в Берлине, где меня даже на рынках узнают. Мне в этом городе так же хорошо пишется, как и в Москве. Но в ближайшее время хочу попробовать вернуть себе российское гражданство.
- Так вам, наверное, нравится фильм Вима Вендерса "Небо над Берлином"?
- Как раз наоборот. Он не смог передать дух этого города. Вендерс много работал с Антониони, но ничего от него не взял. Вообще немецкое кино традиционно плохое. Фасбиндер ужасен. Я как-то в журнальной статье подробно разбирал одну его фашиствующую пьесу. Это уцененный Брехт. Но поскольку в Германии, как и в любой небольшой стране, наблюдается дефицит с гениями, то они его объявили гением.
- А с Андроном Кончаловским почему у вас не сложилось?
- В 86-м году он пришел ко мне с идеей написать о Марии Магдалине. Я собрал нужный материал. Но из этого ничего не получилось - из-за него. Андрон слишком экспрессивен и жестко навязывает свою волю. Я ему в сердцах даже сказал: "Если знаешь, как надо, то и пиши сам. Я люблю работать, а не бороться". Он способный человек, но предпочитает иметь дело с теми, кто пишет по его указке. Нет, я не ратую за полную свободу сценариста. Не думайте, что Тарковский, Резо Эсадзе, Али Хамраев, молодой Никита Михалков и другие с закрытыми глазами принимали все, что я им предлагал. Но они шли в одном со мной направлении, а не вспять.
- Многих удивил ваш одобрительный отзыв о принятии нового-старого гимна России.
- Музыка Российского гимна (но не его слова) мне всегда нравилась. Не понимаю, чем была вызвана свистопляска вокруг этого. Например, в Германии музыка Иосифа Гайдна к национальному гимну "Германия, Германия - превыше всего" осталась такой же, какой была и до Гитлера, и в его время, и после, это гордость немецкого народа. Поверьте, не так-то просто найти удачную музыку для гимна.
- Вы как-то сказали, что "писательство - это смертельная борьба со своим умом и сердцем". Можно подробнее об этом?
- Каждый раз садясь за письменный стол, писатель что-то в себе преодолевает и чем-то жертвует. Может быть, не всегда это и нужно. У меня сейчас проблемы со здоровьем. Говорят, это из-за демонизма Гитлера, пьесу о котором я сейчас пишу. Но я надеюсь с этим справиться. У меня уже собран интересный материал. Фильм "Молох" Александра Сокурова - это фальшивка. Там фюрер представлен этаким чудачком. Разве это диктатор?! Гитлер - фигура масштаба Достоевского. Только он опроверг основную идею Федора Михайловича, что страдания облагораживают. В детстве и юности Гитлер бедствовал. Перенесенные страдания и унижения переплавились в нечеловеческую злобу. Как прорвусь через Гитлера, возьмусь за Пушкина, идею написать о нем вынашиваю последние годы.
- Занимаясь Пушкиным, вы сразу пойдете на поправку.
- Светлый образ Александра Сергеевича в литературе пока никому не удавалось воссоздать. Даже Михаилу Булгакову в пьесе "Последние дни". Вересаев это понял сразу, потому и отказался от совместной работы. Как же можно сделать пьесу о Пушкине без самого Пушкина?! Оригинальный прием, но он тут не работает. Личность Пушкина слишком масштабна.
- В литературном мире хорошо известно ваше трудолюбие. Чем в последнее время вы порадовали своих читателей?
- Недавно в Европе вышли мои романы о Шагале и Скрябине. На днях закончил большую вещь, где в ироничной форме рассказывается о трех вождях: Ленине, Троцком и Сталине. Что-то в духе пародийных романов. Сейчас в Америке выходит мой 800-страничный роман-пьеса "На крестцах" об Иване Грозном, написанный на языке того времени. Уместить такое количество материала в один спектакль будет невозможно. Однако там все выстроено так, что можно ставить кусками, не теряя при этом цельности. Образ Ивана Грозного сложный и противоречивый. Он - тиран и хладнокровный душегуб - всерьез подумывал ввести парламент и всеобщее образование. Однако все его благие намерения так и остались в сослагательном наклонении. Он говорил, что в другой стране был бы просвещенным правителем, но на Руси ему таким стать не дают.
- Для кино больше не пишете?
- Года два назад я предложил российским студиям сценарий о белом движении, написанный от лица белого казачьего офицера. Это честный и совестливый человек, который терпит преступления барона Унгерна во имя спасения России от большевиков. Фильм мог бы получиться интересным. Ставить берется режиссер Александр Прошкин. Но под этот проект пока не дают денег. Хотя средства нужны относительно небольшие.
- Писатели Запада втайне завидовали своим советским коллегам из-за сумасшедших тиражей их книг и потому, что "поэт в России больше, чем поэт". Теперь ситуация изменилась?
- На Западе только у немногих пишущих сейчас есть некоторое влияние на читателя. Беда в том, что там среди писателей мало настоящих личностей. При свободе слова можно говорить о чем угодно, только зачастую многим и сказать-то не о чем. Для подлинного творчества писатель всегда должен преодолевать сопротивление.