В гостях у замечательного актера и певца Вахтанга Кикабидзе
Пожалуй, самый известный в России грузин накануне своего 75-летия далек от предпраздничной суеты и не нервничает по поводу возраста. Встречает дату Вахтанг Кикабидзе, как поет: с ироничной и мудрой улыбкой. В его тбилисском доме, где на стенах развешаны портреты близких людей, Мимино ответил на вопросы «Труда».
Вахтанг Константинович, вы верите в судьбу?
— Я верю в Бога, который все решает за нас. Впрочем, если люди начнут высчитывать, сколько у них свободного выбора, а сколько Божьей воли, то окажутся в невесомом состоянии, между землей и небом. Бог все решает — сколько кому жить, через что пройти. А человек живет надеждой и хочет, чтобы она была. Вот кому я не доверяю — это политикам. Странно, но они почему-то, достигнув высот, впадают в заблуждение: раз так высоко сели, значит, всегда там будут. А когда припрет, изумляются и сетуют на несправедливость.
— Вы и актер, и певец. Эти две ваши профессии дружат между собой или конкурируют?
— Меня взяли в филармонию только после того, как директор увидел фильм с моим участием. Сказал своему помощнику: «Приведи мне того парня из кино, только одень его в ту же водолазку, как в фильме».
— Говорят, вы потомок полководца Багратиона...
— Нас, парней в рваной одежонке, родители благополучных девочек вообще не хотели пускать в свои дома. Кто тогда на это смотрел — Багратион, не Багратион? Среди горячо любимых мною песен французских шансонье — Ива Монтана, Шарля Азнавура — есть одна, называется «Булочница». В ней старик объясняет пацанам, чтобы они не смеялись над пожилой женщиной, которая раньше была редкой красавицей, и он даже сидел из-за нее в тюрьме. Старик говорит им: «Понимаете, для себя, в душе, она осталось такой же красивой, какой была в молодости!» Мы с другом перевели эту песню и сделали первый в СССР клип: пела Нани Брегвадзе, а я играл.
— А маму свою молодой помните?
— Да. Мама была очень красивой. Вот ее портрет, около граммофона. Мама недавно ушла из жизни, шесть лет назад... Я думал, что она вечная, всегда будет рядом. Раньше никогда мне не снилась. А как только умерла, стала часто приходить по ночам. Вижу один и тот же сон, будто мама говорит: «Буба, как же тебе не стыдно — петь на сцене таким хриплым голосом!» Мама ведь певицей была: По ней я так скучаю, что перед сном прошу: «Мама, приди ко мне, поговори...» Когда я хоронил ее, то рядом положил фотографию отца, чтобы они были вместе.
— Вместе ваши родители были совсем немного, отец, знаю, погиб в 1942-м под Керчью...
— Я мальчишкой был очень худым, за что меня дразнили и даже лупили. Так обидно было думать: «Вот если бы у меня был отец... » Мне не верилось, что папа погиб. В вой-ну столько путаницы было, и на живых, случалось, приходили похоронки: Став гастролирующим артистом, решил искать отца. Подумал: он был человеком необычным, смелым, знал иностранные языки и мог оказаться на Западе. Однажды во время гастролей в США меня разыскал пожилой человек и стал спрашивать: «Как звали твоего отца?» Я сказал: «Константин». Он уточнил: «А маму — Манана?» Оказалось, они с отцом в юности были друзьями, играли в одной футбольной команде: Это укрепило мою надежду: а может, мой отец — разведчик, второй Абель? Кстати, великий Абель учился в одной школе с моим тестем. Когда потом приезжал в Тбилиси, рассказывал, что в течение 16 лет его семья вообще не знала, где он, жив или нет.
— Вам надо книгу писать.
— Уже пишу. Но где взять предисловие? Идею подсказал Геннадий Хазанов, на концерте которого я услышал про «вороньи яйца», они же вареные... Мысль моя в том, что не надо смеяться над человеком за акцент — ты ведь на его языке вообще не умеешь говорить. Даже хотел назвать книгу «Лицо кавказской национальности», но потом передумал. Книга почти готова, но пока нет солидного издателя.
— Вы пережили огромную популярность в СССР. Как вы относились к толпам поклонников?
— Толпу надо любить. Слышу иногда: «Не могу, надоели эти фанаты, выведите меня с черного хода». Но это же люди, которые тебя любят! Когда в 1996-м в Москве заложили мою звезду у зала «Россия», в Грузии в это время не было света и газа. Я приехал домой, и как раз на несколько минут дали свет. И я говорю жене: «Теперь ты можешь сказать, что твой муж — звезда!» Только сказал, и свет вновь погас...
— Вы суеверны?
— Не очень. В свое время Нани Брегвадзе попросила меня пойти вместе с ней к знаменитой сухумской гадалке Лили. Той было лет 70, и своим взглядом она буквально продырявила меня. Нани вышла от Лили вся белая, испуганная: та увидела что-то страшное по ее ногтям. Лили взяла и мою руку, хотя я отказывался. Сказала, что скоро у меня будет большая неприятность — болезнь. «Но ты не бойся — проскочишь». Потом добавила: «В том месте, где будешь лечиться, ты приобретешь другую профессию, а еще из-за того, что ты будешь там делать, в Тбилиси у тебя начнутся неприятности, но потом все будут тебя благодарить за сделанное». Лили попросила у меня какой-нибудь документ, я дал ей свое удостоверение артиста филармонии, и она поставила на нем какие-то знаки. И все, что говорила Лили, случилось в моей жизни — и болезнь, и неприятности, и благодарности...
— Известно, что вас спас от смерти знаменитый русский нейрохирург Александр Коновалов.
— В 1980 году мне присвоили звание народного артиста Грузинской ССР, и так совпало, что в эти же дни у меня начались сильные головные боли, будто мне дали обухом по голове. В Грузии врачи оперировать не решились — пришлось ехать в Москву в клинику имени Бурденко к Коновалову. Оказалось, гематома уже загноилась. Возможно, она образовалась после удара по голове во время съемок «Мимино», почему-то мне так думается. И вот на понедельник назначена операция. Я попросил своего русского друга Вову прийти ко мне в больницу с бутылкой чего-нибудь покрепче, чтобы напоследок выпить. Разумеется, Коновалов понял, что ночью я употреблял... Операцию начали ранним утром, а очнулся я глубокой ночью. Под кайфом не могу понять, что со мной происходит: ничего не вижу, но чудится запах жареной колбасы. Стал звать врачей, они подбежали — и тут я понял: мои руки уже не дрожат, как раньше... Но до выздоровления было еще очень далеко, целый год. Об этом я снял свой первый фильм «Будь здоров, дорогой!».
— А сейчас о чем хочется снять?
— Есть замысел: об одном моем друге юности, который жил с мамой и бабушкой в однокомнатной квартире. Когда он женился, соседи, у которых была четырехкомнатная квартира, сломали стенку, чтобы парень мог справить свадьбу не в тесноте. Вот так жили в старом Тбилиси: Я уже написал этот сценарий о чувстве локтя, о соседстве, о духовности, которой больше нет.
— Семья друга оказалась крепкой?
— Да, так и живут вместе. Он знаменитый танцор