Везде свои «славянофилы» и «западники»
Не знаю, почему все нейдет у меня из головы горькое завещание Виктора Петровича Астафьева: «Я пришел в мир добрый, родной и любил его безмерно. Ухожу из мира чужого, злобного, порочного. Мне нечего сказать вам на прощанье». Что и как бы они говорили сегодня со своим фронтовым другом Петро Герасимовичем Николаенко, вытащившим раненого Астафьева из боя, глядя на безумие, охватившее мир и вот подкравшееся к нашим границам?
Я получаю письма от своих товарищей и со смятением замечаю, что мы, в остальном такие близкие, видим происходящее в Киеве по-разному. И теленовости смотрим разными глазами. Кто постарше — гневается и не понимает озлобленности против России, а кто помоложе — охотно подхватывает еврорезоны и твердит, что это мы виноваты, что это мы довели Украину до отчаяния и что нам тоже пора спросить с наших руководителей за происходящее. И все о свободе, о свободе, о свободе... От кого? От чего?
Натыкаюсь глазами на «Былое и думы» Герцена на своей полке. Герцен и его товарищи считали европейский путь единственным, а тех, кто не хотел «католического социализма», числили тормозом прогресса. Словно сами они родились не среди «дикой иконописи, дикой архитектуры и натянутой набожности», а в какой-то другой стране и другой культуре. Да ведь и нынешние «передовые» тоже стыдятся своего дома и быта, коверкая родной язык «омбудсменами» да «девелоперами», говоря о родной истории как о дурном заблуждении диких людей, презревших общий опыт западных цивилизаций.
Есть у Герцена умное и точное признание: «У нас, воспитанных вне дома, связь с матерью ослабла. Мы были на руках французской гувернантки, поздно узнали, что наша мать не она, а загнанная крестьянка. Мы сильно полюбили ее, но ее жизнь была слишком тесна». Это можно отчасти и прямо понимать — французы и немцы учили русских барчуков своему кругу мыслей. Но можно и пошире, что «гувернанткой» была сама эта чужая мысль и сознательное отворачивание от родного, как это бывало у «барчуков» уже нашего времени. И те-то еще любили свою «загнанную крестьянку», мучаясь ее теснотой и «почернелыми лицами в серебряных окладах», а уж наши молодцы повычеркивали свою матушку из родни, повырывали страницы метрических книг. И попробуй соглась-ка их теперь, когда одни сажают, другие сидят, одни молятся, а другие в тех же храмах поют злые частушки, одни ищут империи, другие — демократии и совершенной свободы, чтобы уж никаких обязательств, а одни права человека.
Ах, если бы все умели глядеть на мир, как самый свободный человек России Александр Сергеевич Пушкин: «Мысль! великое слово!.. Да будет же она свободна, как должен быть свободен человек (и дальше-то, дальше послушайте! — «Труд») в пределах закона при полном соблюдении условий, налагаемых обществом».
Видите, я недалеко от Украины ушел. Вот тут и преграда — «в пределах закона». И когда мы стараемся помнить и исполнять это, то тотчас и становимся камнем на пути своевольно понятой демократии, толерантности и свободы. С законом на Болотную площадь и на Майдан не выйдешь. Да и разве эти площади только у нас? Везде сценарий у мастеров раскачивать мир один — себе закон, а нам площадь. Назови ее Тахрир, как в Египте, или Таксим, как в Турции, и как там называются свои площади в Сирии, Пакистане, Ливане, в кипящей Африке. Включай любой канал — площади вскипают народом, бронетехника, снайперы, петарды и «коктейли Молотова». Демократия, свобода, независимость всех от всех.
Везде свои «славянофилы» и «западники», везде народ на земле и народ в воздухе отвлеченной мысли, жизнь дома и заглядывание в чужой огород, где все родится лучше. И, кажется, только возьми «рассаду» свободы — и у тебя все пойдет колоситься. А свободные учителя тебе еще и помогут гуманитарной помощью (все равно во всех магазинах у них распродажа, некуда девать избыточное), кредитом, чтобы ты потом отработал его впятеро. Войны-то для «товаро-оборота» затевать неудобно — могут и не понять, а вот «революции» очень удобно.
А может, уж народам-то и повзрослеть пора? Может, за стол-то переговоров не странам садиться, решая в чужих покойных кабинетах беспокойную судьбу Сирии, Пакистана, Косово, а в каждой стране своим «славянофилам» и «западникам» услышать наконец в себе одно сердце и стать этим единым сердцем, народом России и Украины, а не лоскутным одеялом несчетных федераций, считающих взаимные обиды.
И чтобы старые солдаты обоих народов уходили из мира, который спасали и строили, а не из чужих стран, которые расхитили их труд и победу.