.jpg)
Заветы классиков воплощаются у питомцев Николая Коляды в сюрреалистических формах
Начало года. Зима, холод, темнота. И традиционные для этих дней гастроли Коляда-театра, уже который год с исправностью астрономического явления привозящего свои смешные и печальные фантазии на тему России из родного Екатеринбурга в Москву. Все как всегда – только тоски и абсурда становится все больше.
Основ репертуара – как всегда две. Точнее, в последние годы уже, пожалуй что, и три, но… обо всем по порядку.
Итак, первый из китов – мировая классика в постановках самого Николая Коляды. На этот раз с премьерами почему-то вышло скупее, чем обычно: вместо привычных четырех-пяти свежих работ нам показали на сцене Театрального центра на Страстном только одну – «Двенадцать стульев». Непреходящая актуальность великого сатирического романа получила новое подтверждение. С особым воодушевлением публика ржала в сценах, рисующих «консолидацию оппозиционных сил», трогательно-»народный» образ попа-авантюриста Федора в уморительном исполнении Сергея Федорова, одного из лучших артистов труппы. Дополнительной приманкой стало актерское участие самого Николая Коляды, в последнее время на сцену выходящего нечасто. А тут он – одно из двух стержневых лиц: безвольно-«никакой» Ипполит Матвеевич, тихий омут, в котором водится главный черт сюжета, ведь он единственный на весь роман убийца. Коляда играет это без лишнего актерства, за что отдельное ему спасибо.
А вот Остап Бендер в исполнении Ильи Белова удивил, пожалуй, не в лучшем смысле. Вместо интеллектуально утонченного великого комбинатора мы увидели оборванца с городской помойки, этакого беспризорника-переростка, смакуемая подонистость которого резко сбивает градус традиционной симпатии к этому на самом деле положительному персонажу, ангелу-меченосцу, посылаемому в кару прохиндеям, примерно как Воланд у Булгакова.
К смакованию подонистости мы еще вернемся, а пока – о заявленном выше втором ките репертуара – современной драматургии, где (так поступил бы любой пишущий глава театра) господствуют пьесы самого Коляды. И соответственно о второй «большой» премьере нынешних гастролей – спектакле «Змея золотая». Если честно, именно эта часть афиши кажется мне в последнее время наиболее ценной. Поскольку привычный стиль «колядования» вокруг классики с песнями, плясками и балаганными камланиями по любому поводу от «Мертвых душ» до «Ричарда III», лет пятнадцать назад казавшийся революционным, сегодня скорее выглядит рутиной. А вот когда Николай Владимирович пишет сам о том, что великолепно знает по жизни в глубинке (до сих пор его родня обитает на границе России с Казахстаном), выходит здорово. На этот раз мы попадаем в гущу драмы между богатой искательницей сексуальных приключений, приглянувшимся ей смазливым пареньком с шиномонтажки, подружкой паренька, при магическом слове «деньги» легко отпускающей его к дамочке «на заработки», а потом с такой же легкостью обворовывающей, и резонерствующей бестолковой одинокой теткой (потеряла единственного сына, не заметив, как тот стал наркоманом) в исполнении бесподобной Тамары Зиминой. Тут, как и в других подобных спектаклях Коляды, все подано предельно просто, никакие режиссерски-шаманские излишества не нужны, поскольку есть правда характеров и блеск актерской игры.
И наконец о третьей основе, уже пару лет составляющей важную интригу приездов Коляды. Это работы его молодых коллег в опекаемом Николаем Владимировичем Центре современной драматургии, показанные на сей раз в маленьком лофте «Компас» на Сретенке (жаль, не в Боярских палатах, как год назад: наверное, на эту пафосную площадку денег у уральцев теперь не хватило – театр-то частный, каждую копеечку считает).
Конечно, эти ребята, с их браво демонстрируемой уральской смачностью и жесткостью – очевидные творческие выкормыши Коляды. Порой даже дающие фору своему наставнику. Например, в постановке Рината Ташимова «Москва-Петушки» приевшаяся было балаганность свежеет от точной ритмической выстроенности (присказка-рефрен «эх, хорошо пошла курва, трансцендентально!»), от безошибочного подбора-столкновения песен (солнечные «Крылатые качели» Крылатова и сумрачные «Крылья» группы «Наутилус Помпилиус»), что придает действу черты музыкальной партитуры.
.jpg)
Преемственность с творчеством учителей видна и в самой драматургии. Например, в хлестко сбитой антиутопии Ирины Васьковской «Галатея Собакина», порой кажущейся прямым продолжением «Петушков». Помните, у Венички Ерофеева любовник-комсомолец за некорректное суждение о Пушкине выбивает своей отсталой подружке четыре передних зуба. Ирина, экстраполируя зубодробильную борьбу за культуру масс, предсказывает время, когда некое Братство просвещенных православных патриотов будет отлавливать непросвещенных пэтэушников и работяг и под угрозой физической расправы заставлять их слушать стихи Бродского и религиозно-философские трактаты Бердяева. Поддавшиеся дрессировке и зазубрившие классику пополнят ряды братства и сами станут отлавливать новичков. Не способные к зубрежке усыпляются. А те, в ком высокая литература вызовет нежелательные побочные эффекты – пробуждение чувства сострадания и, что хуже всего, любви – сажаются в клетку как монстры для всеобщего глумления. Остроумная пародия и на борцов за скрепы, и на их противников из высоколобых «творческих» сект.
.jpg)
Впрочем, не нужна и антиутопия, чтобы спектакль молодых о молодежи превратился в сюрреалистическую пугалку. В «Пошел ты на…, Орфей, или Девушки в цвету» той же Васьковской речь о юных балбесах и балбесках – а может, и не балбесах, но жизнь так устроила, что главная героиня и все ее друзья-подруги наиболее успешно освоили одно-единственное дело: лежать на диване и «курить в потолок», по выражению одного из персонажей. Пусть в недалеком прошлом у кого-то из них и были подступы к чему-то более конструктивному – та же героиня Варя, судя по словечкам «гештальт» и «адаптация», пару лет назад училась на психолога, но сейчас она никто, а парень, сошедшийся с ней на случайной гулянке, уехал от скуки «на север» и, похоже, мало думает о бывшей подружке.
.jpg)
Несильно оптимистичнее спектакль «Боюсь стать Колей» по пьесе Ивана Андреева. У главных ее героев, Алика и Полины, жизненное занятие вроде есть, хотя точнее было бы назвать его безжизненным: он палеонтолог, она патологоанатом. Но и биологическая жизнь, с которой они, конечно, тоже имеют дело, сталкивает их со сплошь мертвыми душами: супружеской парой, где жена хамка, а муж индифферентный подкаблучник; молодой женщиной, ненавидящей отца своего ребенка за нахлебничество; юным педерастом, который вообще не знает, что такое мужчина в семье, вокруг него одни брошенные и разведенные женщины; безмозглым жлобом, даже о любимом сыне не способном говорить без, б… сука, мата. В конце мелькает проблеск света, когда, тоже через пару лет (привет Васьковской!) они снова случайно встречаются – и понимают, что это знак, расставаться больше не надо. Хотя кто знает, что грянет даже не завтра – через час, ведь все действие пьесы проходит в поездах, где ничего постоянного не может быть по определению...
.jpg)
Признавая бесспорную талантливость этих работ, я бы мог углубиться в разбор того, что показалось мне техническими недокрутками или, наоборот, перекрутками. Имею в виду, например, пережим по части сюра в «Девушках в любви»: только перечитав пьесу, я понял, что речь идет об ОДНОЙ героине, показанной в два момента жизни, а не двух, необъяснимо носящих одно и то же имя Варя. Или странности оформления спектакля «Боюсь стать Колей», где каждому персонажу присвоен деревянный помостик вроде тех, что ставятся в душ, и они то складываются в общую кучу, тогда это стол в поездном купе, то разбираются по рукам, тогда это нечто громоздкое и бессмысленное под мышкой у каждого…
Но такой разбор затянул бы статью до нечитабельных размеров. Ограничусь лишь парой вопросов (понимаю, скорее риторических и способных вызвать у их адресатов усмешку, и все же).
Что, в современной жизни, кроме подобных бездельных, бесцельных и безлюбых героев, других персонажей, достойных театральной сцены, нет?
Что, выворачиваемые на публику тонны мата совершенно необходимы для того, чтобы спектакль выглядел актуальным?
Не очень надеюсь на получение ответов. Даже прямее скажу: гарантии дождаться реакции – никакой. Как в конце «Девушек в любви», где героини вместе с Аллой Пугачевой зовут бестолкового и далекого, но все же желанного человека: «Приезжай хоть на денек!» А в ответ – глянцевый голос Киркорова: «Единственная моя…» И тишина, и темнота.
Остается только одно – ждать следующего приезда Коляды и его команды. Чем удивят?