Сегодня в Москве открывается ретроспектива фильмов Элема Климова и Ларисы Шепитько
Показы в кинозале Третьяковской галереи приурочены к юбилейным датам выдающихся режиссеров. Шепитько 6 января могла бы отпраздновать 80-летие, Климову грядущим летом могло бы исполниться 85. Но мы их запомнили молодыми. Это была самая красивая и, увы, трагическая пара советского кино. Лариса за свою короткую жизнь сняла всего четыре картины, она погибла во время съемок пятого фильма. Элем снял шесть лент. Всего десять работ на двоих. Но сегодня эти фильмы изучают в киношколах мира, они стали достоянием просвещенного человечества.
Лариса и Элем, как и Андрей Тарковский, Алексей Герман, Сергей Параджанов (имя им отнюдь не легион), были из породы максималистов, правдоискателей, стоиков. Не шли на компромиссы с совестью, не прогибались под цензурным прессом. Они были внутренне свободными и честными художниками.
Климов и Шепитько учились параллельно во ВГИКе, оба прославились своими дебютными работами. Лариса в 1963-м сняла в Киргизии прокаленный солнцем и яростными человеческими страстями «Зной» по прозе Чингиза Айтматова. Элем годом позже выпустил на экраны сатирическую комедию о буднях пионерлагеря «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», которую цензоры сначала положили на полку, усмотрев в ней нежелательные политические аллюзии. Но картина понравилась Хрущеву, который посмотрел ее на даче. «А чего вы этот фильм держите? — простодушно удивился Никита Сергеевич. — Смешно ведь, пускайте в прокат».
В 1965 году Лариса и Элем поженились. Это была недолгая светлая полоса в их творческой судьбе. А дальше началось хождение по кругам цензорского ада. Фильмы Шепитько «Крылья», «Ты и я», несмотря на все ее протесты и демарши, изрезали до неузнаваемости. Но и в кастрированном виде они стали ярким событием. Ее третью картину «Родина электричества» по прозе Андрея Платонова испуганные чиновники велели не просто положить на полку, а смыть. К счастью, уцелела одна копия, и премьера фильма состоялась уже после смерти автора, в 1987 году.
И даже судьба общепризнанного шедевра Шепитько — фильма «Восхождение», снятого по повести Василя Быкова «Сотников», висела на волоске. Его спас тогдашний руководитель Белоруссии, в прошлом партизанский командир Петр Машеров. Элем и Лариса буквально выкрали в лаборатории «Мосфильма» еще мокрую пленку и ночным поездом привезли ее в Минск. Петр Миронович поначалу скептически отнесся к организованному для него кинопросмотру, ожидая увидеть «бабью режиссуру», но, потрясенный философской глубиной и эмоциональной мощью этой суровой кинопритчи о совести, долге, духовном подвиге, в конце фильма не смог сдержать слез. Сразу после титров белорусский лидер разразился в адрес фильма и режиссера 40-минутной восторженной речью. Ее отголоски дошли до Москвы. Через несколько дней картину приняли в Госкино без поправок. Это открыло «Восхождению» дорогу на экраны страны и мира.
Немаловажную роль сыграл Машеров и в судьбе Климова. После того как чиновники от культуры сначала обкорнали «Похождения зубного врача», присудив фильму третью категорию (78 копий на всю страну), а картину «Агония» о нравах царского двора на 11 лет положили на полку, опасность нависла и над выстраданным Климовым замыслом фильма «Иди и смотри» по «Хатынской повести» Алеся Адамовича.
Эту картину о трагедии сожженных белорусских деревень несколько раз останавливали на разных этапах работы, и опять-таки помогало заступничество Машерова, который взял над фильмом негласное шефство. Работа над лентой, которая первоначально называлась «Убейте Гитлера», заняла в общей сложности семь лет. Выйдя в прокат в 1985-м после победы на Московском кинофестивале, картина буквально взорвала экран: такой страшной, обжигающей правды о войне наше кино и наше общество еще не знали.
«Иди и смотри» и «Восхождение» стали со временем классикой мирового антивоенного кино — наряду с фильмами «Великая иллюзия» Жана Ренуара, «На Западном фронте без перемен» Льюиса Майлстоуна, «Баллада о солдате» Григория Чухрая, «Летят журавли» Михаила Калатозова, «Апокалипсис сегодня» Фрэнсиса Форда Копполы, «Цельнометаллическая оболочка» Стэнли Кубрика, «Список Шиндлера» Стивена Спилберга. Но, к сожалению, признание пришло к Шепитько и Климову слишком поздно:
В самом начале съемок своего нового фильма «Прощание с Матерой» по повести Валентина Распутина Лариса погибла в аварии. Это случилось 2 июля 1979 года. На пустой дороге (еще не было и 6 часов утра) черная «Волга», в которой ехала киногруппа, по непонятной причине (скорее всего, шофер уснул за рулем) вылетела на встречную полосу, под грузовик с прицепом, груженным кирпичами. «Волга» от столкновения превратилась в груду металла, никто из пассажиров не выжил:
Потрясенный гибелью Ларисы, Климов нашел в себе силы закончить фильм вместо супруги. И назвал его одним емким словом — «Прощание». Эта картина стала прощанием и с уходящей, канувшей в летейские воды русской крестьянской цивилизацией, и с погибшей в расцвете сил, таланта и женской красоты любимой женой, которой Элем посвятил еще и пронзительную документальную ленту «Лариса».
Климов пережил свою супругу почти на четверть века. В бурные годы перестройки он возглавлял мятежный Союз кинематографистов СССР, который стал своеобразным штабом демократических сил. Затем, уйдя в творческий отпуск и передав дела в СК кинорежиссеру Андрею Смирнову, готовился к экранизации «Мастера и Маргариты» — мечте всей своей жизни. Но до съемок дело так и не дошло. Бюджет фильма тянул примерно на 60 млн долларов. Даже ему, на гребне его тогдашней мировой известности, найти их было непросто.
Говорят, на вечеринке деятелей кино с заправилами нашего зарождающегося бизнеса один крутой миллионер громко вызвался профинансировать фильм. Зал потрясенно охнул. В наступившей тишине раздался скептический голос Климова: «Хотелось бы еще знать, откуда эти деньги». Взять сомнительные миллионы, скорее всего, украденные у государства, — этого он, с его безукоризненными представлениями о совести и чести, позволить себе не мог.
Но, думаю, подлинная причина несостоявшегося фильма была не только в огромном по тем временам бюджете, а еще и в душевной опустошенности, которую Климов испытывал после смерти жены. «Я живу не в квартире, а в часовне», — говорил он, ведя в последние годы жизнь монаха, схимника. Неслучайно он больше так и не женился, в одиночку вырастив их единственного с Ларисой сына Антона, который сегодня стал взрослым, состоявшимся человеком.
Блистательная кинематографическая пара оставила после себя не только сына, не только выдающиеся фильмы. Шепитько и Климов оставили нам в наследство непререкаемый образец творческой взыскательности, нравственного максимализма. «Если я не сниму этот фильм, я умру», — говорили Лариса и Элем перед съемками каждой своей новой работы. Для них это была не поза, а состояние души. Преподанный ими этический урок современному поколению кинематографистов еще предстоит по-настоящему осознать и осмыслить.