Открылась первая в России выставка нашего всемирно известного соотечественника – художника Хаима Сутина
О такой выставке в Музее изобразительных искусств имени Пушкина, да и России в целом, мечтали давно. Эмигрант Хаим Сутин (1893-1943), звезда Парижской школы, родом из Российской империи, у нас долго был легендой. Картин его в отечественных собраниях почти нет. В таинственно затемненную экспозицию в ГМИИ зрителя вводит единственный автопортрет, хранящийся в Эрмитаже.
Мастер напряженно вглядывался в себя, подобно своему кумиру Рембрандту. Грубоватые черты он не пытался приукрасить — напротив, утрировал, будто подчеркивая плебейское происхождение.
На небосклон Парижа Сутин ворвался беззаконной кометой. Сравнить его можно с Пикассо, Бранкузи либо Модильяни, а можно и с анфан-террибль иной эпохи — Караваджо. Как в Риме конца XVI века солидный ценитель живописи не мог обойтись без полотен буйного миланца, так и усилиями дилеров Парижа 1920-х картины Сутина сделались ходовым товаром.
Сегодня это один из топов арт-рынка: в 2015 году на торгах Christie’s полотно Сутина «Бычья туша» было продано за 28 миллионов долларов. Цена его картин быстро растет. Еще в 2007 году самой дорогой работой был портрет «Мужчина в красном шарфе», проданный за 15 миллионов долларов. В мае 2013 полотно «Маленький кондитер» ушло уже за 18 миллионов... За картинами Сутина охотятся собиратели из России. Один лишь частный московский Музей искусства авангарда дал в экспозицию 8 картин, мало уступающих холстам из парижского Центра Помпиду и Музея Оранжери, хранящего одну из крупнейших коллекций работ Сутина — 22 полотна. Кстати, из них сейчас в Москву приехали 20. Больше сутинских работ только в американской коллекции Альберта Барнса, но по завещанию основателя фонда они не покидают пределы США.
Всего в ГМИИ прибыли 64 картины Сутина, но главное — не число экспонатов. Кураторы стремились вписать творчество художника в панораму мирового искусства, связать со старшими и младшими поколениями. При всей индивидуальности манеры он был верен старым мастерам — не потому ли острому драматизму его образов не мешают золоченые старинные рамы? В экспозицию, устроенную как лабиринт с неожиданными проемами — «окнами» в иное время — вошли произведения Шардена, Пуссена, Коро. Ведь Сутин учился на их полотнах в Лувре, как подсказал ему Амедео Модильяни. Но и его картины служили ориентиром — на выставке с ним спорят или вторят ему Фрэнсис Бэкон, Марк Ротко, Джексон Поллок и еще ряд ветеранов современного искусства.
В цельном пространстве сошлись излюбленные жанры Сутина: портрет, натюрморт, пейзаж. Драматизм на грани физического страдания при столкновении с жизнью сквозит в каждом сюжете, будь то битая птица или портреты слуг. Сутинские деревья порой считают его двойниками: корявые, закрученные спиралью стволы, как языки пламени, ввинчиваются в небо, вздымают к нему изломанные «руки», едва удерживаясь на вздыбленной земле.
После Сутина осталось мало фотографий. Представить облик художника помогла кисть его друга Модильяни. Высокий, сильный, хотя и нездоровый (постоянный голод спровоцировал язву желудка); крупный нос, жесткие черные волосы, взгляд исподлобья — он считал себя некрасивым и был застенчив. В Париже с трудом овладел французским — знакомые гадали, как же он общается с Моди. А тот нежно заботился о юноше: находил тому жилье, помогал деньгами. Вскоре после знакомства в 1915-м Моди решил заглянуть к Сутину. И был шокирован: «русский» писал картину... совершенно голым. Не ради эпатажа: нищий, он снимал одежду, чтобы не сносить и не испачкать.
Десять лет в «столице муз» с момента, когда 19-летним осел на Монпарнасе, сын многодетного штопальщика из-под Минска отчаянно боролся за право стать художником. Но борьба началась еще в родном местечке Смиловичи. С ранних лет Хаим вел себя странно — то рисовал каракули углем на печи, за что ему доставалось: Талмуд запрещает изображение живых существ. То крал у отца рубль на карандаши, то тащил его ножницы к старьевщику. Даже в годы триумфа он не утратил привычку, если кто-то подходил, комкать и прятать на животе холст, над которым работал. Страх шел из детства, когда, застигнутого за рисованием Хаима били не только местечковые мальчишки, но и родные старшие братья.
Трагическая коллизия обернулась счастливым шансом. Подростком Хаим нарисовал раввина, уже тогда в духе экспрессионизма — карикатурно. Проучить мальчишку за дерзкую выходку взялся племянник раввина — мясник, или, как говорили в местечках, резник. Заманил в свою лавку, избил до полусмерти. Не потому ли позже освежеванные бычьи туши стали наваждением сутинских холстов?
Родители художника пожаловались в кагальный суд. Еврейская община возмутилась жестокостью расправы и обязала обидчика выплатить компенсацию. Неизвестно точно, было ли это 25 или 50 рублей, но в любом случае по тем временам немало. На эти деньги мальчика послали в Минск учиться на фотографа. По другой версии, отец отправил младшего сына в подмастерья к шурину-сапожнику, а тот — в ученики к фотографу.
В 1907 году в губернском Минске Хаим пошел в школу для настоящих художников. А в 17 лет сбежал в Вильно, работал ретушером и вновь учился. В Иудаистском обществе поощрения художеств Сутина убедили продолжить обучение живописи в культурной столице мира — Париже. Врач-меценат дал сумму на проезд. Агитировал за Францию и новый друг — начинающий художник Пинхус Кремень: все лучше, чем мыкаться в черте оседлости...
В 1913 году Сутин поселился в общежитии художников «Улей» у скульптора Оскара Мещанинова, по соседству с Липшицем и Модильяни. Растерянный, но фанатично преданный идее писать картины, он читал Бодлера и Фрейда, бродил по Лувру: «брал уроки» у Рафаэля, Энгра, Гойи, Курбе. Но более всего у Рембрандта — от него и тревожный колорит, и ощущение драмы жизни. Голодал, зимой и летом ходил в единственном драном пальто, грузил по ночам чемоданы на вокзале Монпарнас и едва не покончил с собой — Кремень буквально вынул его из петли. А дальше судьба улыбнулась: Моди, всерьез считая Сутина гением, привел его к торговцу Лео Зборовски. Тот выдаст юноше по 5 франков в день — и спасет от голода, пошлет на юг Франции.... «Это он, Модильяни, заставил меня в себя поверить», — говорил Сутин.
Нищета внезапно кончилась в 1923 году: 52 картины купил миллиардер из США Альберт Барнс. Так в 30 лет Сутин оказался в одном ряду с Матиссом, Пикассо и уже покойным Модильяни. И все же игнорировал собственные вернисажи, рвал и жег холсты, которые считал неудачными, а позже выкупал, чтобы переписать. Известны его запальчивые слова о своих же работах: «То, что вы видите, ничего не стоит, это все дерьмо (merde), но все же получше, чем у Шагала и Модильяни. Когда-нибудь я убью свои картины — они слишком слабы, чтобы поступить иначе».
Барнс платил всего 15-30 долларов за холст, но отныне Сутин был знаменит. Он слушал Баха и ездил в Амстердам «к Рембрандту». Однако попал в кабалу: торговцы требовали без конца повторять «надежные» мотивы и приемы. И все же драгоценная, вибрирующая фактура его холстов, их красочная насыщенность и экспрессия не исчезали — примером тому чудесный «Мальчик из хора».
Навсегда покинув родное местечко, Сутин избежал банальности и безвестности. Но от судьбы не уйдешь: в 1940 году ему пришлось прятаться. Визу в США, куда уехал Шагал и другие, получить не удалось. С началом Второй мировой войны власти арестовали его подругу Герду Грот, беженку из Германии. Художник скрылся в глубинке Франции, боясь ареста и лагерей. Продолжал писать, но в 1943 году обострилась язва желудка. С внутренним кровотечением друзья перевезли его в Париж к хирургу, который бы не выдал. Бытовала легенда, будто спрятав художника от немцев в катафалке, его довезли к врачу лишь мертвым. На самом деле машина «скорой» доставила его в госпиталь, Сутина прооперировали, но поздно: он умер, не приходя в сознание.
На Монпарнасское кладбище, помимо последней подруги Мари-Берт Оранш, его провожали Пикассо, Кокто и Макс Жакоб...
Сегодня картины Сутина рассеяны по миру, они входят в собрание Метрополитена и коллекции семьи издателя Галлимара, Фрэнсиса Форда Копполы, Изабеллы Росселлини, потомков Шагала и Чаплина. Но нигде нет музея этого гения. Исключение — его родные Смиловичи, ныне город Минской области: Сутин — самый прославленный его уроженец.
С 2008 года в детском Доме творчества Смиловичей открыт музей «Пространство Хаима Сутина». Пусть там нет подлинников его картин, да и мемориальных вещей не сохранилось — пожалуй, лишь чудом уцелевшая Тора из синагоги, куда ходил Сутин-отец. Там тщательно воссоздана обстановка его детства с помощью немногочисленных деталей быта, которые сумели найти в местечке, где все дома, до войны деревянные, сгорели, а все евреи были расстреляны фашистами в октябре 1941-го. Нечем поделиться и немногим внучатым племянникам Сутина, но с музеем они тесно связаны.
Фотографии доносят и атмосферу довоенного Парижа, откуда Сутин уже не вернулся домой. Много и современных снимков тех мест, где проходила его жизнь во Франции: земляки художника в компании его французского биографа Мишеля Лебрен-Франзароли посетили все эти города и деревни — от парижского кладбища Монпарнас до Иль-де-Франс, где, получив отказ в американской визе, он скрывался от нацистов в годы Второй мировой войны.
В деревне Шампиньи-сюр-Вёд, где художник провел два последние года жизни, смиловчане встретились с местной жительницей мадам Делоне — 12-летней девочкой она позировала Сутину. В крохотном Шампиньи есть площадь Хаима Сутина, куда выходит его мастерская. Имя художника носит также улица городка Блан, где до сих пор стоит сарай, возле которого сделана знаменитая фотография Сутина: улыбаясь, он держит курицу — ту самую, которую изобразил в картине «Курица на фоне кирпичной стены», ныне висящей в ГМИИ.