В информационном пространстве развернулось ожесточенное противостояние
Чем дольше длится СВО, тем ожесточеннее битвы в информационном пространстве. Но речь здесь не о противостоянии российских СМИ пресловутому ЦИПсО, а о нашей, внутренней войне, вовлеченными в которую оказываются все большее число журналистов и блогеров, телевизионных аналитиков и политиков. Их обвинения друг другу в некомпетентности, хайпожорстве и даже госизмене звучат не только на сетевых ресурсах, но уже в эфире федеральных каналов.
Когда в феврале 2022-го все только начиналось и казалось, что «делов-то» на месяц, для представления о событиях на фронте обывателям хватало коротких репортажей на федеральных каналах и сводок, зачитываемых генералом Конашенковым. Лишенные намека на эмоциональность, они были похожими как две капли воды, разве только противник именовался то неонацистами, то боевиками, то бандеровцами. Единственный вопрос, которым задавался зритель, удовлетворенный количеством уничтоженных броневиков и самолетов, так это сколько их еще осталось. Верилось, что немного. Но время шло, танки не кончались. И постепенно даже те, кто представлял себе происходящее на Украине в виде кадров из фильма «Освобождение», стали искать альтернативные источники информации.
Этот процесс значительно усилился после осенних событий в Харьковской области. В телевизионных новостях о них говорили мало, как бы вскользь упоминая о некой «передислокации наших войск». Тем неожиданнее прозвучало в очередном «Вечере с Соловьевым» восклицание ведущего: «А ведь ситуация очень тревожная!» Раз самого Владимира Рудольфовича что-то встревожило, подумала его паства, значит, правда не так все просто. И уселась перед компом...
Общим местом стало утверждение, что характер нынешних войн с их дронами по сравнению с войнами прошлого полностью поменялся. Но ведь стало принципиально другим и их освещение. Кто помнит сегодня, что «военный корреспондент» и «военкор» — это не одно и то же? В международном гуманитарном праве первый термин подразумевает гражданского журналиста, сопровождающего армию, но не входящего в ее состав. Второй же использовался в советские времена по отношению к внештатным корреспондентам из числа самих военнослужащих.
А теперь? Многие журналисты не только снимают для своих вещателей и пишут в родные газеты, но еще и телеграм-каналы ведут. Они в результате кто? Корреспонденты или блогеры? А те, кто сам на передовой ни разу не был, но получает сведения оттуда от знакомых и публикует их? «Диванные военкоры», как их презрительно называют коллеги, понюхавшие пороха, или полноценные участники информационного поля? А волонтеры, что отвозят необходимые фронту вещи, заодно собирая там сведения и доводя их до своих подписчиков? А офицеры и солдаты, тоже не брезгующие постами в Сети?
Но чем больше разных людей оказываются вовлеченными в процесс, тем более масштабным становится поток взаимных обвинений и упреков. Некоторые из них справедливы. Если профессиональные военкоры знают, что можно показывать, а что нет, дилетанты порой публикуют материалы, способные привести к гибели наших бойцов и даже срыву операций. Иногда они, переезжая из одного подразделения в другое, не выключают мобильники, тем самым «засвечивая» места дислокаций. Тот же Соловьев периодически проходится по этой категории, называя их предателями.
Но в подоплеке некоторых склок явно читается ревность. Скажем, когда Владимир Путин встретился с некоторыми военкорами, среди неприглашенных поднялся ропот: «А почему того позвали, а меня нет? Он же на «ленточке» ни разу не был!»
Все чаще в профессиональной среде происходящее характеризуется коротким и модным ныне словом «ср:ч». На этом фоне периодически звучат речи о необходимости военной цензуры. Но вот точка зрения, с которой трудно не согласиться. «Военный корреспондент — это тот, кто выполняет свою работу на последнем рубеже в непосредственном контакте с теми, ниже кого по военному положению не существует. Для этой среды военкор — это спустившийся откуда-то сверху, из другой реальности, человек, который обладает едва ли не сверхъестественными способностями, потому что в его руках Слово. И часто военкоры оправдывали ожидания и приближали далекий мир передовой во всей своей малопривлекательности к дистанцированному обществу, порождая ответную реакцию — изолировать военкоров от того, что неприглядно, заставив их вести репортажи с образцово-показательных позиций образцово-показательными формулировками» — так описал ситуацию в своем телеграм-канале замначальника Главного управления Росгвардии по ДНР Александр Ходаковский.
Часто негатив звучит и в адрес «экспертов» из ток-шоу с их безответственными заявлениями. Понятно: блогеры блогерами, но значительная часть доверчивых граждан убеждены: раз по телевизору сказали, значит, так оно и должно быть. Относительно таких господ у нас есть предложение. Обязать каждого из них, прежде чем в очередной раз призвать к нанесению ядерного удара, приложив руку к груди, клясться: «У меня нет личного бункера, но есть внуки Миша и Маша. Ради спасения Отечества мне и их не жалко». Есть надежда, что больше они про необходимость разнести Европу к чертовой матери говорить не станут. Жены вразумят.