.JPG)
Именно поэтому популярный поэт-песенник – вновь в жюри шоу «Ну-ка, все вместе!»
Шоу «Ну-ка, все вместе!», новый сезон которого стартовал на телеканале «Россия», впечатляет уже расстановкой действующих лиц: перед тобой буквально стена из сотни экспертов, приглядевшись к которой, узнаешь самых известных людей популярной музыки, танца, театра... Весь этот хор знаменитостей внимательно слушает поющих конкурсантов — и подпевает, если те увлекли яркой подачей эмоциональной песни. Или молчит, если не увлекли. Что и решает дальнейшую судьбу участника. Среди опытных членов стоголосого жюри — поэт-песенник Александр Шаганов, автор десятков хитов таких популярных и совершенно не похожих друг на друга исполнителей, как группы «Любэ» и «Иванушки International», «Черный кофе», Женя Белоусов и Дмитрий Маликов... В чем отличие настоящих стихов от ритмического набора слов, почему песен с качественными текстами сегодня резко убыло, как создавались самые известные шагановские строки, куда идет творчество молодых литераторов — обо всем этом «Труд» поговорил с Александром.
— Вы ведь — из самых опытных арбитров шоу?
— Участвовал во всех выпусках, за исключением одного. Шестой уж год... Помню, как происходил набор. Звонят: любопытен ли вам вот такой проект? — Конечно! — Тогда приходите и расскажите на камеру о себе, спойте какую-нибудь песенку... У меня и фото с того кастинга осталось: я как дедушка держу номер в руках, чтобы не потеряться.... И меня отобрали. Нагрузка, должен вам сказать, серьезная. Программа идет два часа, а снимается полдня. Стоишь, как раньше постовой у мавзолея — присесть некуда. Зато выглядит эффектно. Ведущий у нас замечательный — Николай Басков. Мощный импровизатор, искренне радеющий за молодых участников — он ведь сам отличный тенор и прекрасно понимает чувства конкурсантов. Очень эмоционален и глава жюри Сергей Лазарев — обладатель, надо сказать, немалого исполнительского опыта в песне.
— Вы много в этом сезоне подпевали?
— Достаточно, примерно 50:50. Для меня мерилом является народность, что ли, конкурсанта. Стараюсь представить себя зрителем где-нибудь в отдаленном уголке страны: смотрит он и думает — пойдет ли у этого исполнителя история дальше нынешнего выпуска. Это зависит от выбора репертуара. И знаете, не я один в жюри заметил: песни-то, может быть, хорошие, но очень уж много не на русском языке. Я не к тому, что другие языки хуже, все культуры хороши, но русскому слуху от родной речи теплее. За английским легче спрятаться — выдавай себе вокальные трюки, но это больше внешнее. А я сторонник того, чтобы песня становилась для человека верным спутником и другом. Чтобы в исполнении было не только вокальное, но и актерское начало. Вот как у Николая Расторгуева, которому я благодарен за то, насколько выпукло, глубоко, а где-то и иронично он исполнил вещи, в которые я вложил душу. Это и есть настоящее мастерство. А ведь он самородок. Не заканчивал музыкальных институтов — их ему заменило громадное влечение к музыке и постоянное самообразование. Настоящий народный артист!
— Вы писали для таких разных исполнителей — Николая с его нервом и огнем, «Иванушек» — мягких, лиричных домашних... Тоже, как актер, входили в образ?
— Да, смотришь на мир глазами выбранного тобой героя, и строки сами складываются. Это необъяснимый для меня процесс. Какой-то тумблер переключается, взгляд становится более пристальным или, наоборот, созерцательно-меланхолическим — и происходит творческое озарение. Или не происходит... В целом считаю себя счастливым человеком: передвигаюсь по жизни со своей подростковой мечтой — писать песни, которые пригодились бы людям. Вы ведь заметили, что люди, которые любят песню, более добры, открыты к миру? Песня гармонизует человека.
— Говорят, все главное в жизни идет из детства. Что такого поэтического и песенного было в вашей родительской семье?
— Спасибо, что вы задали такой вопрос. Мой старший брат был настоящим меломаном, его магнитофон практически не выключался. И весь тот музыкальный ряд — песни вокально-инструментального жанра — влетал в мой, условно говоря, шестилетний организм. Другие вкусы были у папы: простой рабочий, он в редкие минуты досуга, обычно в субботу за обедом, обходился пластиночками Утесова, Шульженко, Мордасовой, Бернеса... Я прислушивался и думал: вон как у брата магнитофон звонко звучит, а у папы старая пластиночка подшептывает. И, честно говоря, не был вдохновлен папиными вкусами. Лишь приобретя с годами собственный творческий опыт, я понял, насколько вершинным был его выбор исполнителей. А в какой-то момент песня на стихи Александра Шаганова появилась даже в репертуаре одной из любимых папиных певиц — Людмилы Зыкиной: они в дуэте с Николаем Расторгуевым спели «Побеседуй со мной». Очень этим горжусь и жалею, что папа не дожил до тех лет.
— У ваших стихов чудесное свойство — они словно сами льются в душу. С другой стороны, их можно читать и отдельно от мелодии, именно как стихи. Но ведь 99 процентов современных песенных текстов при таком чтении оказываются просто малограмотным набором слов...
— Вы совершенно правы. Я всегда старался так писать, чтобы стихи и в книжном варианте были воспринимаемы. Это традиция нашей поэзии — мало кто из больших поэтов не мечтал написать по-настоящему популярную песню: в ней отметились и Евтушенко, и Вознесенский, и Роберт Рождественский... А если не писали, как Твардовский, то тем более ценили умение других: вот, говорил Александр Трифонович, я автор «Теркина», а написать «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат», как Леша Фатьянов, не смог бы... К сожалению, в современной песне этот прекрасный ориентир утрачен. Может быть, в школе ребятам не объясняют, что такое поэтическая ритмика, рифма... Отсюда мелкотемье, примитивная образность. Момент нигилизма, упадничества, депрессии — вплоть до странной манеры исполнения, будто половины русского алфавита не существует. Скорей бы уж прошло это поветрие! Как прошла грянувшая было одно время мода на спущенные брюки: дескать, вот такой я пофигист, порхаю себе в удовольствие по планете, а остальное меня не интересует. Такой человек не способен на активное участие в жизни, на энергичные поступки... Хотелось бы настроить молодежь и ее песню на темы сегодняшнего дня, на доброту, любовь, объединение. Мы общинная страна, и песня эту общинность укрепляет. Строки «Вставай, страна огромная родились в первые же дни Великой Отечественной войны. А сегодня, когда мы вновь переживаем непростой исторический момент, такой объединяющей песни нет. Или есть, только мы о ней не знаем, потому что тем 20 редакторам на 20 популярных станциях, что определяют вкусы аудитории, она не интересна... Я свою первую песню «Деревянные церкви Руси» придумал в 17 лет. И ее взяла группа «Черный кофе», и в перестройку запись вышла многомиллионным тиражом. Но сегодня авторы вне поля общественного внимания. Бегущая строка уже не сообщает, как прежде: музыка Зацепина, слова Дербенева... А когда все обезличено, снижается и сочинительский азарт. Уж не говорю, что талантливые авторы — куда большая редкость, чем талантливые исполнители. Земля не генерирует в достаточном количестве новых Пахмутовых и Добронравовых. Этих людей нужно отыскивать. Очень нужны конкурсы поэтов и композиторов, а не только эстрадных певцов.
— И соглашусь, и возражу вам по поводу объединяющих песен. Знаете ли вы, что вашего «Коня» постоянно пели даже те, чьи политические взгляды вы, думаю, вряд ли разделили бы? Имею в виду одну из рубрик известной (ныне уже не существующей) радиостанции, где полагалось «пропевать» текущую общественную ситуацию на какой-нибудь популярный мотив, и на протяжении многих лет чаще всего это был «Конь».
— Не знал! Хотя песню эту считаю нашей большой удачей с композитором Игорем Матвиенко. Редкая неделя проходит, чтобы она не прислала мне весточку: то детишки в глубинке ее записали, то спел кто-то в дальнем зарубежье... Один художник пришел ко мне на выставку — у меня сейчас новое увлечение живописью — и говорит: бывает гимн страны, а бывает гимн народа, вот «Конь» — такой гимн... Немножко комплиментно, конечно, но — сказал. А я ее придумал как воспоминание о детских годах, когда каждое лето приезжал из Москвы под Владимир и Суздаль, на малую родину отца, которую считаю и своей малой родиной. Возвращаюсь с этими картинками туда, и всех готов там встретить, рассказать про реку Нерль, про поля, леса, дальних деревень огоньки... Много красивых мест в России, но есть особенные — у Есенина в Константиново, у Фатьянова на Клязьме. Масштабы разные, а суть одна — река, ширь полей, далекий горизонт...
.jpg)
— Еще одна ваша знаковая песня — «Комбат».
— В этом году ей 30 лет — впервые прозвучала на 50-летии Победы. Я был на том концерте в парке Центрального дома армии. Ветераны — тогда их еще было довольно много — подходили к Николаю Расторгуеву, благодарили... И до сих она в армейском строю, помогает ребятам на передовой. А посвятил я ее своему крестному, старшему брату отца Василию Павловичу Шаганову. Фронтовику дяде Васе, защищавшему Ленинград, награжденному за оборону города. Ребята из «Любэ» поддержали мой замысел: песня — это же коллективный труд аранжировщиков, певцов, музыкантов... Своего рода братство.
— Есть и такое братство, как «Мастерская Шаганова».
— Нам два года, я собрал пишущую молодежь от подростков до 35 лет. Встречаемся на семинарах и лекциях, ребята записывают новые песни, их свободно может взять на вооружение любой исполнитель. Идея получила поддержку Президентского фонда культурных инициатив.
— Назовите хотя бы одно имя, которое стоит держать в уме.
— Маша Котлова из Твери — очень проникновенный автор. Вообще последите за современными бардами, за их фестивалями — например, «Гринландией» под Кировом. Тому, кто устал от мелкотемья современной эстрады — туда. Это целая поэтическая вселенная.
— А как относитесь к расколу в современном артистическом мире? Мне, например, трудно представить себе сегодня встречу Николая Растрогуева и Аллы Пугачевой. Хотя 35 лет назад именно Алла Борисовна помогла группе «Любэ» стать популярной.
— Сегодняшний день заставляет нас делать выбор. Я свой сделал. Недавно выступал в Луганском госпитале, смотрел в простые, открытые лица парней, за которыми правда. Когда слышишь, что говорят об этих людях те, кто бросил страну, только убеждаешься в верности принятого тобой решения. При этом, конечно, невозможно забыть, что Пугачева — определенный пласт нашей культуры, для многих это любимые песни юности, отбрасывать которые — значит обеднять самих себя. Надо быть мудрее.
— Я слыхал, что ваш друг Игорь Матвиенко работает над оперой «Князь Владимир», где главную роль исполнит Игорь Дронов — SHAMAN.
— Да, хотя не я там автор либретто — мне все же ближе жанр песни, но обязательно пойду на февральскую премьеру, порадуюсь за товарища. Что касается SHAMAN’а, мы лично не знакомы, но мне он интересен. Прежде всего как прекрасный вокалист. И песня «Встанем», с какой он стал популярен, очень яркая, нужная, по-настоящему чувственная. Я как человек с 43-летним опытом сочинительства, мог бы кое-что ему посоветовать в плане более точной работы со словом — но нужны ли ему мои советы? У него свой путь, свое горение на сцене. А ошибки — кто от них гарантирован, особенно в молодости.
— Ваша 22-летняя дочь слушает песни папиного сочинения?
— У нас в семье нет культа папы. Признаться, я и не знаю подробно ее музыкальных пристрастий, надо бы расспросить. Хотя вообще-то она понимает, что у папы редкая профессия и он занят серьезным делом. Но тут момент поколенческий: мои увлечения тоже не всегда были понятны родителям. Думаю, вектором сегодняшнего дня могли бы стать песни, сближающие поколения. Как делали это в свое время вещи вроде «Мы желаем счастья вам» группы «Цветы» на стихи замечательного Игоря Давыдовича Шаферана. Вот такой я себе поставил маяк.
— А можете поделиться строками, навеянными именно сегодняшним моментом?
— Импровизаторским талантом Моцарта или Александра Сергеевича не обладаю, но прочту вам то, что написано к грядущему 80-летию Победы и, надеюсь, обретет к тем дням музыкальное воплощение:
Такие же, как мы, обычные ребята
Из шумных городов, из тихих деревень.
Они ушли на фронт дорогами солдата
— А им по 20 лет, ушанка набекрень.
Ушанка набекрень, всему еще начало:
Ждут песни и стихи, ждут добрые дела.
Украла их война и с пулей повенчала,
Таких вот молодых у жизни отняла.
Они ушли на фронт — ушли, недолюбили.
В холодные ветра они легли, в рассвет.
Чтоб мы с тобою, брат, на этом свете жили,
Чтоб мы с тобой, сестра, росли не зная бед.
Такие же, как мы, родные, наши люди.
В тебе, мой друг, во мне живут их голоса.
И глядя в небеса на праздничном салюте,
Я вижу всякий раз их светлые глаза.