- О Солженицыне - прозаике и публицисте известно многое. А каким он был в детстве и юности?
- О Александре Исаевиче долагерных времен в книге написано около 250 страниц (а всего в ней их 935). Сочинять рассказы, повести, стихи он стал с десятилетнего возраста. В 1934 году подготовил "Полное собрание сочинений" в нескольких школьных тетрадках. Сочинителю-мальчику, поэту-подростку, студенту - автору повестей уделено самое серьезное внимание, а также и тому, как он понимал писательскую работу, каким видел мир литературы и как погружался в литературный процесс, "издавая" рукописные журналы в одном экземпляре, в тетрадках, детским почерком. Судьба долагерного Солженицына - ярчайшее доказательство того, что он родился писателем, уже мальчиком осознал свое призвание и предназначение.
- Писатель охотно шел на общение с вами?
- Я периодически приезжала к Александру Исаевичу с диктофоном, и мы работали по моим конкретным вопросам, которые возникали в процессе составления летописи его жизни и творчества. Это была напряженная работа, и только поэтому в его рабочем графике нашлось для нее место. Я чувствовала, что обязана многое прояснить при его жизни, очистить его биографию от лжи, клеветы, тенденциозных нелепостей и выдуманных версий. Я убедила его в важности этой работы, и он согласился помочь. Для праздных разговоров у него времени не оставалось, да и мне было не до развлечений. Так, однажды мы просидели весь день в его кабинете в Троице-Лыково за военными картами времен Великой Отечественной и прошли вместе весь его фронтовой путь. Прежде чем задавать вопросы, я предварительно много готовилась, изучала материал и спрашивала только о непонятном, запутанном, противоречивом. Ничего спонтанного в нашем общении не было - я представляла нашу совместную работу как расследование его жизни по узловым точкам. После каждого дня работы я немедленно расшифровывала наши беседы и получала первоклассный текст, содержащий много нового и интересного.
- Есть ли в книге прямая речь?
- Прямая речь занимает значительное пространство книги. Поскольку я цитировала точно по всем источникам - опубликованным произведениям, неопубликованным беседам, письмам, пояснениям, то никакого визирования не требовалось, да его и не было. Александр Исаевич доверял мне, и я его ни разу не подвела, ни разу и нигде не исказила его слова. Что же касается редактирования, то этого процесса не было вообще: он как редактор не коснулся моей книги. Но я сама просила его посмотреть мои главы на предмет фактуры - дат, имен, названий. Ведь я не воевала, не арестовывалась, не сидела в тюрьмах, не была в лагерях и многих реалий его жизни не прочувствовала на себе. Тут он мне очень помог, но это были всегда точечные замечания - они касались в основном военных и лагерных деталей.
- Насколько он вам показался последовательным как общественный деятель? Осознавал ли, что заблуждался в тот или иной период жизни?
- Тот, кто хоть немного читал Солженицына, его художественные произведения, публицистику или мемуары, не может не увидеть огромный потенциал самокритики. Прежде чем оппоненты докапывались до его заблуждений, он сам их у себя придирчиво обнаруживал и подвергал самому резкому бичеванию. Я не знаю другого такого писателя, который был бы столь беспощаден к себе. Версия о "непогрешимости" Солженицына основана на плохом и очень плохом знании его текстов. Некоторые главы "Архипелага ГУЛАГ" целиком состоят из самого пристрастного самоанализа и раскаяния. Он винил себя даже в том, чего никогда не совершал, но что мог бы совершить, если бы жизнь повернулась иначе. Как жаль, что пресловутые оппоненты Солженицына почти всегда голословны и мало подготовлены к разговору о нем.
- Отражена ли в книге личная жизнь писателя? Не было ли со стороны семьи табу на личные темы в книге?
- Несомненно, отражена. Без личной жизни нет биографии. В книге рассказано о юношеских увлечениях Александра Исаевича, раскрыта драматическая история его первой женитьбы, история счастливого второго брака. Со стороны жены и детей я получала только помощь и содействие. Минувшим летом гостила в США, в вермонтском доме писателя, где меня принимали его сыновья, возили по окрестностям, знакомили с местными достопримечательностями, соседями. Я побывала в школах, где учились дети, в приходе в Клермонте, прихожанами которого были Александр Исаевич и его семья все годы изгнания, познакомилась с местным священником и его женой, близко знавшими всех членов семьи. Провела там целый день и записала большое интервью, которое использовала в книге. Что касается табу, то я, как и каждый биограф, сама должна была чувствовать ту черту, которую историку, жизнеописателю не следует переступать просто из чувства деликатности.
- Будет ли ваша книга дописана с учетом последних месяцев жизни Солженицына? Что туда войдет?
- Книга вышла в марте этого года, в июле - ее второе издание, но я не приостанавливала работу над ней, ибо биография писателя продолжалась в реальном времени. Случались события, выходили его сочинения, печатались его выступления. Все это мной регистрировалось и найдет свое место в будущих переизданиях книги, теперь уже в обычной серии ЖЗЛ. Несомненно, в нее войдут события самого последнего времени, в том числе и уход писателя - финальная точка его жизни.