Новый отечественный фильм-катастрофа сумел взволновать людей самых разных возрастов и взглядов
Картина «Экипаж» режиссёра Николая Лебедева – не ремейк одноимённого кинематографического произведения Александра Митты 1979 года. Невзирая на очень похожую структуру сценария и семейные проблемы, которые ключевые герои лечат небом, – другие персонажи, другие реалии, для ремейка прошло слишком много времени. Горящие нефтепродукты в вымышленном городке заменены горящей лавой на острове в Юго-Восточной Азии, снимавшемся в Крыму. Студия «ТРИТЭ» выкупила у киностудии «Мосфильм» права на название «Экипаж», дабы не прерывать связь времён. В картине недвусмысленно и чуть нелепо присутствуют камео, включая совершенно излишнюю Александру Яковлеву, находящуюся в кадре для увеличения прокатных сборов связи времён и удобства обсуждения в программе Андрея Малахова.
Картина Николая Лебедева – эпичная, масштабная, добротная, качественная работа, в технологии IMAX, о подвигах по спасению людей в катастрофе. История, предваряющая катастрофу широкими условными мазками, местами задевает удивительной тонкостью неожиданных эпизодов.
Удивителен момент, когда на экране, среди жуткого тумана, мелькнул самолёт, то ли реальный, то ли видение. И глаз юного пилота Гущина его подмечает, как мелькнувший на доли секунды призрак. Опытный пилот Зинченко готов жёстко наказать стажёра за ошибку, но турецкий (!) самолёт оказался реальным, и это спасло людей. Дар проявился в рыхлом хаотичном увальне-лётчике одномоментной вспышкой.
Два ключевых «сладких» персонажа – взрослый пилот Леонид Зинченко/Владимир Машков (в картине Митты – Андрей Тимченко/Георгий Жжёнов) и молодой, не взрослый лётчик (по определению его девушки, второго пилота, который/которая взрослее) Алексей Гущин/Данила Козловский – два красавца, на лётчиков не похожие вообще, старательно, строго по сценарию и инструкциям, разрушают сложившиеся стереотипы того, какими должны быть пилоты. Аскетичный ревнитель правил Зинченко и разгильдяй Гущин оба оказываются пацанами, подростками, объединяясь в финале в желании дать взрослому несправедливому миру по морде.
Инфантильный, надёжно укрывшийся за правилами и инструкциями Зинченко – это как бы повзрослевший инфантильный Гущин. Но оба обаятельных мачо почему-то обнаруживают невероятные героические качества, хотя, казалось бы, ничто не предвещало. И более взрослая Александра Кузьмина/Агне Грудите, второй пилот, в финале становится ребёнком, после всех тяжких, рано выпавших на её долю, испытаний, Александрой Гущиной. Она не в силах устоять перед бесшабашной наивностью, внутренним ребёнком Алексея Гущина, в образе которого Данила Козловский органично воплотил очередного хорошего парня, наивно ищущего простых истин в сложном и жестоком мире. Актёр добавил пилоту толику «правильности», возможно, почерпнутую им в Кронштадтском морском кадетском корпусе, законченном в 2002 году. Режиссёр уверенно добился тщательным кастингом, в лице Агне Грудите, внешнего сходства с Александрой Яковлевой и… Ингеборгой Дапкунайте. Могу ли я подозревать здесь аллюзию на иное культовое кинематографическое произведение, ассоциирующееся со вкусовыми предпочтениями одного из продюсеров картины «Экипаж»?
Фильм-катастрофа Николая Лебедева – крепко сшитое полотно с нестыдными для отечественного кинематографа спецэффектами, по выражению Андрея Плахова. Не прошло и сорока лет, как отечественные кинематографисты создали новый фильм-катастрофу, наполнив его новыми реалиями, точно выстроив сюжет как фундамент впечатляющих сборов.
Алексей Гущин влюбляет в себя Александру, и они с ней одной, пилотной крови. Героические русские лётчики мужественно, находчиво и изобретательно спасают множество людей, детей разных стран и народов. Перед катастрофой равны все, могучее звучание обретают простые истины, шёпот которых глушит текучка будней. «Простые истины» – так назывался сериал, в котором Данила Козловский снялся в тринадцать лет.
До масштабов героев «Илиады» Гомера вырастает личность простого бортпроводника Андрея, явившего миру невиданное мужество посреди катастрофы, когда бушует и горит лава, взрываются дороги, камни попадают во всё, кроме самолёта, а двигатели забивает вулканический пепел. Андрей обрёл свою Викторию, старшую стюардессу. Она поняла, что заблуждалась, в своём увлечении мачо-Гущиным. А Алексей Гущин поначалу смеялся над немужской работой бортпроводника. Катастрофа будит дремлющие силы, и женщина достаётся победителю.
Правильные системные зарубежные лётчики не смогли взлететь. Их самолёт взорвался ярким кинематографическим пятном. Нужно быть Алексеем Гущиным, которого выгоняли отовсюду, неспособным вписаться в любую систему, чтобы обнаружить в себе в трудный час качества пилота от Бога, в долю секунды находящего единственно точные решения.
За впечатляющую, красивую, масштабную работу, за отечественный фильм-катастрофу, способный взволновать самых разных людей, претендовать на «любовь всего народа», мы вправе сказать большое человеческое спасибо создателям картины, её продюсерам, на неё работала вся кинематографическая отрасль, в сложном взаимодействии систем и элементов. Как невозможно создать самолёт без горизонтальных связей крупных авиационных предприятий, так невозможно создать фильм-катастрофу без масштабных объединённых усилий крупных игроков кинорынка, при поддержке Госкино на условиях безвозвратного финансирования.
Мелодраматические линии в картине просты и незатейливы, как и положено саге о рушащемся небе. У всех персонажей – семейные проблемы, они не способны их решать, они способны летать. Лишь пройдя через боль, ужас, лаву, гибель, обрушение, горение двигателей, забитость лёгких самолёта вулканическим пеплом, страшную грозу, когда не видно мира и глаз неспособен поймать пятнышко, узкое горлышко посадочной полосы; неубираемые шасси и отваливающиеся крылья, – семейные проблемы счастливо разрешаются, а их участники и создатели обретают простую истину – они все похожи друг на друга, они одного состава крови. Они лётчики – и у них вместо рук не крылья, крылья вместо рук – у ангелов, а пилоты – не ангелы, они бьются о начальство, о системные стены, о семейное временное, докатастрофное, отчуждение.
Алексею Гущину в финале становится страшно. Режиссёр не стал делать из него супермена. Он боится сажать самолёт в экзистенциальную петропавловскую грозу, но выясняется, что страшно всем – и Зинченко, и Кузьминой. И не-ангел Гущин посадил самолёт, коснувшись корпусом с отпавшими крыльями грешной земли, где идёт равнодушный ливень масштабов Всемирного Потопа и выплёвывают прямо в металл корпуса развалившейся птицы спасительные охлаждающие струи пожарники, и шуршат «Скорые». Крылья умерли (отвалились от удара о землю), руки, головы и сердца остались.
По известной системе сдержек и противовесов режиссёр, вероятно, разбавляет пафос юмором, дав пародийный, нелепый финал картины под занавес. Собрав три несистемных элемента – пилотов невиданной одарённости, отмеченных богом и ангелами, вместе, он делает их (совместно со сценаристами) стажёрами самой системной, самой лучшей в мире компании – «Аэрофлот». Ибо беспримерные мужество и героизм, проявленные при спасении человеческих жизней, не являются достаточным основанием для работы в частной авиакомпании, с акционером-самодуром. Разновозрастные, не взрослые, разнополые стажёры. Суровый взрослый мир уволил их из своих привелигированных рядов, для этого мира они – извозчики солидных господ. Юмор финала, хитровато воплощённый Сергеем Газаровым, воспринимается как скрытая осанна «Аэрофлоту», ода его системе профессионального отбора лётчиков, если даже Зинченко у них - стажёр. Нечто неуловимо продюсерское витает в болтающихся тренажёрных канатах лучшей в мире авиационной компании. Не может же быть финальное художественное решение продиктовано продакт-плейсментом. Мы знаем, так не бывает.
Фильм – противоречивый слепок текущих времён, с данью 1979-му году, без культовости эротической сцены, с калькой прошлого, наложенной на расползающиеся времена. Точный, просчитанный, успешный фильм.
P.S. По-аксёновски удивительны в картине перемещения. «И вот мы в Африке», «и вот мы на острове Канву». Не мы, а самолёт вымышленной маленькой частной авиакомпании.