- Если точнее, а я все-таки историк и уважаю достоверность дат, - говорит профессор, - произошло это ровно через 33 года. Я тогда работал в Днепропетровском университете. Как-то включаю радиоприемник. Слышу - передают, что впервые в истории папства Папой Римским избран польский архиепископ Кароль Войтыло. Меня как током ударило: неужели тот самый?
В 44-м Василий Сиротенко и еще восемь операторов, как называли штабистов оперативного отдела, готовили наступление на краковском направлении.
Как раз тогда и родился план брать Краков без применения тяжелой артиллерии и авиации. Майор Сиротенко скажет спустя 56 лет после окончания войны:
- Я всю жизнь горжусь своим участием в разработке краковской операции. Союзническая авиация превратила Дрезден после ковровых бомбардировок в прах. А мы сохранили первую польскую столицу для потомков.
Историк Сиротенко стал тогда на защиту застывшей в камне истории. А оператор Сиротенко вместе с сослуживцами нашел блестящее военное решение задачи.
Наши войска проломили три стальных пояса обороны глубиной 13 - 17 километров на несколько дней раньше намеченного срока наступления. Сиротенко шел с 24-м штурмовым батальоном.
Город был спасен. "Русские оккупанты", как сейчас называют оголтелые польские националисты воинов-освободителей, не дали превратить в руины ни одной краковской реликвии. Хотя тысячи советских солдат остались лежать навечно под стенами старинных замков, королевских дворцов и изумительных по красоте костелов.
- Вы даже не представляете, - вспоминает Василий Трофимович,- как мне хотелось побродить по этим много повидавшим улицам и площадям. Ведь я специалист по раннему средневековью - медиевист. Но времени, чтобы отпраздновать взятие Кракова, не было.
Разведка донесла, что недалеко от города, в местечке, что значилось на карте как Каменоломня, фашисты готовятся уничтожить карьеры вместе с работавшими там узниками, добывавшими здесь камень. Сиротенко был в передовых частях, осуществляя контроль за выполнением распоряжений оперотдела штаба армии. Тот бой запомнился ему своей небывалой ожесточенностью.
Потери действительно были немалыми, но большинство рабов каменоломен удалось спасти. В руки Сиротенко попало много документов. Нужны были переводчики, в том числе с польского. Майор обратился за помощью к одному из освобожденных. Тот выразил готовность помочь, но посоветовал:
- Вы лучше Кароля Войтыло найдите. Он настоящий полиглот. С ним пан русский офицер хорошо поразумиется. Ведь Войтыло русин по национальности.
- Так и сказал, - вспоминает Василий Трофимович, - "поразумиетесь", то есть поймете друг друга. А где-то часа через два ко мне доставили того самого Кароля Войтылу...
Майор спал как убитый, уронив голову на заваленный трофейными документами стол. Сказалось несколько суток без сна. Двое автоматчиков охраны растолкали его, он увидел перед собой человека, облик которого запомнился на всю жизнь. Незнакомец стоял в какой-то тонкой хламиде, спускающейся до колен. Но она не портила впечатления. Наоборот, подчеркивала стать и тонкое изможденное лицо почти прозрачной бледности.
- Я никогда не был верующим, - говорит профессор, - в полном смысле этого слова. Как и многие ученые, придерживаюсь научно-эволюционного подхода к истории религии. Но вы знаете, образ того полуголодного незнакомца с необычайно выразительными глазами меня поразил.
Майор не стал донимать Войтыло долгими распросами. Первым делом приказал накормить его, поставив на довольствие вместе с другими лагерными доходягами. А потом долго объяснял особистам, обратившим внимание на необычного лагерника, что русин - это не русский, что люди этой национальности живут в Карпатах. И, возможно, спас незнакомца от отправки в лагеря ГУЛАГа. Потому что, будь он русским, бериевской кары вряд ли бы избежал, как тысячи других россиян, плененных и угнанных в рабство.
Сам Сиротенко относится к образу спасителя в своем лице со скептическим юморком:
- Вы только не пишите, что я спас для мира Папу Римского. Нет, я был в числе тех, кто действительно спас Польшу и поляков от гитлеровского ига, не позволил разрушить Краков и не дал умереть от голода узникам каменоломни. Кстати, после нескольких встреч с Каролем Войтылой я был отозван в штаб, и больше мы не виделись. Вот профессора Пражского университета Садовникова, известного историка, входящего в группу "Евро-Азия", я действительно спас. Но это уже эпизод из мирной жизни.
После войны, оттрубив в армии почти 7 лет, дважды тяжело раненный майор Сиротенко с тремя боевыми орденами на груди вернулся в родной Черниговский пединститут, где преподавал еще до войны. Кстати, трудовой стаж профессора насчитывает сегодня 72 года, и все, исключая военные, годы посвящены педагогической и научной деятельности. Думается, издателям Книги рекордов Гиннесса есть о чем поразмыслить.
Из Чернигова Василий Трофимович переехал сначала в Калугу - поближе к московским научным библиотекам, затем в Пермь, где получил кафедру средневековой истории. Причем научные взгляды Сиротенко отнюдь не всегда совпадали с официальной советской историографией. "Упрямый" профессор никак не хотел, скажем, причислять варваров к "революционно настроенным народным массам", приведшим к распаду Римской империи и зарождению феодальных отношений. Больше того, в ряде статей и монографий он аргументированно опровергал господствующую в то время теорию "революции рабов". Ряд ведущих историографов выступил с нападками на его работы, заявив, что он идет "не в ногу с советской наукой". А это уже было чревато.
В один из таких лагерей и попал профессор Пермского университета Сиротенко. Нет, слава Богу, не в качестве заключенного. Приехал читать лекцию зэкам по разнарядке обкома КПСС. Тогда и узнал, что в лагере томится коллега из Праги - Садовников. К слову, над головой самого Василия Трофимовича тучи тогда тоже сгустились. Кто-то из "бдительных", как он интеллигентно называет стукачей, донес в партком университета, что Сиротенко пришли письма из США, в том числе из Гарварда, с просьбой прислать свои работы. Попросили статью о гуннах и сотрудники библиотеки конгресса США. А тут как раз наши ракетчики шлепнули над Уралом самолет-шпион Пауэрса. Словом, козыри для того, чтобы открыть "дело" по шельмованию профессора, были.
И все же не стоит стричь под одну гребенку, выставляя ретроградами и придурками, как до этого по крайней мере времени было модно, всех партаппаратчиков. В пермском обкоме Василия Трофимовича внимательно выслушали и разом решили все проблемы. Результат: в Вашингтон и Гарвард ушли запрашиваемые работы, что лишь добавило славы советским историкам. А вскоре был выпущен на волю из лагеря и профессор Садовников. Кстати, недавно, как сказал Сиротенко, вышла в свет интересная работа пражского коллеги.
...Такая вот история. Вернее, одна из многих. Он храбро воевал и храбро живет. Порой кажется, сам себе создает трудности. Докторскую диссертацию "Международные отношения в Европе в IV - VI веках", состоящую из трех весомых томов, защитил лишь в 1969 году. Но ровно 4 года ее мурыжил ВАК, не рассматривая и не утверждая. Лишь в 1973 году пришло признание. Научные доктрины доктора Сиротенко восторжествовали над идеологизированными клише.
Сейчас его лекции в Армавирском пединституте, наверное, больше всего походят на речи еретиков перед сожжением на костре. Они страстны и аргументированны. Сам убедился в этом, прослушав сиротенковский доклад о гуннах. Признаться, так интересно и настойчиво в мир истории меня не вводил еще никто.
Когда осенью прошлого года в АГПИ началась подготовка к 85-летию Василия Трофимовича, самого юбиляра в Армавире не было. Он отдыхал в Подмосковье. Воспользовавшись этим, зав. кафедрой всеобщей истории, доктор наук, профессор Сергей Дударев написал в Ватикан письмо. Обращаясь к Павлу Иоанну II, он спрашивал, не помнит ли папа событий времен войны, участником которых стал профессор Сиротенко. Недавно в Армавир пришел ответ, подписанный асессором папской курии монсиньором Педро Лопесом Кинтаной. "Его Святейшество пожелал мне уверить Вас, - говорится в нем, - что он будет молиться за доктора Василия Трофимовича Сиротенко по счастливому случаю его дня рождения, и он взывает на него Божьи благословения милости и мира".
О чем мечтает сам профессор, обласканный папой? Подлечить глаза - зрение стало катастрофически сдавать. Чтобы снова во всей красе увидеть Краков...