ПЕРВЫМ ДЕЛОМ - САМОЛЕТЫ
Иван Федоров впервые поднялся в небо в 1929 году 15 лет от роду, собственноручно построив планер. В 1932 году поступил в школу военных пилотов, которую окончил с наивысшими летными характеристиками. В 1937 году добился отправки в Испанию, где за год боев совершил 286 боевых вылетов, лично сбил 11 самолетов противника и 17 в групповых схватках.
В 1938 году Федорова представили к званию Героя Советского Союза. С большой группой офицеров из Испании он приехал в Москву на торжественное вручение наград. Но поторопились орлы, начали заранее обмывать ордена и звезды. На одном из "банкетов" решили выяснить собравшиеся летчики, моряки и танкисты, какой вид вооруженных сил лучше. Спор дошел до драки, а потом и перестрелки. В результате - два трупа, раненые. Руководство наркомата обороны замяло инцидент, но наград не дали никому. Всех раскидали по воинским частям с совершенно неблагоприятными для дальнейшей карьеры характеристиками. Но нет худа без добра: Федорову неожиданно предложили перейти из Вооруженных Сил в наркомат авиационной промышленности, конкретно - в КБ С.А. Лавочкина пилотом-испытателем.
- В конце 40-го - начале 41-го, в соответствии с советско-германским договором 62 немецких летчика более трех месяцев изучали наш истребитель И-16, и на первых полетах четверо из них угробились, - рассказал мне Федоров. - Был ответный визит, так сказать, обмен опытом. Разрешили поехать только четверым: мне, Стефановскому, Супруну и Викторову. Прибыли мы в Берлин 14 июня 1941 года и за четыре дня облетали все их самолеты, что они нам предложили: "мессеры", "юнкерсы", "хейнкели", "дорнье", "фокке-вульфы". 18 июня на прощальном вечере Адольф Гитлер вручил мне одну из самых высоких наград рейха, а Герман Геринг - три редких жетона достоинством в 10000 марок каждый.
ПОБЕГ НА ФРОНТ
С первых дней войны Федоров забросал Лавочкина рапортами с просьбой отправить на фронт. Но Семен Алексеевич не отпускал. В июне 1942 года Федоров просто удрал на передовую. Об этом он рассказал так:
- В то время КБ Лавочкина находилось в Горьком. На самолете, который испытывал, я долетел до Монино. Горючее к нулям. Под пистолетом, в котором, кстати, и патронов не было, заставил механика заправить самолет и взял курс на Калининский фронт, к Громову, в 3-ю воздушную армию.
Руководство завода объявило меня дезертиром, потребовало вернуть меня с фронта. Громов успокоил: "Если бы ты с фронта удрал, тогда судили бы, а ты же на фронт". Действительно дело закрыли, но жену, оставшуюся в Горьком, лишили довольствия. Попросил я у Громова двухместный истребитель. Слетал за ней. Воевать стали вместе: она была тоже летчица.
Громов потребовал от меня не афишировать, что Аня - моя законная супруга. Пришлось представить ее так называемой "походно-полевой женой". Из-за этого случилась одна из дуэлей. Один офицер грязью ее, как говорится, облил. Я его вызвал. Он промазал, а я специально пустил пулю поверху. Кстати, ни в одной из шести дуэлей я не стрелял прицельно в "противника". Главное было показать, что готов до конца отстаивать свою честь. А вообще-то, конечно, молодые были, горячие, смешно теперь вспоминать.
Михаил Громов поначалу назначил Федорова своим заместителем по летной подготовке, поскольку хорошо его знал как мастера воздушного боя и пилотирования.
В августе 1942 года в воздушной армии по личному указанию Сталина была создана специальная штрафная авиагруппа. Верховный очень дорожил летчиками и не хотел, чтобы их расстреливали даже за самые тяжкие преступления. Федоров добровольно вызвался возглавить группу из 64 штрафников.
- 5 августа 1942"года немцы перебросили в наш район группу асов из 59 летчиков, которые разрисовывали фюзеляжи своих самолетов игральными картами (кроме шестерок), - рассказал Федоров. - Мы называли их картежниками. У их командира полковника фон Берга на стабилизаторе красовался трехглавый дракон.
Чем же эти асы занимались? Если на каком-то участке фронта наши дерутся хорошо, то они прилетают и бьют их. Потом перелетают на другой участок - там наших колошматят... Вот нам и поручили пресечь это безобразие. И мы с помощью 5-го гвардейского полка истребителей за два дня всех немецких асов этой группы ухлопали. В один из боев мне удалось сбить самого "дракона" и "червового туза". После боя мне принесли шашку, кортик, маузер и курительную трубку в виде головы Мефистофеля со светящимися фосфоресцирующими зубами и глазами с автографами Гитлера. Это были личные вещи фон Берга.
Менее чем за два месяца штрафники "обескрылили" более 350 самолетов противника. Четверых штрафников представили к званию Героя Советского Союза, остальных - к орденам и медалям. Штрафная группа была вскоре расформирована, летчиков реабилитировали и отправили к прежнему месту службы, а Федорова назначили командиром воздушной дивизии.
Он всегда был не только летающим, но и сбивающим комдивом. Причем дрался, как говорится, на грани невозможного. Однажды далеко за линией фронта вдвоем с ведомым гвардии младшим лейтенантом Савельевым прикрывал 24 наших штурмовика. Вдруг в атаку вышли 20 фашистских истребителей. Федоров завалил девять! Ведомый двух. Остальные разлетелись...
А тараны! В истории авиации никто не совершил столько воздушных таранов, сколько Федоров.
Почему же, имея такую результативность, Федоров не стал во время войны Героем Советского Союза? Оказывается, к этому званию его представляли. И не раз. Но, видимо, где-то в верхах не забыли о его первом неудавшемся награждении за Испанию. К тому же Федоров умудрился перессориться с армейскими смершевцами, которые после этого находили возможность притормаживать представление.
САМОВОЛКА С ТОГО СВЕТА
После Победы Федоров вернулся в КБ Лавочкина, испытывал реактивные самолеты. Первым в мире преодолел звуковой барьер на самолете Ла-176. А вообще на его счету 29 мировых авиационных рекордов. Именно за эти достижения Сталин присвоил ему 5 марта 1948 года звание Героя Советского Союза.
- Как правило, у меня на испытании одновременно было 8-10 самолетов, порою один на другой не похож, - рассказывает ветеран. - В воздухе я находился больше, чем на земле. Иногда летал до 20 часов в сутки.
А однажды произошло то, что впоследствии круто изменило жизнь. Шли испытания стреловидной машины Ла-15. На высоких скоростях самолет так затрясло, что мне показалось, будто черепная коробка отвалилась и летит рядом со мной. Машина не слушалась рулей. Сбросил газ. Самолет клюнул, лег на крыло и, снижаясь, стал увеличивать скорость. Мне деваться некуда: надо покидать машину. Но она не была оборудована катапультой. Сбросив фонарь, ногами оттолкнувшись от пола кабины, резко повернул лицо назад (чтобы не выдавило сопротивлением встречного воздуха глаза и не разорвало рот) и оказался на крыле у фюзеляжа. Меня намертво прижало к крылу. Вновь собрался с силами и локтями, коленями стал отжиматься от самолета. Меня потянуло назад и сильным рывком швырнуло в сторону хвоста, чуть не размозжив о стабилизатор. Самолет исчез с моих глаз. А я, сделав небольшую затяжку, раскрыл парашют. И тут заметил, что с меня сорвало комбинезон вместе со Звездой Героя. Наверное, на фюзеляже осталась и моя кожа от локтей и коленок, когда отрывал себя от самолета. На высоте около 5.000 метров оказалось так холодно, что я успел обморозить живот, руки, ноги, лицо.
Позже там, где упал самолет, ребята нашли мою Звезду с тряпками комбинезона. Даже Звезда не выдержала - погнулась подвеска и лопнула. У меня же от перегрузок стала идти через уши и нос кровь. Давление упало до значений 60х50. Врачи долго пытались выходить меня, но безуспешно. Вскоре списали с летной работы.
Правильно говорится: беда не приходит одна. В это же время умерла моя Анна Артемовна. Еще во время войны жена получила тяжелейшее ранение. Тридцать лет провалялась в госпиталях, но так и не встала на ноги. Похоронил я ее, а на надгробии поставил надпись и для себя, думал, что долго не протяну. Но стал лечиться простым летным средством - пить коньяк перед завтраком, обедом и ужином. Давление нормализовалось. Однако слух о моих проблемах со здоровьем пошел гулять по свету. Его усугубило то, что кто-то, видимо, увидел на кладбище могилу с моей фамилией. И вот однажды прихожу я проведать покойную жену, вижу: в оградке за столиком сидят фронтовые друзья - маршал Ворожейкин и генерал Белецкий, поднимают стаканы и произносят поминальный тост в мою память. Выхожу к хлопцам - у них глаза на лоб: ты откуда? С того света, отвечаю, в самоволку убежал за коньяком, да задержался здесь и возвращаться не намерен, поскольку там столь уважаемая летчиками жидкость отсутствует. Уехали мы тогда на дачу к Ворожейкину и три дня там гудели. С тех пор жизнь ко мне и вернулась.
Поступил Иван Евграфович на работу в МИД. Вскоре и там сделал блестящую карьеру, дослужившись до заведующего отделом межправительственной переписки.
Сегодня фронтовику 86 лет, но он бодр, энергичен, жизнерадостен. Может быть, секрет в том, что улыбка не сходит с его лица. Женился второй раз на хорошей женщине. Имеет две страсти: пишет стихи и ремонтирует "безнадежные" часы необычных конструкций. В квартире от них такой звон стоит, словно в церковной звоннице.
Когда разговор зашел о восстановлении справедливости в отношении его фронтового подвига, Иван Евграфович махнул рукой:
- За себя постоять всегда умел и сумею, но хлопотать и писать в высшие инстанции, чтобы вернули неврученные награды, никогда не стану. Да и не нужны они мне уже - другими материями душа живет.