Среди новогодних музыкальных чудес в Москве – фестиваль «Возвращение»
Фестиваль «Возвращение» – оазис концертной жизни в сонно-морозной новогодней столице. Оазис настолько изысканный и притягательный, что в 2015-м, после 17 лет своего существования, стал даже номинантом ежегодного приза Ассоциации музыкальных критиков Москвы. Так сложилось, что корреспондент «Труда» смог попасть только на третий, предпоследний концерт нынешнего цикла, пропустив первые два. Зато в этот вечер, названный его устроителями коротко и образно – «Шуберт» – жалеть о выборе Малого зала консерватории среди прочих площадок города журналисту не пришлось.
Как нетрудно догадаться, зная тех, кто придумал фестиваль (а это самые яркие среди звезд молодого и среднего поколения отечественных академических музыкантов), Шуберта впрямую в в этой программе практически не было. А были отблески его творчества, из которых складывалась многомерная проекция этой великой и загадочной личности на мировую музыку.
Начали с Вариаций советского авангардиста Эдисона Денисова для виолончели и ф-но на тему Ля бемоль мажорного экспромта. Это мастеровитое сочинение с типично денисовской фактурой, составленной из вьющихся, как тонкие струи водопада, орнаментальных звуковых линий. Впрочем, лично я больше люблю Денисова оркестрового, где этот «водяной» стиль расцвечен волшебством тембров. А тут он был немного засушен скупой графикой инструментального дуэта. И если в точности прозрачного пианизма Екатерины Апекишевой сомнений, пожалуй, нет, то не поручусь, что некоторые звуковые брутальности не объясняются грубоватой игрой виолончелиста Алексея Саркисова.
Септет Ми-бемоль мажор Бетховена – крепкое произведение, уровень качества которого говорит о том, что его писал один из первачей мировой музыки. Но проблесков бетховенской гениальности удалось расслышать не так много. Видимо, все-таки это сочинялось прежде всего с прикладной целью. Почему попало в программу концерта? Видимо, потому что этот жанр был любим и Шубертом – вспомним хотя бы Фореллен-квинтет. Только Шуберт выполнил свою задачу с настоящим вдохновением, а Бетховен – не более чем добротно. Хотя в вариациях 4-й части почудились далекие предвестья таинственной 2-й части Крейцеровой сонаты… Надо отдать дань качеству ансамбля исполнителей, продемонстрировавшего яркость звука, выслушанность каждой партии и притом слитность партитуры. Даже жаль, что композитор, расщедрившись на эффектные соло скрипки, виолончели, кларнета, валторны, почему-то обделил ими другие инструменты – допустим, фагот. У этих исполнителей, уверен, все прозвучало бы блистательно.
Одно из самых ярких впечатлений – фортепианный квартет американского композитора Джона Харбисона «19 ноября 1828 года». Если кто-то не помнит наизусть даты Шубертовой жизни, то в названии первой же части композитор напоминает значение всего сочинения: «Интродукция: Шуберт отходит в мир иной». И дальше не менее гипнотично: «Шуберт оказывается в зеркальном зале»… «Шуберт вспоминает фрагмент рондо 1816 года»… Харбисон дает к своему произведению комментарии – но, честно говоря, не очень хотелось вчитываться в эти слегка заумные структурные объяснения. Лучше, на мой взгляд, было просто предаться этим странным, прекрасным и пугающим, как аккорды далекого предшественника Шуберта, великого фантазера Джезуальдо, сопоставлениям несопоставимых трезвучий, тональностей, регистров, динамик. Браво Андрею Гугнину (фортепиано), Асе Соршневой (скрипка), Тимуру Якубову (альт) и Кристине Блаумане (виолончель), выстроившим хрустально-колючую ткань этого произведения.
Отличная идея – спеть блок песен, от шумановского «Орешника» до «Глубже все моя дремота» Брамса, «В тени моих локонов» и «Это он!» Вольфа. Слышно было, какую огромную перспективу открыл Шуберт, вдохновив головокружительные прорывы в самые тонкие звуковые пространства, совершавшиеся на протяжении всего XIX века его последователями. Нельзя не отметить колдовскую привлекательность голоса Юлии Корпачевой, взявшей не силой, а магией точного проникновения в стиль.
А вот соната для альта и фортепиано «Лесной царь» Сергея Ахунова несколько разочаровала. Да, здесь любопытно, совсем не по-шубертовски проиллюстрирована баллада Гете, и может быть, скачка коня изображена даже точнее, что постарались передать альтист Максим Рысанов и пианист Яков Кацнельсон. Только в этом, мне кажется, нет даже малой толики шубертовского эмоционального напряжения, передающего не форму, а саму суть трагического и страшного сюжета.
Ну и в качестве «выписанных бисов» – Три военных марша все-таки самого Шуберта в аранжировке на 10 духовых французского композитора Жана Франсе. Тут только один эпитет – блеск! И в благодарность – заслуженная овация переполненного Малого зала.