Для жителей юга России температура минус 10 – невыносимый холод
В конце декабря нежданно-негаданно на Кубань пришла зима. Еще без снега, но уже с морозом. Поутру мне навстречу проехал велосипедист в мохнатых перчатках, пуховике с капюшоном и намерзлыми «соплями» на обильной рыжеватой бороде. Крикнул ему: «Привет, Дед Мороз!» Велосипедист ответил нечленораздельно и, подозреваю, нецензурно.
Северяне могут смеяться, но для Кубани минус 10 — это о-ох. Сразу понимаешь, что под ботиночки можно было бы поддеть шерстяные носки. Да и подштанники пора наконец купить. Пятую зиму обещаешь себе утеплиться, но пока на бельевые ряды рынка выберешься — уже весна.
Полвосьмого. Утренний мрак имени предыдущего президента. Ветерок дует. Маршрутки не видно. За спиной — двухголосый вороний грай:
— А-ад!
— А-дд!
Оборачиваюсь из любопытства: почудилось или действительно вороны каркают? Метрах в трех — два парня.
— А-ад! — хрипит стоящий спиной. На нем недешевый демисезонный камуфляж без ватной подстеги. Непокрытую голову камуфлированный пытается втянуть в плечи, словно под крыло засовывает.
— А-дд! — стучит зубами его попутчик, парнишка лет 17 в модной, но тонкой куртчонке, кедах и драных джинсах.
— А я ведь тебе говорил: будет а-ад, — каркает камуфлированный.
— Кто ж ТАК говори-ит?
— А как надо? Сразу в бубен?
— Надо уб-бебибельно говорить. Что «А-Д-Д-Д»! А не просто «а-ад».
— Убебибельно, — передразнивает камуфлированный — Да ты еще ада не видел.
— А ты видел?
— И я не видел. Мне тебя хватает. А-ад!
Я узнаю в камуфлированном одноклассника, когда-то выучившегося на учителя начальных классов и с тех пор работающего шабашником. В юном щеголе с опозданием опознаю его сына. Его Лешка растит сам — жена уж больше десяти лет как сгорела от рака. Сын у него правильный — и с мозгами, и рукастый, и не хулиган. Еще и красивый, как папаша в молодости. И форсить так же любит. Вот и мерзнут на пару.
Шагаю к «адским воронам», начинаю специальным дразнительным голосом:
— Ле-еш, ты который ад имеешь в виду?
Камуфлированный вытаскивает голову из-под «крыла». В несчастном от холода взгляде появляется узнавание:
— Привет Слав, можно, я тебе руки не подам?
— Можно. Леша, так у тебя какая концепция ада? Иудейско-христианское пекло или скандинавский ледяной Хель?
— Слава, ё-к-л-м-н, — смеется Лешка. — Так вот чем у тебя с утра башка занята?
— Шапкой, Леш, шапкой.
— А должна — светлыми помыслами.
— Это ж какие в такую погоду помыслы?
— Ну, например, я отхватил объект — штукатурки месяца на два.
— В смысле — стабильно?
— В смысле — в помещении, Слав, в помещении!
Лешка, смеясь и греясь, пихает меня плечом. Оборачивается к сыну:
— Как я его затроллил?
— А-ад-д! — соглашается щеголь.
В маршрутке Лешка сажает задубевшего сына между мной и собой:
— Садись, дурачок модный. Мы с дядей Славой тебя хоть оттаем.
— На себя посмотри, — отфыркивается юный пижон, но, соприкоснувшись с нами плечами, потихоньку начинает распрямляться и минут через пять блаженно выдыхает:
— Фу-у-у...