- Георгий Георгиевич, наше первое с вами интервью состоялось 22 года назад. Тогда у вас родилась дочь и вы мне рассказывали, какое это удивительное существо. Интересно, кем она стала, какие чувства вы к ней испытываете сейчас?
- Примерно те же, что и 22 года назад, ибо помню, как она не спала по ночам и я ходил с ней на руках, читая стихи из "Сирано де Бержерака", поскольку в это время снимался в кино в роли Сирано. Все это живет во мне, и я продолжаю волноваться за нее, потому что сегодня Алька второй раз выходит на сцену в роли Корделии в спектакле "Король Лир". Я ей, конечно, обещал, что не буду в зале, и в то же время она знает, что я обязательно приду. И тут я ничего с собой поделать не могу, родительские чувства берут верх. Мне хочется, чтобы она не только сыграла хорошо, но чтобы я понял ее. Зрители ведь сопереживают актеру только в том случае, если понимают его. То же самое я говорил своим студентам во ВГИКе. Теперь они стали самостоятельными, но моя внутренняя связь с ними не прерывается, потому что они, как и я, воспринимают творчество на уровне вероисповедания. Такая общность взглядов помогает многое осилить в нашей сумасшедшей профессии.
- Такая общность у вас была с Зиновием Корогодским, который фактически сделал из вас известного артиста.
- Ну этому человеку я обязан всем. Благодаря Зиновию Яковлевичу я многое понял и в жизни. Понял, что хорошим актером никогда не станешь, если у тебя нет силы воли, характера, терпения. Он был строителем театра. Поэтому, что бы там ни говорили, я не представляю театрального коллектива без художественной идеи, именно она становится основополагающей фундамента театра-дома.
- По-вашему, "театр-дом" сохранился или это иллюзии?
- Все зависит от людей, которые работают в этом доме, от атмосферы, потому что творчество-то коллективное. Я помню, когда наш ТЮЗ первый раз приехал на гастроли в Москву, все стремились попасть на наши спектакли. Ни у кого не укладывалось в голове, как можно равноценно играть трагический спектакль "После казни прошу" и комическое представление "Наш цирк". Но именно из этой амплитуды и слагалось творческое лицо театра.
- Скажите, а у Театра имени Моссовета есть свое творческое лицо или оно размыто? Вам нравится в нем работать?
- Ну, если бы не нравилось, то я бы в нем не работал 30 лет. И вместе с тем, если бы меня спросили, какие творческие годы считаю самыми наполненными, я бы ответил: у Корогодского. Не знаю, может, у меня сохранились такие ощущения, потому что я был молод...
- А почему теперь, когда актеры бегают из театра в театр, вы продолжаете сидеть на месте?
- Наверное, потому, что я склонен к постоянству. К тому же я каким-то загадочным образом привязан к судьбам тех персонажей, которых играю в своем театре. Я не понимаю тех актеров, которые считают, что играть одну и ту же роль десять лет - это кошмар. Для меня было великим счастьем играть Ивана Карамазова в течение многих лет. Одно дело, когда я встретился с Родионом Раскольниковым в фильме "Преступление и наказание" в 23 года, и совсем другое, когда я стал играть в театре Ивана Карамазова в 35 лет. Федор Михайлович Достоевский приоткрыл мне завесу над тайной бытия, погрузил в бездну человеческих страстей, поднял на духовную высоту, приблизив к Богу. Многие зрители думают, что Иван - зрелый человек, на самом деле ему всего 24 года. Для меня это тоже было открытием, поскольку я только в 40 лет стал задумываться о том, о чем размышляет молодой Иван Карамазов.
- Как я понимаю, создание художественного образа - очень сложный для вас процесс. Это можно сравнить с путешествием в виртуальный мир?
- Конечно, можно, только я в нем не наблюдатель, а участник. В нашей профессии большую роль играет подсознание, и даже то, что порой видишь во сне. Однажды, когда я работал над ролью лейтенанта Шмидта, мне приснился сон: будто я бегу по палубе корабля, а за мной гонятся, чтобы убить меня. И мне не остается ничего другого, как притвориться мертвым. Но я понимаю, что если меня ткнут под ложечку, то я не выдержу и обнаружу свое притворство. Преследователи всего меня искололи, но этого места не тронули, и таким образом я остался жив. Утром, придя на репетицию в театр, я стал играть своего героя с ощущением того, что ведомо только мне, и сразу же возник человеческий объем.
- Не значит ли, что актер всего лишь материал для создания чужих судеб?
- Я бы не стал так драматизировать актерскую профессию, потому что, как ни странно, до сих пор не уверен, что это единственное, где бы я мог состояться. Но опять же это ощущение возникло от моих героев, которые учили меня познавать жизнь глубоко и с разных сторон. Чего стоит один Гамлет, сыгранный мною в ленинградском ТЮЗе.
- Выходит, благодаря своим героям вы становитесь духовно богаче и интереснее?
- Несомненно. Конечно, для меня большая неожиданность, что передо мной нарисовалось число 60. Честно сказать, я этому не верю, не потому, что ощущаю себя вечно молодым, просто у меня нет внутренней усталости, и я готов все начинать сначала. Актерская профессия тем и хороша, что каждую новую роль играешь, будто в первый раз.
- И тем не менее жизнь есть жизнь и, наверное, в 60 лет вы больше понимаете своих родителей, чем в молодости?
- И не говорите, я только недавно стал понимать, чего стоило моей маме в 30 лет остаться одной с двумя детьми на руках: мной и младшей сестричкой, после того как папа умер от туберкулеза. Мир желаний, любовных эмоций - все было забыто ради детей. Она работала бухгалтером на двух-трех работах, только бы мы не чувствовали себя хуже других, а когда я с мальчишками лазал по деревьям, то боялся порвать штаны, зная чего это стоит маме. Она умерла в 1971 году, не дождавшись внуков, поэтому наш сын Филипп знал только бабушку и дедушку со стороны моей жены Кати. У него были удивительные отношения с дедом, и, как мне кажется, любовь к русской истории возникла из разговоров с тестем.
- Но кто бы мог подумать, что внук писателя Георгия Маркова станет священником?
- Мы и сами этого не ожидали, свой выбор он сделал без нас. Будучи священником, но, не имея своего прихода, Филипп преподает в университете психологию и историю, у него уже двое сыновей: Мишка и Федька. Так что теперь я дед, и каждый раз "плыву", когда старший называет меня "деда".
- Прежде вы жили одной семьей с родителями жены?
- Какое-то время. Ведь мы с Катюшей долгое время жили на два дома и на два города. Поженились в 1970-м, а в Москву я переехал только в 1974 году, когда родился Филипп. Катя тогда работала актрисой в "Современнике".
- А как вы познакомились?
- Случайно, на вечеринке у общих знакомых. После этого я два года за ней ухаживал, параллельно снимаясь в "Преступлении и наказании". Друзья шутили: вот, мол, совершил преступление, так теперь получай наказание в виде женитьбы.
- Вы не ожидали, что она предпочтет писательский труд актерству?
- Моя жена вообще удивительный человек. Мы прожили с ней вместе 35 лет, но я продолжаю "балдеть" от нее. Например, читаю ее повести "Последний каприз фаворита", "Блудницу", и понимаю, что рядом со мной живет человек, которого я не знаю. Достоевский тысячу раз был прав, когда говорил, что человек есть тайна, которую надо разгадывать всю жизнь.
- Вас часто называют интеллигентным актером. Сегодня это редкость, и поэтому удивительно, что вы так мало снимаетесь в кино.
- Наверное, мой типаж не слишком подходит для современного кинематографа, потому что у каждого времени свои запросы на актеров. Не могу сказать, что это мне приятно, но и "подкладываться" под кого-то, извините за грубость, не хочу. Тогда и уважение к себе пропадет, а это ни за какие деньги не купишь.
- Когда Калягина выбирали на пост председателя Союза театральных деятелей России, то он во всеуслышанье заявил, что согласится занять этот пост, если первым секретарем будет Тараторкин. Вы согласились, но спустя какое-то время ушли из руководства СТД. Почему?
- Мне показалось, что в том, как там были распределены обязанности, нужды во мне сильной не было, и мы расстались полюбовно.
- Значит ли это, что вы из тех людей, которые уходят, не хлопнув дверью?
- Ну, если за дверью остается нечто чуждое мне, то можно и хлопнуть. Я думаю, что давать себе обет категорической непримиримости - это некоторое роскошество, потому что жизнь очень непростая, и часто бывает так, что та дверь, которую ты закрывал навсегда, вдруг подарит тебе нечто необычное.
- Можно сказать, что после 60 лет вы открываете новую страницу в своей жизни?
- И да, и нет. Как я уже говорил, каждая новая роль для меня - это езда в неведомое. Поэтому если Бог даст мне силы, то я постараюсь не разочаровывать своих зрителей и говорить им со сцены правду, потому что самый большой грех - это обманывать людей.