Писатель Юрий Поляков вспомнил вдруг детство и написал «книгу о светлом прошлом»
В издательстве «АСТ» выходит в свет новая книга лауреата Бунинской премии Юрия Полякова «Совдетство». События разворачиваются в августе 1968 года в Москве, увиденной глазами советского шестиклассника. Автор пишет в предисловии: «Моя повесть о светлом прошлом. Я писал ее с трепетом, погружаясь сердцем в живую воду памяти, извлекая из глубин сознания милые мелочи минувшего, перебирая забытые словечки ушедшей эпохи, стараясь воплотить в языке тот далекий, утраченный мир, который исчез навсегда вместе с Советским Союзом — со страной, где, устремляясь в будущее, так любили для скорости сокращать: «ликбез», «колхоз», «комсомол», «райком», «спортзал», «детсад», «совдетство»...
:Начиная читать книгу Ефремова, я еще не знал, что такое «Ойкумена». Спросил Лиду — она ответила: очень знакомое слово, помнила, но забыла. Тимофеича даже трогать не стал: точно не знает. В школьной библиотеке, заглянув в словарь иностранных слов, я выяснил: «Ойкумена, по представлениям древних греков, — это обитаемая часть суши». Значит, стоило выбраться за пределы ойкумены, ты сразу оказывался там, где не ступала нога человека. Интересно, а сейчас такие места еще остались?
В прошлом году в «Клубе кинопутешествий» бородатый Шнейдеров рассказывал про индейцев, которые преспокойно живут в дебрях Амазонки как при каменном веке, охотятся на крокодилов и добывают огонь с помощью трения. Ходят они совершенно голые, не стесняясь, а когда увидели белых людей в шортах, то буквально попадали со смеху. Я представил себе, как мы в школе тоже ходим совершенно голыми, даже Клавдия Савельевна и Марина Владимировна: Жуть!
:Мне тоже захотелось стать путешественником и первопроходцем. Но для этого надо сначала записаться в клуб юных моряков «Каравелла», там учат плавать, грести, лазить по канату, вязать морские узлы, натягивать паруса, пользоваться компасом, а через год выдают каждому настоящую тельняшку. Я представил себе, как сижу в тельняшке и вяжу очень сложный морской узел под названием, допустим, «Тройной Удав». Неожиданно в кубрик входит седой капитан: Нет, лучше — адмирал! Он попыхивает трубкой и объявляет, что срочно нужны добровольцы для участия в опаснейшей экспедиции.
— Родина зовет!
— На край Ойкумены? — смело спрашиваю я.
— Нет, юнга, дальше, за край, очень далеко, — отвечает адмирал и внимательно смотрит на меня. — Хм, «Тройной Удав»? Это очень сложный узел, мало кто умеет такие вязать. Фамилия?
— Полуяков.
— Ну что ж...
Нет, с такой непонятной фамилией в путешественники даже соваться нечего. Другое дело — Пржевальский, так и видишь его верхом на горячем ржущем коне. Я перебираю в уме разные варианты, пытаясь произвести что-то достойное от слова «звезда»: Звездин, Звездов, Звездюков, Звездаев, Звездунов: Нет, не то! Хорошие фамилии получаются из явлений природы. В конце концов я нахожу правильное решение.
— Фамилия, юнга?
— Ураганов.
— Неплохо! Произвожу тебя, курсант Ураганов, в старшие юнги. Ну так, парни, кто готов отправиться в эту опаснейшую экспедицию? Предупреждаю, домой вернутся немногие...
Все молчат, низко опустив головы.
— Я, товарищ адмирал, готов! — вскакиваю я.
— Молодец, Ураганов! Верю в тебя.
— Но только Ирина Анатольевна пропускать школу без справки участкового врача не разрешает.
— Не беспокойся, пошлем Ирине Анатольевне правительственную телеграмму.
— А Лиде?
— Кто такая?
— Маман.
— С ней я лично поговорю. Это особое задание Родины. Поймет.
Потом мы долго плывем по морям и океанам. Дикие штормы играют нашей стальной бригантиной, словно спичкой в весеннем ручье. За нами неотступно следит американская подводная лодка, но я вовремя ее замечаю и точной торпедой отправляю вражескую субмарину на дно. Меня производят в офицеры. У нас кончается пресная вода. Я сачком ловлю летучих рыб, как Тур Хейердал, вспарываю им животы, где скапливается живительная влага, и спасаю команду от верной гибели. Адмирал назначает меня своим заместителем. Наконец, мы добираемся до большого необитаемого острова — цели нашего путешествия, но бухту от открытого моря отделяют сплошные рифы с еле заметным проходом, узким, как кругозор идиота. (Любимое выражение Башашкина.) Адмирал волнуется, даже просит накапать ему на сахар валерьянки и, наконец, признается, что не сможет провести бригантину через рифы.
— Попробуй ты, Ураганов, у тебя глаза помоложе!
Бабушка Аня всегда так говорит, когда не может вдеть в иголку нитку, что я делаю легко, послюнив кончик.
Мне, как пятнадцатилетнему капитану, доверяют штурвал. Я дожидаюсь прилива и ювелирно провожу корабль между скалами, так, что острые камни срезают ракушки, успевшие нарасти на бортах за время плавания. Меня сразу после этого назначают капитаном.
Но негостеприимный остров, оказывается, обитаем! Его захватили жадные империалисты и заставляют чернокожих дикарей добывать в глубоких шахтах алмазы, причем используют труд малолетних детей, так как в узкие проходы под землей могут пролезть только щуплые от недоедания негритята. Я возмущен и разрабатываю секретный план: непроглядной ночью мы нападаем на штаб колонизаторов, после кровопролитного боя они сдаются, складывают оружие и убираются восвояси. Остров — свободен, как Куба. Все ликуют, ведь за счет алмазов, которые теперь достаются тем, кто их добывает, очень быстро можно построить на острове с помощью СССР социализм и даже коммунизм. Перед отплытием я прошу главного вождя запретить туземцам ходить голышом и в знак вечной дружбы дарю ему шорты, которые Лида сконструлила из моих обтрепавшихся техасов. Он же в ответ дарит мне самый большой алмаз из всех когда-либо найденных на острове. Пять поколений землекопов, передавая от отца к сыну, скрывали эту дивную реликвию от колонизаторов и сохранили для потомков. На борт драгоценность несут восемь человек, сгибаясь от тяжести.
По возвращении в Москву я, конечно, передаю бесценный камень в Алмазный фонд СССР, где побывал еще рядовым ребенком, когда профком вывозил тружеников Маргаринового завода на воскресную массовку в Кремль. Помнится, Чижов, еще не превратившийся к тому времени в Ежова, показал пальцем на алмазик величиной с обсосанный леденец-ландрин и спросил у задумчивого экскурсовода, сколько такая крохотуля может стоить? Он просто хотел разъяснить недогадливой жене, мечтающей о собственном бриллианте, сколько квартальных премий придется потратить, чтобы купить ей на Восьмое марта бесполезный осколок. Экскурсовод долго соображал, загибая пальцы, а потом выдал: «Полторы «Волги», без малого десять тысяч». Жена в ответ обидно заржала, а Чижов напился, едва выйдя из Спасских ворот.
В Кремле разом за все заслуги сразу мне вручают «Золотую Звезду» Героя Советского Союза и производят в адмиралы: Нет! В адмиралиссимусы! И вот я, в черной форме с позументами, придерживая на боку золотой кортик, приезжаю по приглашению «Морковки» на «Чайке» в нашу 348-ю школу, чтобы встретиться с коллективом. Мы медленно поднимаемся по лестнице в актовый зал, где уже собрались все без исключения учителя и ученики, и Анна Марковна рассказывает мне об успеваемости, самодеятельности, спортивных успехах, сборе металлолома: Вдруг мимо нас норовит прошмыгнуть Шура, которая всегда старается смыться с массовых мероприятий, за что ее даже как-то разбирали на совете отряда. Директриса возмутилась:
— Казакова, в чем дело? Опять? Разве ты не хочешь встретиться с адмиралиссимусом Урагановым? Он, между прочим, Герой Советского Союза и твой, кстати, одноклассник!
— Одноклассник? — она с удивлением смотрит на меня, не узнавая из-за бороды, которая положена каждому флотоводцу.
Черт, а откуда у меня борода? Допустим, наше путешествие и борьба за независимость Черного континента заняли три года. В девятом или десятом классе на лице ученика может пробиться вполне реальная растительность. Я сам слышал, как Клавдия Савельевна ругала Папикяна: «Рубен, ты почему в школу со щетиной, как уголовник, притащился? Тебя отец бриться не научил? Я ему позвоню!» Но, с другой стороны, если я пропустил три года учебы, то мне надо снова идти в седьмой класс? Нет, это какая-то сказка о потерянном времени получается: Но выход есть! Допустим, я взял с собой в плавание учебники и продолжил образование самостоятельно, в трудных случаях по рации связываясь со школой. Ленин же сдал экстерном университетские экзамены, чтобы не отрываться от революции!
В комнату шумно вошел сердитый Тимофеич:
— Ни черта в домино играть не умеют!
— Кто? — спросила Лида.
— Все! Спать!
И он выключил радио, которое ласковым голосом рассказывало про собачку по имени Каштанка...