Председатель центрального совета ВООПиК Галина Маланичева рассказала о своем видении судьбы культурного наследия России
Наше культурное наследие в надежных руках — председателя центрального совета ВООПиК, лауреата Государственной премии Российской Федерации за выдающиеся достижения в области гуманитарной деятельности 2011 года Галины Маланичевой. С ней беседует редактор отдела «Общество» Гузель Агишева.
Когда я познакомилась с Галиной Ивановной, первое, что пришло на ум: слава богу, она не похожа на властных руководительниц. Мягкая, улыбчивая, с домашними обертонами в голосе. Помню сороковины Саввы Ямщикова в Пушгорах. Много речей пафосных, от которых тошно на душе. И вот все разошлись. Только птицы щебечут, да ветер шуршит в листве. Подходит к могиле женщина. Снимает босоножки и тихо входит за ограду. Меня поразил этот жест — почтительный и непубличный. Оказалось — Галина Ивановна. Хотя, может, и не было человека, за которого ей бы так попадало, как за Ямщикова.
— Хлопот он, конечно, доставлял много. Бунтарь, бескомпромиссный правдоискатель. Письма-то все подписывались двумя людьми: реставратор Ямщиков и я. Но с такой позицией даже враги больше уважают. Потом, когда Ямщиков уже умер, у меня в кабинете стояла кукла — кто-то сделал фигуру Саввы из папье-маше и подарил ему на
— Всероссийскому обществу охраны памятников культуры 46 лет. Кто стоял у истоков?
— После войны, когда еще в руинах были Новгород, Псков, полуразвалившиеся храмы без крестов, уже звучали голоса, что культурное наследие надо восстанавливать. Леонид Максимович Леонов, один из организаторов ВООПиК, говорил, что если мы даже восстановим заводы и дадим людям жилье — многие же жили в землянках, — а культуру оставим в руинах и наследие пропадет, то страна не будет страной. Историк Борис Рыбаков, Илья Глазунов, братья Корины, Дмитрий Лихачев, Георгий Свиридов, химик Игорь Петрянов-Соколов, физик Борис Раушенбах, к ним позже присоединилась целая плеяда космонавтов, Виталий Севостьянов привел Владимира Аксенова — они хотели достучаться до власти, и им это удалось. Первое письмо, которое они написали Хрущеву, Никита Сергеевич в гневе порвал. Он был воинствующий атеист, храмы, церкви воспринимал не как объекты культуры и искусства, а как предметы религиозного культа. С
— Что такое памятники с точки зрения ВООПиК?
— Это вообще все культурное достояние. Большей частью — недвижимые объекты архитектуры, их по стране около 100 тысяч. И памятники археологии, те же новгородские курганы. Археология вообще страдает больше всего. Строители всегда рвутся в бой, у них время — деньги, и археологам отводится небольшой временной отрезок для проведения раскопок. Вот как было со строительством офисного здания Газпрома в Петербурге, «Охта-центра»? Когда проект стал уже реальным, на территории начались исследовательские работы, которые продолжаются до сих пор, поскольку были сделаны серьезные открытия: найдены останки древней крепости Ниеншанц.
— Я была на историческом выездном заседании ВООПиК в Петербурге, удивительном по накалу страстей. Прекрасно выступал Сокуров, вообще проходных выступлений не было. И все-таки мало кто верил, что этот маховик удастся остановить. Победу над «Охтой» на чей счет все-таки можно записать?
— Мне кажется, люди, которые принимали решение, вынуждены были ретироваться от такого консолидированного натиска общественности. Поняли, что коллективное мнение нельзя попирать так явно. Помните, как когда-то общественность воспротивилась переброске северных рек в южные районы? И это в те времена, когда все зависело от решения ЦК. И ведь победили! «Охта» — явление того же порядка, как вторая переброска рек. Нельзя строить новое, пусть оно хоть трижды распрекрасно, ценой уничтожения бесценного наследства, которое досталось нам от ушедших поколений. Башня могла встать практически напротив Смольного собора и совершенно исказить небесную линию города. Это ведь не просто слова — про небесную линию Санкт-Петербурга, она действительно уникальная. Вы посмотрите на город с Невы, садитесь на теплоход и посмотрите, какое это чудо. За один только шпиль Петропавловской крепости на фоне неба можно все отдать... А новая башня была бы выше Петропавловки!
— А что мы безвозвратно потеряли, потому что не боролись так дружно? Архангельское?
— Теряем мы многое. Структуру планировочную в центре русских городов, их сложившийся облик. Пример — Кострома. Там много аварийного жилья, домов
— Но вы же можете выразить свое отношение к тому, что происходит? Чтоб услышали те, от кого зависят и деньги, и волевые решения...
— Я говорю. На совете по культуре при президенте, в Общественной палате, в Минкульте. Слушают и даже понимают. Но на практике все иначе. Вот в Суздале многие теперь покупают жилье — замечательные деревянные домишки с резными наличниками. И строят на их месте дворцы, каких пруд пруди по окраинам Москвы. Сейчас, когда все можно купить, когда продаются те же памятники, закон это разрешает, — как удержать новых владельцев в рамках приличий? Мы выступали резко против приватизации культурных памятников, но ничего не смогли сделать. Когда все идет по цивилизованному пути, подписывается охранное обязательство, и если новый владелец что-то не выполнил, будет отвечать вплоть до изъятия этого объекта. Но у нас совершенно провалена система организации контроля и надзора за сохранением этих объектов. Больше всего страдают руинированные усадебные комплексы — вот их бы кто-то купил и восстановил!
— Мы не договорили об Архангельском...
— В свое время, когда не надо было бороться с застройщиками, мы выступали за снижение загруженности Ильинского шоссе, которое идет практически по территории усадьбы, и там из-за вибрации разрушается театр Гонзаго... Эта проблема остается, но нам уже не до нее, все отходит на второй план в сравнении с попыткой министерства обороны застроить территорию вокруг памятника. Министерство обороны считает ее своей и без согласования с музеем, без учета его нужд и потребностей проводит там свою экономическую политику — пытается продавать там участки. Хотя это земля федеральная.
— И остановить их невозможно?
— Их останавливают. Решения последних судов — в пользу музея. Но ведь там уже построены какие-то коттеджи, и теперь их владельцы подают в суд на музей — ну не хотят они жить в охранной зоне. Ситуация абсурдная.
— Такую ситуацию пресек у себя на корню директор Пушкинского заповедника Георгий Василевич — когда появились желающие жить поближе к Пушкину. На него завели уголовное дело, и его всем миром отстаивали. Василевич мне потом объяснял, что территории юридически никак не обозначены, поэтому заповедником считаются лишь усадьбы в Михайловском, Тригорском и Петровском.
— Для тех, кто хочет изменить границы территорий, лакуны существуют. Они могут даже заказать под себя проект корректировки охранных зон! И это безобразие возможно потому, что до сих пор не приняты поправки к
— Почему?
— Не знаю! Все зависит от Государственной думы РФ.
— Получается, есть в нашей Думе противники святого дела — памятники охранять?
— Это очевидно. Закон прошел в первом чтении, но до второго никак добраться не может. А эти поправки к
— Надо же: у нас есть прецеденты суперскоростного законотворчества — о митингах хотя бы. За сутки обернулись! А тут три года никак не соберутся.
— Сейчас проблемы и в Поленове. На территории кроме музея был и другой арендатор, бывший пионерлагерь или турбаза РАО ЕС. Эти арендаторы были управляемы, музей вполне уживался с ними. А сейчас там появились собственники, со всеми вытекающими отсюда правами, с реальной угрозой застройки. И Наталья Николаевна Поленова, директор, бьется с ними, но пока проигрывает все суды.
— Архнадзор бодается с Пушкинским в связи с предстоящей реконструкцией Музея изобразительных искусств. Вы с кем?
— С Архнадзором. Это позиция консолидированная. Здание бывшего института философии, уже переданное музею, должно быть отреставрировано. Конечно, музей нуждается в площадях, но мы против того, чтобы там что-то строилось в нарушение существующих регламентов. И с автозаправкой, которую пытаются представить как пустую помеху воплощению замысла, не все так просто: она стоит напротив храма Христа Спасителя, и нельзя на ее месте строить музейное здание — это нарушит все городские регламенты, необратимо изменит архитектурный облик Москвы. Мы — за музей, за то, чтобы он развивался. Но пока поезд еще не ушел и можно еще кое-что изменить в проекте Фостера, это нужно сделать. После общественного обсуждения проекта был серьезный его анализ специалистами президиума научно-методического совета Минкульта, и практически все наши замечания были приняты. Площади площадями, но чего нельзя, того нельзя. Особенно музею. Такому культурному учреждению не пристало нарушать нормы, которые он призван охранять априори, самим фактом своего существования. Сейчас создана специальная комиссия, которая работает по проекту. Руководство музея проделало огромную работу — вывело проблему на государственный уровень, добилось выделения средств. А теперь важно добиться от архитекторов, авторов проекта, чтобы они четко соблюдали здесь закон и представили тот оптимальный вариант, который и музею даст возможность жить, и городскую среду не испортит. Так что конфликта нет, есть поиск оптимального решения.
— Савва Ямщиков называл себя бронетранспортером. А вы кто? На мой-то взгляд человек вы мягкий и неконфликтный.
— Я действительно довольно мягкий человек, не чураюсь компромиссов, если они идут на пользу делу. Но когда черное объявляют белым, когда нашу организацию пытаются припереть к стенке, а от наших законных требований — отмахнуться, я если и не бронетранспортер, то что-то в этом роде.