КРЕСТНЫЙ ХОД

Прежде чем согласиться дать интервью, Маргарита Васильевна Степанова попросила благословения у епископа Архангельского и Холмогорского Тихона - своего старшего сына. Только тогда мы и встретились. Она пригласила пройти в свою комнатку, которую называет кельей.

Немного мебели, старая швейная машинка "зингер". Иконы в углу - в том же порядке, как их развесил много лет назад муж, отец Владимир. После его смерти осталась живая память о батюшке, говорит матушка Маргарита, это - дети.
С Божией помощью у них восемь детишек народилось. Владыка Тихон теперь в Архангельске. Василий принял монашеский постриг с именем Серафим, рукоположен в иеромонахи и тоже служит в Архангельской епархии. Отец Петр несет свое послушание в Германии, у него там два прихода. Отец Сергий - ключарь в Богоявленском соборе в Костроме. Отец Димитрий - в Шарье Костромской области. Отец Иоанн - диакон в Иоанно-Златоустовской церкви Костромы. Да и невестки на подбор - все окончили Ленинградскую духовную семинарию, поют в церковных хорах. Дочь Марина - матушка. Ее супруг - священник отец Петр - настоятель костромского храма Спаса Нерукотворного. Растут у Маргариты Васильевны 15 внучат. И их тоже воспитывают в православии. Самому младшему один годик, а старший служит в армии. Один внук уже пообещал бабушке: "Стану священником".
...Семейные фотоальбомы Степановых, конечно, не похожи на те, что доводилось мне видеть раньше. Мы листаем с матушкой Маргаритой страницу за страницей. На снимках жизнь большой семьи верующих. Православные праздники, крестный ход, святые места, храмы... Лица на фотографиях радостные, будто светятся добром. И еще восхищает речь Маргариты Васильевны. Изобилующая церковными терминами, она проста и лишена сорных и уж тем более бранных слов. Я постаралась как можно бережнее передать ее слова и тон.
- Матушка Маргарита, как вы сами пришли к вере?
- Я из верующей семьи. Мы жили в Сусанинском районе Костромской области. Недалеко от нас в Сумарокове был монастырь, в котором жила местночтимая матушка Верушка-босоножка. Так ее все звали. Моя бабушка Мария Лукинична Смирнова вместе с ней отсидела в тюрьме за веру. А маме - Александре Федоровне Верушка предсказала всю жизнь и даже то, что у нас в роду появится священник. Как видите, сбылось. И еще подарила маме сахарницу - я храню ее до сих пор - и сказала, что мы никогда не будем ни в чем нуждаться, всегда будем сыты. Случилось и это.
Когда я родилась в 1941 году, мама проводила отца на фронт. В 1944 году мы получили известие, что Василий Иванович Русиков пропал без вести. Больше ничего о нем не знали. И только недавно мой сын нашел в Книге памяти имя своего деда и место, где он похоронен, - в братской могиле в Ивано-Франковске.
Моя мама была очень верующей, это властям не нравилось. Ее часто вызывали на допросы. К нам однажды пришел следователь, посмотрел, как мы живем, увидел меня маленькую и сказал, что хоть и должен маму забрать в тюрьму, но не сделает этого. Правда, добавил, что если она не откажется от своих убеждений, то ее упрячет за решетку другой следователь...
Маму отправили по этапу в 1951 году. Только за веру, за то, что она в храм ходила и пела в церковном хоре. Ей дали 25 лет, но она, к счастью, отбыла лишь пять. Последнее место ссылки - Ухта. В лагере к ней относились с уважением. А знакомые слали посылки. Один батюшка присылал ей "геркулес" - знал, что у мамы язва. Она заваривала кашу каждое утро. Так и выжила. Когда вернулась домой, продолжала ходить в храм, молиться Богу. Ее вера только окрепла.
Когда маму арестовали, мне было всего девять лет. Я осталась жить с маминой сестрой, моей крестной матерью, тетей Аней. Топила печь, стирала, готовила, шила. В школе училась хорошо. Поступила в текстильный техникум в Костроме. На последнем четвертом курсе меня заранее предупредили, что я должна перед защитой диплома отречься от Бога. Узнав об этом, сразу ушла из техникума... Выходит, не доучилась.
- Где вы познакомились со своим будущим мужем?
- Когда училась в техникуме, постоянно посещала церковь в честь Иоанна Златоуста. Владимир после второго класса Ленинградской духовной семинарии приехал на каникулы домой в Кострому и нес послушание в храме. Увидел меня, подошел после службы, так и познакомились.
Его мама работала на фабрике, отец был коммунистом и священников не любил. В восьмом классе Володя хотел вступить в комсомол, но почему-то колебался. А однажды ночью, как раз накануне этого события, ему было видение, после которого он и стал человеком верующим. С другом он пришел к владыке Иоанну, тогдашнему епископу Костромскому и Галичскому, просить благословение уйти в монастырь. Но тот сказал, чтобы они сначала отслужили в армии, закончили семинарию, а там, мол, видно будет. В армию Владимира не взяли, потому что на призывной пункт он пришел с крестиком, и там решили, что он просто ненормальный. Юношу направили в больницу, а потом выдали "белый билет"... И тогда Владимир поступил в семинарию. Год мы с ним переписывались. А в Петров день повенчались. После семинарии его рукоположили в священники.
- Как жилось семье священника в советское время?
- Мы поехали в наш первый приход в костромской поселок Макарий Буйского района. В то время в церковь ходило много людей, но приходы были бедные, потому что люди получали мало. Батюшка прослужил там два года. Уполномоченному Совета по делам религий по Костромской области не понравились его проповеди, в которых он сопоставлял учение Церкви с атеизмом. Почти год отца Владимира не допускали к службе. Его могли сослать как тунеядца. Батюшке пришлось закончить курсы кочегаров в Костроме и топить баню. В Рождественский пост мы съездили с ним в Псково-Печерский монастырь. Там доживали свой век валаамские старцы - отец Николай, старец Лука, архимандрит Никита. Они и дали отцу Владимиру советы, как выйти из создавшегося положения.
...Всего за те годы нам пришлось сменить более десяти приходов. Уполномоченный Совета по делам религий все время грозил батюшке, что, если он не исправится, то его "пошлют по этапу". И лишь в приходе в Шарье, что в восьми километрах от Костромы, отец Владимир прослужил 17 лет. Теперь там служит наш сын, отец Димитрий.
- Матушка Маргарита, что помогало вам переживать постоянные гонения со стороны государства, чиновников, да еще растить восьмерых детей?
- Когда поднимали детей, конечно, не было никакой бытовой техники, которая нынче так облегчает домашний труд любой хозяйки. Воду носили, печки топили дровами. Но с Божией помощью и силы находились, и как-то я все успевала. Господь дал мне хорошее здоровье, и я не только справлялась по хозяйству, но еще и в храмах читала и пела, помогала моей маме облачение церковное шить, одежку для детей. Единственное, о чем жалею, что быт отнимал то драгоценное время, которое я могла бы уделить детям...
Главная забота и беспокойство были в том, чтобы вырастить их верующими. Когда малышей крестили, мы молились, чтобы они не отреклись от Бога. Следили, чтобы каждый ребенок молился утром, вечером и перед едой. Если дать детям веру - значит, дать все. Я знаю, что в трудную минуту им есть к кому обратиться. Господь поможет им в самой сложной ситуации.
В детский сад мы детей не водили, так как там им могли внушать, что Бога нет. Что касается вступления в октябрята и пионеры, то я постоянно беседовала с учителями, директорами школ. Объясняла им, что звездочки и галстуки детям нельзя носить вместе с крестиком. А крестик с детей мы не снимем. Слава Богу, меня понимали. Да и в классах над нашими детишками не смеялись, не дразнили их. Теперь сыновья крестят и венчают своих бывших одноклассников...
Конфликт был только раз. Дочку Марину в сельской школе хотели насильно принять в октябрята. Мы решили увезти дочь в Кострому. Ее документы в школе нам не отдавали, а потом некоторые из учителей поджидали нас у автобуса, пытаясь не отпустить Марину... В городской школе к нашим просьбам прислушались.
У нас в семье все очень любили книги. По вечерам батюшка читал вслух жития святых, изучал с детьми Закон Божий. Все ребята с детства пели в хоре. Всем детям передались от отца хорошие музыкальные способности, и голос, и слух, и память. Но в музыкальную школу он их не отдал. Сказал, что если пойдут в семинарию, их там всему научат, но в музыкальную школу незачем ходить, а то еще в пост будут песни разучивать.
- Как ваши сыновья решили стать священниками?
- Отец Владимир окончил Ленинградскую духовную семинарию в 1959 году, и мы снова побывали в ней спустя 16 лет. Ходили по семинарии и мечтали, чтобы хоть один из сыновей здесь тоже поучился. А получилось так, слава Богу, что все ее окончили.
Николай, который впоследствии стал владыкой Тихоном, в детстве много читал... А отличался он спокойствием и тем, что у него рано проявилось стремление служить Богу, стать священником. Другие дети не сразу выбрали этот путь. Владыка, как и все старшие сыновья, закончил лесомеханический техникум, потом служил в армии, и командование прислало нам благодарность за хорошее воспитание сына. Незадолго до своей кончины отец благословил его Феодоровской иконой Божией Матери на монашеский постриг.
- Какие иконы в вашей семье наиболее почитались?
- В доме у нас было много икон. Тогда люди их выбрасывали за ненадобностью, а мы - подбирали. Некоторые иконы у нас действительно почитались. Когда к маме пришли делать обыск, забрали все. Впрочем, особенно ничего и не было - духовная литература да швейная машинка. Единственное, что не взял милиционер, так это книжечку - "Акафист Божией Матери "Скоропослушница". Он почему-то открыл именно ее, увидел образ Богородицы и оставил мне. Машинку мы позже выкупили.
Мама чувствовала, что ее вот-вот могут арестовать, и в храме перед иконой "Скоропослушница" просила для меня Ее Небесного заступничества. Именно в праздники этой иконы было рукоположение в сан диакона отца Владимира, венчание отца Димитрия, рождение нашего младшего сына Иоанна. А икону Божией Матери "Феодоровская" в нашей семье особенно любят владыка Тихон, отец Серафим и отец Сергий, с ней тоже связано немало радостных событий.
- Часто ли семье удается собраться вместе?
- Это, конечно, непросто. Но раз в год, в день памяти отца Владимира, мы все посещаем его могилу, что на кладбище у храма Спаса Нерукотворного. Здесь последний год своей жизни и служил батюшка. И я, глядя на своих детей, понимаю, что у меня в старости есть большое утешение.