- Юрий Сергеевич, если можно, как и где вы впервые вышли на связь с Абелем?
- Место первой встречи с Марком, он действовал под этим именем, определил Центр, а не резидентура в Нью-Йорке, как обычно принято. И оказалось, что это в трех кварталах от моего дома. Значит, дополнительный риск. Предстояло особенно тщательно провериться, нет ли наружки. И задачу мне поставили такую: мгновенно установить контакт, сообщить ему о месте нашей ближайшей встрече уже в каком-нибудь другом надежном районе и - быстренько разойтись. Проверялся я долго, подъезжаю к кинотеатру, где Марк должен стоять, выхожу резво из автобуса - конечно, первым. За мной - никого. И чуть не бегом - к тому месту. Вижу: он уронил что-то такое около себя, подобрал и мне по-русски: "Товарищ Марк, через пять минут в туалете кинотеатра".
- А как нелегал понял, что вы - свой?
- Во-первых, - говорю по-русски, во-вторых -назвал его оперативным псевдонимом...
- Почему именно такой псевдоним?
- Он сам его выбрал. Короткий, простой. Ну я смотрю: он спокойно идет к кинотеатру, а я на всякий случай еще разок проверился. Забежал в том же темпе в маленькую лавчонку, купил себе фруктов, конфет. Все нормально, и я быстро-быстро в кинотеатр, спустился в туалет. Там - никого, кино началось, и он увидел меня, подошел, обнял. Обнялись, а я немножко откинулся и говорю: давайте сначала пароль скажите. Марк мне: да-да, назвал пароль, я - отзыв, и полная гарантия. Он теплые слова, я ему тоже, что рад видеть. Я ведь знал: он выдающийся нелегал. Показываю на записочке: встречаемся тогда-то и там-то. Он кивает, мол, знаю, знаю. Я ему никаких бумажек, оставляю при себе, передаю письма от родных, и говорю гудбай. А Марк на прощание спросил, нет ли у меня денег: "У меня совершенно ничего. Заложил все, что только мог. Нет ли у вас?" У меня с собой около ста долларов, отдал. До новой встречи оставалось два дня, и я принес ему уже нормальную сумму.
- Роскошества, выходит, не было. Судя по вашему рассказу, нелегал Марк, так и тянет назвать его Абелем, оказался в нелегком положении. Давно не видел своих?
- Какое там роскошество... Ему как раз крайне надо было встретиться. Связника у него не было.
- Насколько знаю, в США вы работали под дипломатическим прикрытием. А ведь считается, что дипломаты и другие разведчики, действующие под крышей посольства или торгпредства, с нелегалами в целях безопасности общаться не должны.
- ...И наша легальная резидентура была вынуждена, вернее,обязана оказать помощь нелегалу в установлении более четкой связи с Центром. Я сначала в США трудился в посольстве, а затем уже в представительстве СССР при ООН. И задача легла на меня.
- Долго ли еще пришлось выступать в роли связника Абеля?
- С Вильямом Генриховичем Фишером довелось работать около двух лет.
- Сколько же было встреч?
- Были личные встречи, безличные, тайниковые операции. Личные встречи были не частыми, но запоминающимися.
- Поясните, пожалуйста, эти ваши термины - личные, безличные, тайниковые...
- Личная - это, понятно, когда я вижу, с кем встречаюсь. Но злоупотреблять ими нельзя, потому что каждая требует сложнейшей подготовки, напряжения. Я же прекрасно понимал, что значит провал нелегала. Любая моя оплошность может обозначать его бегство или даже что-нибудь похуже.
- Что?
- Страшнейшее - арест. И потом я понимал, что означает подготовить человека к такой работе. Поэтому вопросам их безопасности уделялось первостепенное значение. Личные встречи были редки, - может, раз в квартал, и я их все помню.
- Может, расскажете о самых запомнившихся?
- Расскажу, но сначала отвечу на другой ваш вопрос: о встречах безличных. Безличная связь - это, к примеру, когда я закладываю контейнер в какое-то условное место. "Тайник". Ставлю определенный сигнал, обозначающий, что я заложил информацию, материал в каком-нибудь контейнере. Нелегал или другой мой коллега это видит, принимает сигнал. Идет к тайнику и изымает из него материалы. Это тайниковая операция. Но можно также действовать и с помощью сигналов различного типа, условных меток, знаков, которые ставятся, а затем считываются в условленных местах...
- А какие варианты были у вас?
- Их бесчисленное множество, какого-нибудь одного я не придерживался. У каждого конкретного оперативного работника - свои. У меня была метка мелом, очень удачно получалось с гвоздем. Например, шляпкой вверх - все нормально. Вниз - значит, подожди, не делай. А с Марком у меня был эпизод своеобразный. В тайниковых операциях проявлял он невероятную изобретательность. Контейнеры изготовлял - прямо товарное производство: и болтики, и гайки, и чего только не изобретал. Решил и я изобрести нечто оригинальное. Почистил, проскоблил куриную косточку, и внутри получилось отверстие толщиной в палец. Я для верности помочил в керосине, чтоб кошка-собака случайно не утащила. Всунул тонюсенькие листочки, заделал аккуратненько отверстие пластилином и бросил в тайник. Через день - тревога. Марк выставил наш условный сигнал, что контейнера не нашел. Запросили Центр...
- Неужели по такому незначительному поводу запрашивали Москву?
- Повод как раз значительный. Мы в Нью-Йорке - и резидент, и я все-таки предположили, что Марк контейнер не узнал. Моя ошибка. Ведь я об изменении вида его не предупредил. У нас все на нюансах, на тончайших деталях. А вдруг... Но Центр другого оперативного работника вводить не стал, разрешил проверить мне. И нашел я эту свою злосчастную косточку - лежит себе в высокой траве невскрытая.
- Откуда вы знаете, что никто ее не вскрывал?
- Так мы всегда меточку ставим. Потом мы с Марком все это отрегулировали. Оказывается, он все-таки взял косточку в руки, но на контейнер она, понятно, похожа не была, и отбросил мою штуковину. Человек Марк был исключительно тактичный. Представляю, чего натерпелся, а мне, молодому, только и сказал: "Ну, ты меня перехитрил..."
- Вы, наверное, единственный из всех работавших с нелегалом Марком , кто может сейчас рассказать о нем не только как о разведчике. Понимаю, что встречи были и скоротечны, и рискованны. Но ведь возникали же разговоры и о доме, близких, о возвращении.
- Бывало. Однажды в пригороде Нью-Йорка поговорили мы на наши всегдашние темы, и передал я ему письмо от жены. Я его таким никогда - ни до, ни после - не видел. Даже скатилась слезинка. И вдруг он мне признался: "Расчувствовался. Все время один. Знаете, я очень тоскую по дому. Нельзя ли как-нибудь так устроить, чтобы я смог увидеться с женой?".
- Но ведь в принципе это же было возможно?
- Я спросил, как ему это видится. Он говорит, ну вот бы устроить ее на ту же работу в представительство ООН. Посмотрю на нее издалека, как она идет. А я-то знаю, что, увидев жену, вряд ли можно будет устоять и не предпринять попытки организовать личную встречу и так далее. Я задумался, а Марк мне: "Понимаю, это - несбыточная мечта, но приходит иногда в голову..."
- А помните знаменитый эпизод из "Семнадцати мгновений весны", когда Штирлицу устраивают встречу с женой?
- Может, писатель Юлиан Семенов, который знакомился в архивах с нашими материалами, наталкивался на нечто подобное. Я об этом в своем отчете написал.
- Юрий Сергеевич, а как вообще складывается личная жизнь нелегала за границей? Не возникает ли мысли обзавестись связями, может, и семьей?
- Мне сейчас об этом трудно говорить. Но представьте себе, что мне как работнику приблизительно такой вопрос был задан, попросили, чтобы я выяснил у самого Марка. И я, испытывая колоссальную неловкость, был вынужден спросить его об этом. Марк мое смущение заметил. Сказал: не смущайтесь, вопрос вполне понятный. Но я могу твердо ответить, что я верю: вскоре встречусь с семьей, и никаких других наклонностей или желаний у меня нет и не было... Вот так. И еще раз мы с ним заговорили о доме, когда встречались не в Нью-Йорке, а на берегу океана. Обсудили всевозможные наши вопросы - и, смотрю я, Марк словно окаменел, вглядывается в океан. Мы долго молчали. А потом он вздохнул: "Там моя родина, мой дом".
Я проработал в Штатах без всяких отпусков больше пяти лет. А приехал еще в 1948-м. Потом вернулся, снова уехал. Встретился с Вильямом Генриховичем уже в 1963-м, когда он все-таки вернулся.
- Четыре с половиной года Фишер, назвавшийся именем своего друга, разведчика Рудольфа Абеля, провел в тюрьме. Его обменяли на Пауэрса и еще парочку американцев. Юрий Сергеевич, а вы знали тогда, какие конкретно сведения передавал Абель?
- Нет, у нас это не принято. Все Марком переданное мы отправляли в Центр.
- Я знаю, что вы работали со многими ценнейшими нашими агентами, с разведчиками-нелегалами. А каково все-таки место Фишера-Абеля в этом славном ряду?
- Прежде всего в этом, как вы говорите, ряду я бы назвал тех, с кем свела судьба. С Моррисом и Лоной Коэнами меня многое связывало. Они добыли для нас ценнейшие сведения, вывезя материалы прямо из сверхзасекреченного американского городка Лос-Аламоса, где велись работы по созданию первой атомной бомбы. Я бы причислил к этой плеяде и Вильяма Генриховича Фишера. Специфика службы такова, что не все из им сделанного обнародовано. Но его неоднократно награждали, а в разведке в то время поощрения были нечасты.
- Но среди всего обилия наград нет одной, самой важной. Человек, ставший символом советской внешней разведки, так и не получил звания Героя.
- Коэны тоже не дождались этого звания при жизни, награждены посмертно - они Герои России. И в отношении Вильяма Фишера эта, быть может, ошибка тоже исправима...