ИЗ ТОРОПЛИВОЙ ЖИЗНИ

"СЫНОК" ШОЛОХОВА
Как мне все это представлялось? Соберутся человек пять, от силы -

"СЫНОК" ШОЛОХОВА
Как мне все это представлялось? Соберутся человек пять, от силы - десять, и вечерком у костерка - разговор по душам. За доброй чаркой да за щедрой ушицей. Хорошо!..
На самом деле был спецрейс из Москвы, в салон набилось до отказа, и, кроме трех десятков литераторов - наших и иностранцев, - кто только не летел тогда в Вешенскую. Ответственные работники ЦК партии и ЦК комсомола, пресса, телевидение с киношниками-документалистами...
В центре всеобщего внимания сразу же оказался первый космонавт планеты, всем миром человеческим уже обласканный к тому времени Юрий Гагарин, а так как ребята мы были тогда самонадеянные, между нами сразу пошел иронический разговор: мол, летели для профессиональной беседы с классиком, а попали на классический митинг... Может, мол, мы, как всегда, "недопонимаем" или чего-то не знаем? Гагарин тут при чем? Он что - писатель тоже?
В "Литературке" шла как раз очередная дискуссия о языке и обсуждался вечно животрепещущий вопрос: не слишком ли строги наши правила письма? Не пора ли предпочтение отдать живой речи? Как говорим, мол, как слышим - так и писать, вот и вся наука...
Однажды в гостиничном ресторанчике в Вешенской Гагарин оказался за соседним столиком, и Юрий Сбитнев взялся меня подначивать: слабо, мол, у первого космонавта спросить: как он относится к современным проблемам родного языка?
Отчего же - слабо?
Мы со Сбитневым в неочередной раз чокнулись, и я развернулся к Гагарину: "Извините, Юрий Алексеевич: мы тут с товарищем никак не можем к согласию прийти: как же нам теперь следует писать? "Заяц" или, как говорим, - "заец"?
"Заяц все-таки, ребята, - с терпеливой улыбкой сказал Гагарин. - Заяц!"
Во взгляде, которым он на меня тогда посмотрел, не было ни обиды, ни осуждения, зато сколько таилось печального сочувствия ко всем нам...
Уже через много лет я вдруг узнал, что наша поездка на Дон могла бы не состояться: Шолохов, как ни уговаривали, не хотел общаться с писательской оравой, и только когда ему сказали, что с нами будет Гагарин, Михаил Александрович согласился: "Другое дело - с этим сынком есть о чем потолковать..."
СТРАДАЛЕЦ "ЗЕМЛИ КУЗНЕЦКОЙ"
После того, как Александр Никитович Волошин получил за роман "Земля Кузнецкая" Сталинскую премию, от гостиницы "Москва", рассказывали, до Казанского вокзала он двигался четверо суток - ровно столько, сколько шел потом поезд от Москвы до Кемерова.
В каждом, даже крошечном, ресторане устраивал широкое гульбище и по стародавней сибирской традиции наказывал швейцару к застолью приглашать с улицы.
В Кемерове потом щедро угощал земляков: шампанское брал исключительно дюжинами, в театральном буфете из бутылки отпивал только один фужер. Под Новый год якобы нанял грузовик и из открытого кузова самолично вывешивал на заиндевевших ветках деревьев по главной улице гирлянды из сарделек и бубликов.
Издательства чуть не по всей стране заключали со счастливчиком договор за договором. Читательские конференции, встречи с почитателями...
Жаль, не оставалось времени на работу за письменным столом! Вскоре пришло горькое похмелье. Чуть ли не сразу после "разоблачения культа личности" в доме за долги описали все, кроме пишущей машинки: как личный рабочий инструмент машинка описи не подлежала.
Беда не ходит, как известно, одна: кто-то из завистников докопался, что, вступая на фронте в партию, Александр Никитович утаил, что он - сын священника. Из "рядов" его немедленно исключили.
С виду он не сдавался: и после того как вышел правительственный указ об обмене удостоверений "сталинских" лауреатов на удостоверения лауреатов Государственной премии, на белом пиджаке из чесучи по-прежнему продолжал носить знак с профилем "вождя всех народов". Крупная голова его с львиною гривой всегда была гордо поднята... Но вот руки, руки Никитича!
Когда пришла наконец пора понимания и прощения, обком не стал возражать против избрания страдальца Волошина делегатом очередного съезда писателей России.
Был год, пожалуй, семидесятый. Новосибирским рейсом мы летели в Москву, и завтрак на борту нам подали самый бесхитростный: пару сваренных вкрутую яиц с какой-то гастрономической мелочевкой в придачу.
Волошин попытался очистить яйцо, но оно выскальзывало из его трясущихся пальцев, он его положил на поднос и тут же быстренько взял другое. Оно точно так же стало вываливаться из рук, Никитич заметил, что я гляжу на него. Оставил в покое и второе яйцо и многозначительно кашлянул: "Слышал, наверное, в авиации даже понятие есть: "барьер Урала"?.. Над ним всегда самолет так бросает!"
В нижней кремлевской столовой во время перерыва он взял пакетик с растворимым кофе, кое-как надорвал его и просыпал широким кругом - в чашку не попало ни единой пылинки. Тут же схватил большой чайник с кипятком и предыдущее движение руки повторил на удивление точно: на белоснежной скатерти стал расплываться обширный бурый круг.
Я не сдержался, ахнул тихонько: "Саня!" "Волнуюсь! - сказал он громко. - Давно здесь не был... Кремль все-таки!"
На шахте "Капитальной" в Осинниках, где сразу после войны Александр Никитович работал, хорошо помнят об этой доброй для него поре, и, проезжая мимо, когда случается в Кузбассе бывать, всякий раз думаешь: почему бы этой шахте не стать - несмотря ни на что - "Капитальной" имени Александра Волошина?
КРЫЛАТЫЕ СЛОВА
С оружейником Калашниковым познакомила нас ижевская писательница, профессор литературы в республиканском Университете Удмуртии Зоя Алексеевна Богомолова: со знаменитым Конструктором они соседи, в одном подъезде живут.
Перед тем как окончательно сесть за работу над своей книгой "От чужого порога до Спасских ворот", Михаил Тимофеевич решил прочитать нам с Зоей Алексеевной уже написанную им главу "Черный ящик".
Не стану рассказывать, какой по этому поводу прием устроила для нас добросердечная и щедрая Зоя Алексеевна. Но вот посреди него она отлучилась на кухню, и до нас донеслось негромкое "ах!", послышалось, как хозяйка наша всплеснула руками.
Как истинные рыцари мы с Михаилом Тимофеевичем привстали, собираясь на помощь броситься, но Зоя Алексеевна уже возвратилась:
- Так гостям обрадовалась, что совсем забыла прикрыть наружную дверь - была чуть ли не настежь распахнута, вы представляете?!
- А кто бы посмел войти? - с нарочито строгою ноткой сказал конструктор. - В Ижевске все знают, что без своего автомата Калашников в гости не ходит!