.jpg)
Как царь тащил Россию вперед и что из этого вышло
Петру Великому 9 июня исполнилось 350 лет. Могучая и противоречивая фигура, интерес к которой не ослабевает до сих пор. Впрочем, всякую великую суть легче всего объясняет деталь — в ней, как в зеркале, отражается все то, что на самом деле было необычайным и грандиозным. В этих хрониках собраны именно такие, на первый взгляд незначительные, факты и обстоятельства. И вот что еще удивительно: как много из давно минувшего перекликается с днем сегодняшним!
Известно, для чего Петр Великий организовал Кунсткамеру (на рисунке внизу). Он хотел разбудить в народе дремавшее любопытство. Оно и есть начало и главное условие науки. Сам он ходил в Кунсткамеру почти всякое утро. Раз пошел туда с графом Ягужинским, первым русским прокурором, еще с ними был тогда лейб-медик и руководитель Аптекарского приказа Арескин.
Ягужинский, конечно, радетелем царской казны решил показаться.
— Надо бы, государь, — говорит он, — с посетителей денежку брать, чтоб всяких таких редкостей побольше покупать и денег при том из казны не тратить.
— Павел Иванович, где твой ум? Ты судишь неправо. Окажись по-твоему — намерение мое стало бы бесполезным. Я ведь хочу, чтоб люди смотрели и учились. Надлежит охотников до знания приучать, потчевать и угощать, а не деньги с них брать.
И тут же велел выделить из казны еще немного денег, с тем чтобы всякому посетителю Кунсткамеры наливать при входе стаканчик водки. И закуской соответственной сопроводить ее.
Желающих приобщиться к науке становилось все больше. Еще в царствование императрицы Анны Иоанновны посетители в Кунсткамере угощаемы были «кофеем, рюмкою венгерского и проч.».
Между прочим, от этого царственного жеста пошла в России немалая польза — зародился-таки большой интерес к естественной истории, медицине, биологии, антропологии и этнографии. Отсюда недалеко уже осталось до Пирогова, Мечникова и Павлова.
Еще был случай. Царь остановился в Киево-Печерской лавре. В это время шведский Карл XII куролесил в Украине, и пребывание Петра в лавре было демонстративным вызовом. Настоятель решил угостить его. Монах, разносивший вино в серебряных бокалах на подносе, повернулся неловко и опрокинул тяжкий гостинец на царя. Повисла грозная тишина. Монах, однако, не смутился. «Вишь оно как, государь, — молвил он, — кому ни капли, а на тебя вся благодать излияся. Не иначе к добру. Победиши ты того куричья сына!»
И точно, через долгое время, но возвращался царь с победой. Опять остался ночевать в лавре. Вспомнил веселого предсказателя, и вскоре посыпались на того большие духовные чины. Стал он знаменитым епископом новгородским Досифеем, не шибко дорожившим, правда, царским расположением. Был он замешан в деле опальной царицы Евдокии и пропал — то ли на колу, то ли на плахе.
А как хорошо все начиналось...
Государь был скуповат, потому и не знал удовольствия от больших денег. Есть немало рассказов о его молодых похождениях. Рассчитывался за известные удовольствия он всегда по-солдатски — давал случайной женщине «одну копейку за три объятия». Объяснял таксу так: «Солдат за такие нужды не может дать больше, понеже на все дневные траты имеет три копейки».
Сам Петр получал жалованье за свой адмиральский чин, о тех деньгах он говорил: «Сии деньги собственные мои, я их заслужил и употреблять могу по произволу, но с государственными доходами поступать надлежит осторожно: об них должен я дать отчет Богу».
Царь тоже думал про санкции, только не задним умом
Голландских купцов обеспокоило, что российские суконные фабрики стали работать более или менее успешно. Тогда предложили они: готовы, мол, завозить свой товар гривной за аршин дешевле, чем делается это сукно в России. На целых десять лет. Даровая сумма получалась многомиллионной и могла поразить непривычный к государственному интересу взгляд.
Царь-то смекнул, конечно, к чему клонится дело, однако спустил его на рассмотрение Сената. Весь Сенат оказался за. Кроме князя Якова Долгорукова, который привел следующие резоны. Через десять лет наши фабрики будут порушены, тогда хитроумные голландцы смогут ломить за свое сукно сколько захотят. К тому же деньги за собственное сукно не уплывут за границу, а пойдут на укрепление своих дел. И далее в резонах князя Долгорукова оказалась формула, необычайно актуальная в нынешние времена: «Богатство подданных не есть ли богатство государственное».
Ах, как не хватает нам сегодня князей Долгоруковых! Разве допустили бы мы тогда такой нескладухи в собственном хозяйстве, которому при нынешней санкционной войне грозит большой упадок?
Помощник Петра Великого в дипломатических делах князь Андрей Остерман записал краткий план русского императора: «Нам нужна Европа на несколько десятков лет, а потом мы к ней должны повернуться задом». Вот и стараемся, да плохо выходит. робот слотсофт подключение робот слотсофт подключение робот слотсофт подключение
Чем больше в России воюют со взятками, тем богаче становятся воры. При Петре вырос до неподражаемого образца лихоимствующий гений Александра Меншикова. Брал и крал тот виртуозно, с безрассудной храбростью. Так же, как воевал. Если уж докапываться до причин, по которым Петр проигрывал войну со взятками, надо напомнить о той непоследовательности, с которой он боролся с воровством и мздоимством этого первого своего любимца и друга.
Однажды сенаторы, у которых Меншиков был занозой в глазу, накопали кучу его махинаций в поставках провианта и сукна по армейскому ведомству. Речь шла ни много ни мало о подрыве боеспособности вооруженных сил. Сенат составил записку, и она была положена на стол там, где обычно занимал место Петр. Император бумагу заметил, вчитался, но не сказал ни слова. Сидевший рядом тайный советник Петр Толстой нашел в себе смелость спросить: а как же быть с Меншиковым? «А что с ним сделаешь, — вяло сказал царь, — Меншиков останется Меншиковым».
Вопросов больше не возникало. И, похоже, до сей поры не возникает.
Однажды уставшему Петру (дело было в Воронеже, где он закладывал свои первые корабли) захотелось выпить. Подали анисовой водки, а к ней хороша бывает квашеная капуста. Послали к зажиточным воронежским гражданам просить закуску, чтобы хватило на всю компанию. Граждане посоветовались и решили капусты не давать: повадится, мол, потом отбою не будет. Кадка капусты, конечно, не великая ценность, да ведь она своя. Петр тогда здорово обиделся: он за Россию радеет, а ему капусты пожалели...
Обидно ему было потом не раз. Так что, подводя в смертной истоме итог своей жизни, он скажет: «Я один тащил Россию вперед, а миллионы тащили ее назад».
Возможно, объяснение того противоречия можно найти в словах историка Ключевского: «Трудовое поколение, которому достался Петр, работало не на себя, а на государство, и после усиленной и улучшенной работы ушло едва ли не беднее своих отцов».