.jpg)
Перспектива сыграть в фильме «Шаляпин» сразу увлекла популярного актера
13 февраля на телеканале «Россия» стартует премьера сериала «Шаляпин». Он посвящен драматичной судьбе великого оперного певца, ставшего на рубеже ХIХ—ХХ веков одним из символов русской культуры и остающегося им до наших дней. О съемках картины «Труду» рассказал Ян Цапник, сыгравший близкого друга Шаляпина, легендарного актера Мамонта Дальского.
— Ян, как вы попали в этот проект?
— Мне позвонили от Егора Анашкина, с которым мы уже работали, правда, довольно давно. Явившись на пробы, я ему это припомнил. Спросил: «Егор, это у тебя манера такая — приглашать актеров, которых ты любишь, раз в десятилетие, и то не на главную роль?» Мы вместе посмеялись. На самом деле перспектива перевоплотиться в Мамонта Дальского мне сразу пришлась по душе. Это человек очень талантливый и фанатично преданный профессии. Современники вспоминали, что он обожал сцену, ему было все равно, в каком театре играть и что именно, есть ли в спектакле декорации и даже сама крыша над сценой. Про Дальского однажды сказали так: «Выпуклый тип русского актера с мятущейся душой». Отличная характеристика!
— Ну а вас что с ним роднит?
— Одержимость профессией. Мне Егор так и сказал: «Это написано будто про тебя, ты такой же сумасшедший». Действительно, работа — это то, без чего я себя не мыслю. Обычно у меня зимой отпуск с 25 декабря по 13 января. И первые три дня проходят очень тяжело, даже если рядом море или океан. Не хочется ни есть, ни пить, ни радоваться жизни. Только и думаешь, как это в сущности здорово — спать по 3–4 часа в сутки и мотаться между разными городами.
Кому как, а мне без работы тяжело. Хотя перед первым съемочным днем меня всегда трясет, мучают мысли: «Господи, что это за герой? Как его играть?» Но когда поймаешь это неуловимое, поймешь, что за характер надо показать в кадре, получаешь невыразимое удовольствие.
— Как вы относитесь к байопикам?
— Если сценарий хороший, отчего не сняться? Конечно, стоит иметь в виду, что «Шаляпин» не документальный фильм, в нем присутствует художественный вымысел. Зато персонажи здесь очень разные и живые. Порой смотришь фильм — и кажется, будто на экране не люди, а автоматы, запрограммированные и абсолютно предсказуемые. А в «Шаляпине» у каждого свои страсти и огорчения, там многие герои ради профессии готовы чем-то жертвовать — кто семьей, кто личной жизнью.
— Работа над какой сценой больше всего запомнилась?
— Да над всеми! Начать хотя бы с того, что в мой первый съемочный день пришлось сниматься сразу в очень драматичной, финальной для моего персонажа сцене. Хотя в кино это не такая уж редкость. Как-то была у меня такая же ситуация на другом проекте, не буду говорить его название. В нем моего героя в финале расстреливал мотоциклист. И вот с самого начала это сняли, а потом один из костюмеров вдруг спрашивает: «А остался ли у нас дубликат его костюма? А то как дальше снимать будем?!». Я от такого вопроса даже оторопел. К счастью, оказалось, что у одежды был второй экземпляр.
Но это скорее забавный случай, а вот когда с самого начала снимается психологически сложная концовка роли, потом тебя одолевают сомнения, кажется, если бы работа над сценами шла в хронологическом порядке, ты бы сыграл финал как-то по-другому, лучше. Но Егор Анашкин и продюсер Екатерина Жукова успокаивали меня: дескать, все получилось очень хорошо.
Кстати, о Екатерине. Я не часто вижу продюсеров, которые проводят каждый день с актерами на площадке и в жару, и в лютый холод. Когда рядом такие люди, можно идти в огонь и в воду.
— А что было на съемках самым трудным?
— Основная их часть проходила в Питере, а я в это время в Москве участвовал еще в двух проектах. Так что в столице после работы разгримировывался, спешил на последний «Сапсан» и прямо в поезде учил текст. Приезжал в час ночи в родной город и сразу с вокзала ехал на съемки «Шаляпина» в Театр Комиссаржевской. После заезжал домой принять душ и снова на «Сапсане» несся в Москву...
Еще мне физически тяжеловато было во время сцены охоты. Мы ходили по холмам по пояс в снегу, а я на одном из предыдущих проектов повредил ахиллово сухожилие на левой ноге... Но съемочная площадка, как и сцена, лечит. Уже потом стоишь и думаешь: «Господи, как бы дойти до трейлера?!» Вообще над «Шаляпиным» мы работали с огромным удовольствием. Скажу, наверное, за всю съемочную группу, что мы отчасти напоминали себе больших детей, дорвавшихся до любимой песочницы и не желающих, чтобы все это заканчивалось. В последний съемочный день у меня прямо слезы на глазах стояли.
— Известно, что Дальский грезил о собственном театре. А вас подобная мечта не посещала?
— Да нет, потому что я человек в некотором роде безответственный, то есть способный отвечать только за себя. Сидеть и думать, что дальше будет со всеми, — это точно не мое. Я обожаю находиться в самом процессе.
— А Дальский отличался ответственностью?
— Нет, но он был гением. В фильме есть сцена, когда Шаляпин ведет моего героя из кутузки. Дальский совершенно пьян и рассказывает другу про анархизм и про то, что ни одна сволочь не имеет права диктовать ему, по каким законам жить. И вот останавливается он перед афишной тумбой и говорит: «Господи, спасибо тебе, матушка-тумба напомнила, Федь, у меня же сегодня спектакль». Тот не понимает, как в таком состоянии выходить на сцену, но вечером Дальский так играет Гамлета, что Шаляпин в кулисах плачет.
.jpg)
— Вам самому в кино или театре приходилось исполнять роли, которые играл Дальский?
— В его репертуаре были пьесы Шиллера, а я в детстве читал на сцене отрывок одной из них. В Челябинском театре драмы им. Наума Орлова был спектакль «Отечество мы не меняем» про металлурга Павла Аносова. Мой папа (ведущий актер коллектива Юрий Цапник — «Труд») играл царя, Леонид Варфоломеев — главного героя, а я — его сына, который произносил слова того самого мальчика из «Вильгельма Телля», что стоял с яблоком на голове.
— С каких лет вы приобщились к актерской профессии?
— Был такой замечательный режиссер Леонид Пивер, стоявший у истоков челябинского телевидения. В третьем классе я снялся у него в телеспектакле «Голубой щенок» в заглавной роли, а мой папа играл Кота. Снимали все это в бассейне «Электрометаллург», потому что по сценарию предполагались лодка и пираты. Примерно с этих пор я стал играть и небольшие роли в театре. Мне казалось, это такая приятная работа — вышел, сказал свой текст (в те годы запоминалось легко, играючи), а тебе потом цветы дарят и 3 рубля заплатят за спектакль. С меня, правда, из них вычитали три копейки за бездетность. А лучше всего было летом уезжать с папой на гастроли, играть там два-три спектакля, а потом опаздывать в школу месяца на полтора. Красота! Но классу к шестому мне все это как-то разонравилось. Я учился в спортивном спецклассе по гандболу, потом работал поваром-кондитером 3-го разряда, причем на швейной фабрике для глухонемых. Но спасибо родителям, все оказалось не зря... Правда, мой папа-актер мечтал, чтобы я вырос спортсменом, а мама, занимавшаяся легкой атлетикой, наоборот, грезила, что ее сын станет актером.
— В детстве, наверное, вы имели большой успех у ровесниц?
— После «Голубого щенка» мне мальчик из 5-го класса по ушам настучал, потому что девочка, которая ему нравилась, была в меня влюблена, дарила мне конфетки. Так я понял, что слава — это, конечно, хорошо, но у нее своя изнанка. А потом я решил пригласить к себе на спектакль двух девочек. К сожалению, в третьем классе я немного путался c обозначением времени. И вот я говорю подружкам: «Подойдете на главном входе к тетеньке-администратору, и вам дадут контрамарки на фамилию Цапник». И вместо «без пятнадцати семь» сказал «в семь пятнадцать». В общем, девчонки приходят, а спектакль уже начался, и в зал никого не пускают...
— Ваша дочь Лиза, студентка 3-го курса Щукинского театрального института, продолжает творческую династию. Почему она решила учиться в Москве, оставив папу с мамой в Петербурге?
— В актерском вузе главный вопрос — не где учиться, а у кого. Во многих институтах люди, которые раньше разливали кофе и чай и окончили аспирантуру, стали важными персонами. Но раскрыть студентам секреты профессии они не могут. Лиза три года поступала в вуз и наконец нашла своего мастера, потрясающего Михаила Петровича Семакова. Он учит искусству переживания по классическим канонам, чему я очень рад. Сейчас многие театры грешат тем, что погнались за броской формой. Но надо ведь ее наполнять и столь же ярким содержанием.
— О каких ролях для себя вы мечтаете?
— Откровенно говоря, мне наплевать, что играть, хоть веселый бугорок на солнечной полянке, самое главное, чтобы это было нечто интересное, характерное. У меня за плечами уже больше 250 фильмов. Но я до сих пор ко всем съемкам отношусь как к учебе. В работе ты обретаешь опыт, который не купишь ни за какие деньги. Главное — не стоять на месте.
— Что бы вы сейчас пожелали себе и окружающим?
— Здоровья, терпения, удачи и, конечно, мира.