Автор представил свой труд в Мемориальной квартире поэта на Старом Арбате
Аншлаги на литературных встречах и вечерах сегодня случаются редко. Однако в гостиной Мемориальной квартиры А.С. Пушкина на Старом Арбате собралось так много гостей, что организаторам пришлось составлять дополнительные ряды из «винтажных» музейных стульев. Отчасти дело в близком, 10 февраля, Дне памяти поэта. Но главная причина, думается, в новой книге «Арион. От Михайловского до Болдинской осени», представлять которую приехал автор, выдающийся прозаик и исследователь творчества Пушкина Андрей БИТОВ.
— Скажите, — обратился корреспондент «Труда» к Андрею Георгиевичу, — если сейчас из этих старинных дверей в гостиную вдруг бы вышел сам поэт, что бы вы ему сказали?
Битов, автор знаменитых книг о судьбе и творчестве Пушкина, ответил не сразу: «У Пушкина есть такая фраза, кажется, последняя в маленькой заметке о том, как он встретил Кюхельбекера, которого дразнили в лицее и всячески над ним насмехались. Она замечательна: «Мы обнялись». Думаю, этого было бы достаточно».
Сам Андрей Георгиевич, родившийся в Ленинграде и переживший блокаду, считает себя питерским писателем. «Я поставил рекорд по переездам, ибо живу на два города, — признался он. — В Москве прожил полжизни. Но это официально. В душе я, конечно, питерский писатель, автор петербургского текста, а не московского. Честно говоря, я до сих пор не запомнил очаровательные названия многих московских улиц. Этот город для меня — лабиринт».
В географическом смысле судьба Битова немного схожа с пушкинской. Поэт, как известно, родился в Москве, но оставил самый значительный след в культуре Санкт-Петербурга. Свою новую исследовательскую работу Битов назвал в честь знаменитого стихотворения Александра Сергеевича «Арион». Оно появилось на третий день пос-ле годовщины казни декаб-ристов. И посвящено сверхъес-тественной силе, охраняющей поэта от разрушительных явлений рока и природы. В то время как окружающие стихотворца мореплаватели гибнут в пучине рассерженного океана, поэт благодаря божественному вмешательству спасается, но попадает на безлюдный берег и остается один: Предельно лаконичное, но многозначительное стихотворение можно воспринимать и как аллегорию исключительного положения гения, и как жест скорби в адрес декабристов...
В новой книге Андрей Битов исследует тот период судьбы Пушкина, когда поэт оказался в состоянии человека, потрясенного бурей, но чудом спасшегося. «Я понял, — объясняет автор, — что у меня образовалась «дыра» между главными моими книгами по Пушкину — «Вычитание зайца. 1825» и «Предположение жить. 1836». То есть в моей пушкиниане отсутствует Болдино. Я старался заполнить этот пробел. Но многое осталось за бортом. Теперь у меня полчемодана рукописей. Когда и кто будет в них разбираться, мне уже непонятно».
Битовский «Арион» выглядит убедительно: крупноформатный фолиант с портретом Пушкина кисти Кузьмы Петрова-Водкина (один из лучших, по мнению издательницы Людмилы Дорофеевой, портретов гения).
Во время беседы Андрей Битов затронул очень важные нравственные и философские вопросы. Но прежде выразил принципиальное неприятие иерархических обозначений в литературе: «В советские времена «гений» стал званием. Ответственные товарищи выстроили политбюро из русской литературы, и люди перестали читать книги классиков. Зачем писателей превращать в памятники, когда они интересны именно как живые люди? Александр Сергеевич по этому поводу высказывался о назначении поэта довольно категорически:
Ты — царь. Живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечет тебя свободный ум,
Усовершенствуя плоды любимых дум,
Не требуя наград за подвиг благородный.
И все. Больше ничего и не надо. Творчество становится несвободным, когда заковывается в какие-то ранжиры оценок. В литературе нет званий:»
Или взять юмор. Казалось бы, юмор и классика — понятия не соприкасающиеся. Бронзовая фигура на пьедестале — какое отношение она имеет к шутке?
У Битова иной взгляд. «Настоящее послесловие ко всему Пушкину написал не кто иной как Козьма Прутков, — настаивает он. — Стоило Пушкину помереть, как Алексей Константинович Толстой тут же выдал эпиграмму на него. Поэтому я бы не согласился, когда Александр Исаевич Солженицын в своей статье заявил, что «Князь Серебряный» — это хорошо, а Прутков — это шалость. Нет, это не шалость. Чувство юмора — это возможность свободы, которая была объявлена Пушкиным».
P.S. Вместе с Андреем Битовым книгу представляли люди, имеющие к ее появлению непосредственное отношение: директор издательства «Фортуна ЭЛ» Людмила Петровна Дорофеева, доктор филологических наук Наталья Ивановна Михайлова, а также кинокритик, сценарист, автор послесловия Наталья Андреевна Сиривля, подписывающая свои тексты вызывающим удивление псевдонимом Шариков.