Выход есть!

Любимые дети чаще фантазируют о самоубийстве, чем нелюбимые, кто не надеется и смертью своей кому-то досадить

«Государство не может позволить себе не обращать внимание на такое количество самоубийств среди подростков. Продолжающиеся суициды требуют принятия экстренных мер на уровне правительства» — так вчера прокомментировал эпидемию «шагов в небытие» уполномоченный при президенте России по правам ребенка Павел Астахов. Что же, теперь ждать принятия целевой федеральной программы?

Как она бросится на его мертвое тело, и ее губы будут молить Господа, чтобы он вернул ей ее мальчика! Так Том Сойер мечтал отомстить тетушке Полли.

Любимые дети чаще фантазируют о самоубийстве, чем нелюбимые, кто не надеется и смертью своей кому-то досадить. Но каков эгоизм! Как же можно из-за сиюминутных обид обрекать родителей на пожизненные муки жалости и раскаяния! Но… Других детей у меня для вас нет. И старайтесь не забывать, что, каких бы глупостей или даже пакостей они ни натворили, все это покажется вам чистыми пустяками при одной мысли потерять этих паршивцев. Было бы не так глупо вообще оценивать события в координатах жизни и смерти — почти все тут же сделается суетой и томлением духа.

Однако… Однако не мы ли все вот уже 300 лет выходим из театра со светлыми слезами, полюбовавшись расширенным суицидом подростков, чьи имена — Ромео и Джульетта? Не мы ли слушаем растроганно, что лучше в Волге мне быть утопимому, чем на свете жить нелюбимому? Не мы ли храним предания о верности лебедя и лебедушки?

В европейской культуре устойчив образ романтического самоубийцы, который своей смертью шлет миру послание: любовь выше жизни, честь выше жизни, свобода выше жизни. И тем не менее родительская любовь нашептывает нам ровно обратное — она готова обратиться к нашим детям с призывом: плюй на любовь, на свободу, на честь — только живи.

Но если мы и впрямь сумеем внушить нашим дочерям и сыновьям эту нехитрую мысль: держись за жизнь во что бы то ни стало, — мы окажем не только миру, но даже им самим неважную услугу. Ибо тем, кому не за что умирать, почти что незачем и жить: их жизнь превращается в унылое прозябание, они лишены воодушевляющих утешений среди обид и неудач, которыми переполнена жизнь даже самого благополучного человека.

Вы поосторожнее, наверняка встревожится кто-то из читателей: они вот вас начитаются и…

Увы, смерть настолько ужасна, что никто и никогда не кончает с собой лишь из-за того, что прочитал что-то не то. Хотя известен случай: человек прочел на двери в метро «Выхода нет» и бросился под поезд. Что же — мы должны писать на всех дверях «Выход есть»? Или хотя бы «Выход не здесь»?

Человек, тем более молодой человек, еще не убедившийся, что даже самые кошмарные ситуации, как правило, потихоньку рассасываются, должен не просто читать и слышать декларации о том, что нет безвыходных положений, — он должен в это реально верить, знать, что он не останется один, что ему помогут.

Мы не можем себе позволить никогда не быть жесткими, никогда не требовать от наших детей быть честными и ответственными, иначе мы уготовим и им, и себе очень печальное будущее. Да и в любом случае, все, чего ни потребуем мы, жизнь потребует неизмеримо более жестоко. Только при всей нашей требовательности наши дети должны понимать: в какой бы тупик они себя ни загнали, в поисках выхода они всегда могут рассчитывать на нас. Выход есть, и искать его мы будем вместе.

Душевное состояние, когда человек не способен заглянуть чуть дальше текущей, невыносимо мучительной минуты, специалисты называют эффектом суженного сознания — в таком состоянии человек не способен думать ни о чем другом, кроме как любой ценой прекратить эту пытку. Но загнать в такое состояние человека гораздо труднее, если у него есть ясная перспектива будущего, не зависящая от текущих неприятностей. И образом такого будущего наделяет человека не только семья, но и целая страна.

Об этом нужно не забывать, чтобы не путать глубинные причины самоубийств с их поводами, с пусковыми механизмами.