- Говорят, у настоящего поэта судьба и творчество "завязываются" с первых же стихотворений и развиваются всю жизнь. Так было и у Заболоцкого?
- По его словам, он "навсегда выбрал себе профессию и стал писателем", сам еще не вполне понимая смысл этого события, - в семь лет, около отцовского книжного шкафа, за чтением книг. Стихи начал слагать с 11 - 12 лет, считал, что "это уж до смерти". Убежденный в том, что стать подлинным поэтом можно, лишь получив хорошее образование и только в столичной среде, в 1920 году уехал из Уржума, от родителей, в Москву, в 1921-м - в Петроград. Все свои юношеские стихи отверг. В 1925 году после поэтического вечера в Ленинградском Союзе поэтов он познакомился с Даниилом Хармсом и Александром Введенским и тогда же сделал первоначальный вариант стихотворения "Белая ночь". Этот момент стал решающим в его судьбе. "Белая ночь", "Красная Бавария", "Лицо коня", "Деревья" ("В жилищах наших..."), "Футбол" -первые стихотворения, которые поэт признал достойными своего таланта и всегда включал в основное собрание.
Беззаветная преданность поэзии прошла через всю его жизнь: "Вне искусства - я ничто".
- Поныне отец - как бы ваш постоянный собеседник. Наверное, в результате многолетних раздумий над его стихами у вас накопилось немало своих наблюдений?
- По сути, все, что Заболоцкий писал о природе, относится и к человеческому обществу. Откроем первую редакцию стихотворения "Ночной сад", написанного в 1936 году на Украине (в 1948 году оно подверглось значительной правке и с тех пор публикуется во второй редакции). Действие происходит в августе месяце, с которого начинается сезон охоты. О какой же охоте, каком охотнике идет речь? И в каком "ночном саду" разворачивается это кровавое зрелище? В 30-50-е годы сад отождествлялся с государством, а в образе садовника, особенно в грузинской поэзии, часто изображали Сталина. Сад - "ночной". Страна погружена во мрак "немых дубов и елей". Дуб у Заболоцкого - знак самого автора либо любого творческого человека, он встречается и в более поздних стихотворениях: "Утро", "Завещание", "Гомборский лес", "Кто мне откликнулся в чаще лесной?..", "Одинокий дуб".
Железный Август в длинных
сапогах
Стоял вдали с большой
тарелкой дичи.
И в рукописи, и в ранних редакциях "Железный Август" писался с прописной, а не со строчной буквы, как в последнем прижизненном издании 1957 года. Август - имя древнеримского императора. Не секрет, какими путями он пришел к власти, как нещадно истреблял своих врагов в сенате. Невольно возникают ассоциации с отечественной историей. Тем более что этот "Август" - "Железный". А там, где "Железный", - там и Стальной. Стальной большевик был у нас один - товарищ Сталин. Кстати, римский Август не носил "длинные сапоги". У него была иная обувь. А вот другой "Август", как известно, носил.
И выстрелы гремели на лугах,
И в воздухе мелькали тельца
птичьи.
И сад умолк, и месяц вышел вдруг,
Легли внизу десятки страшных
теней...
Полагаю, Заболоцкий имел в виду, в частности, и события двухлетней давности: после убийства Кирова по Ленинграду прокатилась волна арестов. Назревал 1937-й. То, что подобные мысли мучили поэта и раньше, подтверждают строки из раннего варианта "Лодейникова", написанные непосредственно под впечатлением убийства Кирова, в тот же декабрьский день 1934 года (позже они были заменены):
На безднах мук сияют наши воды,
На безднах горя высятся леса...
И страшно перекошенные лица
Ночных существ смотрели из травы.
В "Записках об Анне Ахматовой" Лидия Корнеевна Чуковская вспоминает, как однажды Ахматова позвала ее к себе и прочитала стихотворение явно крамольного содержания, которому был предпослан эпиграф: "В лесу голосуют деревья. Н.Заболоцкий". Чуковская пишет, что сколько потом ни искала эту строчку у Заболоцкого, так и не нашла. Пока Вячеслав Всеволодович Иванов не обратил ее внимание на то, что Ахматова вольно или невольно отредактировала строки из "Ночного сада", из первоначального варианта:
И души лип вздымали
кисти рук.
Все голосуя против
преступлений.
- Была ли у Заболоцкого попытка написать "политическое" стихотворение без обиняков?
- Да, однажды он все-таки не удержался... В начале 1938 года, за несколько месяцев до ареста, рассказывала мама, отец позвал ее к себе в кабинет, плотно закрыл дверь и дал стихотворение, в котором открыто говорилось об их страшном, гнетущем времени, о зловещем "Большом доме" с башенкой на крыше - здании НКВД на Литейном проспекте, его светящихся ночных окнах и мрачных застенках, где томятся невинные люди. И тут же показал другое - невинное, о природе. С теми же первыми словами в строке и той же рифмой. "По строкам этого стихотворения я всегда смогу восстановить то, крамольное. Ведь наступят же когда-нибудь другие времена!" Потом бросил в огонь опасный листок. Стихотворение-"ключ" забрали при обыске во время ареста поэта.
- В январе 1946 года Заболоцкий приехал в Москву из Казахстана, где после лагеря был на поселении. Затем благодаря заступничеству коллег получил разрешение жить в столице. Осенью издал "Слово о полку Игореве", ставшее его первым выступлением в печати после долгого перерыва. Позже выпустил две книги своих стихов, снискал славу блестящего переводчика. Верно ли утверждение, что поэта сломили лагерные годы?
- Я уверен, что эти страшные годы не сломили отца. Иначе сразу после освобождения он не смог бы закончить свой блестящий перевод "Слова" и написать в 1946 году одни из лучших своих стихотворений - "Слепой", "В этой роще березовой". Но, приехав в Москву, он сразу попал под постоянное наблюдение агентов ГБ. Поэтому ему, конечно, приходилось быть осторожным. Как правило, черновики и наброски Заболоцкий уничтожал. В том числе и из соображений безопасности зимой 1948 года он сжег в печке каверинской дачи в Переделкине почти все свои старые ленинградские рукописи, по случайности не изъятые при обыске, сохраненные Екатериной Васильевной. В том же году Заболоцкий переработал многие свои вещи. Наибольшая правка коснулась "Столбцов" и стихотворений 30-х годов. Опасался слежки. И не без оснований. Как писал когда-то Александр Фадеев, до конца жизни Заболоцкого "буквально рассматривали сквозь лупу".
Кстати, при жизни поэт так и остался нереабилитированным (это случилось 24 апреля 1963 года). Старался не навлекать подозрений тех, кто, по выражению Эммануила Казакевича, пишет "ле доно". Этим шутливым французообразным словом прозрачно именовались доносы. Был осторожен с малознакомыми людьми. Своих стихов после лета 1949-го и до 1952 года Заболоцкий практически не писал. Сосредоточился на переводах. Пожалуй, лишь с 1956 года - ХХ съезд, хрущевская оттепель - он ожил. Только за 1956-й опубликовал 30 новых стихотворений. После поездки в октябре 1957 года в Италию - на включении "невыездного" Заболоцкого в делегацию советских писателей настояли итальянцы - ему казалось, что все в жизни наладится: поправится здоровье и, главное, он сможет теперь свободно писать.
- Сдержанный, по свидетельству очевидцев, в обыденной жизни, Заболоцкий оставался таким же и в стихах. Но в цикле "Последняя любовь" чувства выплескиваются без оглядки...
- Осенью 1956 года в семье Заболоцких произошел трагический разлад, основной причиной которого стал Василий Гроссман, автор знаменитого романа "Жизнь и судьба". Поселившись в соседних корпусах на Беговой улице, Заболоцкие и Гроссманы быстро сблизились домами: дружили жены, дети, заинтересованно общались поэт и прозаик. Правда, отношения между этими слишком разными личностями были непростыми. Разговоры с Гроссманом, ядовито-ироничным, резким, всякий раз обращались к тому предмету, который растравлял старые душевные раны Заболоцкого, нарушал с трудом установившееся внутреннее равновесие, необходимое ему для работы. Екатерина Васильевна, как никто понимавшая состояние мужа, тем не менее не могла оставаться равнодушной к силе ума, таланту, мужскому обаянию Гроссмана. С их глубокой взаимной симпатией Заболоцкий мириться не мог. И в конце концов объявил: пусть Екатерина Васи-
льевна уходит к Гроссману, а он найдет себе другую жену. 28 октября Заболоцкий позвонил почти незнакомой красивой молодой женщине из литературного круга - Наталии Александровне Роскиной - и попросил о встрече. Во время второго свидания сделал предложение. Но совместная жизнь не заладилась. Роскиной поэт посвятил нежно-трагическое стихотворение "Признание" ("Зацелована. Околдована..."). В первых числах февраля 1957 года они расстались. Заболоцкий погрузился в работу. А после разговоров с Екатериной Васильевной проникся убеждением, что пройдет время - и она вернется к нему. "Многие мои стихотворения, по существу, как ты знаешь, - писал отец маме в Ленинград 20 января 1958 года, - мы писали с тобою вместе. Часто один твой намек, одно замечание меняли суть дела... А за теми стихами, что писал я один, всегда стояла ты... Ты ведь знаешь, что ради моего искусства я всем прочим в жизни пренебрег. И ты мне в этом помогла". В сентябре родители снова были вместе.
- Нередко стихи словно предсказывают то, что должно случиться с их автором. "...Но музыкант ему у двери уже играл прощальный марш", - писал в 1958 году Заболоцкий в последней поэме "Рубрук в Монголии". По сути, эти строки стали прощанием поэта с читателем. У него было предчувствие смерти?
- Было. Вспомнить хотя бы строки из стихотворения "На закате":
Всего печальней нам утрата
Незавершенного труда...
Завещанием Заболоцкого считаю стихотворение того же 1958 года "Не позволяй душе лениться". По сути, в нем итог его многолетних философских построений: если душа не работает, разум сам по себе ничто.
...Вечер 13 октября вся семья провела вместе. По телевизору смотрели "Летят журавли". Потом я собрался домой - будучи тогда аспирантом, жил отдельно от родителей. Отец проводил меня долгим прощальным взглядом... Утром следующего дня, несмотря на запреты врачей, он встал и пошел в ванную. Там почувствовал себя плохо. Последние слова поэта: "Я теряю сознание..."
На письменном столе остался чистый лист бумаги с начатым планом новой поэмы. Второй пункт заполнить он не успел. И, быть может, не случайно провидение остановило его руку после последнего умиротворяющего слова - "ангелы"?
- Есть ли памятник или мемориальный музей Заболоцкого в Москве?
- К сожалению, нет. Предполагалось устроить литературный музей в домике на углу Беговой улицы и Хорошевского шоссе, где прошло последнее десятилетие жизни поэта, и посвятить его всем жившим по соседству писателям (Казакевич, Каверин, Гроссман, Андроников). Но потом все это заглохло.
В Питере шел разговор о том, чтобы установить мемориальную доску в "писательской надстройке" дома N 9 на канале Грибоедова, где четыре года до ареста жил Заболоцкий. Но до дела не дошло. Стараниями калужских писателей в день 95-летия со дня рождения Заболоцкого открыта доска (скульптор А.Е.Гусляков) на доме, где поэт провел последние два лета. В Уржуме именем поэта названа улица, посвящен стенд в краеведческом музее, о годах учебы в реальном училище напоминает мемориальная доска. В Сернуре в Марийской республике, где с 1911 года его отец служил на знаменитой сельскохозяйственной ферме и где он сам, семилетний, впервые постигал мир природы, есть зал Заболоцкого в местном историко-краеведческом музее, в школе, где он учился в начальных классах.
Вообще Заболоцкий был далек от житейской суеты и мелкого тщеславия. Несмотря на "дурную" почву, на которой "среди... безжизненных равнин" ему приходилось взращивать свою поэзию, он верил, что в ней сумел постоять за себя. В "Одиноком дубе" поэт писал:
Он воин в поле, даже и один.