Француз Анжелен Прельжокаж, наверное, и не думал, что ставит свой мрачный спектакль про нас
Каких только «Лебединых озер» мы не видели, от академичнейших воспроизведений классического спектакля Льва Иванова – Мариуса Петипа до ЛГБТ-фантазий Мэтью Боурна и готической иронии Раду Поклитару. Иной раз, впрочем, сама классика попадала в такую ситуацию, что как бы становилась частью громадного жизненного трэша. Помните, после путча 1991 года долгое время название этого балета воспринималось с кривой усмешкой: люди представляли себе не танец Бессмертновой или Богатырева, а ГКЧП, пытавшийся балетной заплатой закрыть громадную брешь в информационном поле и в самом бытии страны.
После этого, кажется, стало невозможным ставить «Лебединое» с прежним пафосом. Но тогда с каким? Ведь сюжет о предательстве, которое губит, даже будучи невольным, никуда не делся и в масштабе своем не принизился. Какой же горизонт охватывает в своей трактовке, например, французский балетмейстер Анжелен Прельжокаж, чье «Лебединое озеро» в исполнении труппы Ballet Preljocaj доплеснулось до нас в недавно благодаря международному фестивалю Danceinversion?
Это горизонт не больше не меньше – конца мира. Ну по крайней мере конца цивилизации: Прельжокаж рассказывает историю бизнес-семейства, мечтающего женить своего юного отпрыска Зигфрида на Одиллии – дочке воротилы Ротбарта, строящего нефтяную скважину на месте Лебединого озера. Сам юноша любит экоактивистку Одетту, но и Ротбарт, и родители Зигфрида ломают этот союз, пользуясь феноменальным сходством обеих девушек и попросту обманывая парня. Канва исходного сюжета, как видим, сохранена, но, во-первых, сделана жестче: недругами Зигфрида оказываются даже его собственные мама с папой. Во-вторых, эта версия переносит нас из древних романтических стен и с заповедных берегов в небоскребы мегаполиса, между энными этажами которого мы все время перелетаем, нигде не находя света и тепла, поскольку застаем его уже в предапокалиптический момент (видеодизайн Бориса Лаббе). В этом мире еще довольно много жителей, и они даже способны на определенные виды активности – например, собраться на конференцию производителей буровых установок, или на сеанс фитнеса, или даже на бал.
Но в этой своей механистической суете они словно не замечают, что мрачные громады зданий неуклонно рушатся, озера превращаются в болота, а последние деревья чахнут, обнажая за собой непроходимые джунгли из покривившихся конструкций погибающей индустрии. Любовь, возникающая между парой главных героев на этом фоне последних инерционных движений мироздания, еще более безнадежна, чем в оригинале Чайковского: она чисто физически не переживет планетарной катастрофы.
Любопытно, что в программке эти герои вовсе не поименованы, там только перечень из 28 артистов труппы. С другой стороны, нельзя сказать, что главные персонажи совсем не выделены из общей массы. Они вполне узнаваемы, порой даже откровенно мимикрируют под свои классические прообразы – но выходит не подражание, а пародия. Тут работают и костюмы –аляповатая смесь модерна и техно, придуманная художником Игорем Чапуриным, но главное – принципиально иная, огрубленно-мускулистая пластика, которой Прельжокаж добивается, разувая танцовщиц, да и танец мужчин максимально приземляя. Например, маленькие лебеди у него, сцепляя руки традиционной «елочкой», выделывают нечто среднее между чарльстоном и тверком.
Знаю, что далеко не всем ценителям балета такое решение понравилось. Прельжокажа обвинили и в том, что прежние его трактовки классики, в том числе весьма радикальный «Ромео и Джульетта», были гораздо изобретательней хореографически. Возможно, и так, но там, насколько помню, спуск действия из рыцарских замков на городскую свалку все же не производил столь отчетливого впечатления цивилизационного краха. В «Лебедином озере» не просто Принц предал (пусть случайно) Одетту – здесь все человечество предало себя, забыв естественные основы жизни и погубив планету.
Отдельно о музыке. Нынешний спектакль Прельжокажа идет меньше двух часов – это значит, по меньшей мере треть партитуры Чайковского в него не вошла (притом вошли, не очень понимаю зачем, некоторые другие сочинения Петра Ильича – например, знаменитое пиццикатное скерцо из Четвертой симфонии). Зато значительные куски отданы электронным трансформациям тем Петра Ильича, а то и вообще чужеродной техно-музыке (группа 79D) – в тех самых сценах конференции, фитнеса… Этот ритмизованный шум теснит любимые с детства мелодии, как уродливые индустриальные конструкции душат природу. Тем закономернее выглядит беспросветный конец произведения.
А где же красота самого знаменитого русского балета, спросит традиционалист?
А где она вообще, красота? Сойдите с сапсана где-нибудь между Москвой и Петербургом – увидите вы там прекрасные русские поля, леса, озера, вдохновлявшие Чайковского? Боюсь, нет – это будут в основном захламленные пустыри, руины фабрик и покосившиеся дома брошенных деревень. Утратив пассионарность, наша страна лидирует, пожалуй, только в одном – вот этом самом цивилизационном кризисе. Тут мы истинно впереди планеты всей. И недалеки от мрачной антиутопии Прельжокажа, который, ставя ее у себя во Франции, наверное, даже не представлял, насколько русский в печально-современном смысле слова спектакль он создает.