Традиционный обзор книжного рынка от «Труда»
Пламенная революционерка, борец с «буржуазной моралью», первая в мировой истории женщина-министр, как и предводитель русского бунта, самозваный «ампиратор» — они и анафеме предавались, и на пьедестал возводились. Лишь авторитет художника, нарисовавшего нам Конька-горбунка, во все времена не подвергался сомнению.
Художник-график, иллюстратор Пушкина, ершовского «Конька-горбунка», а также Диккенса и Бальзака Владимир Алексеевич Милашевский (1893-1976) жил в разные эпохи, но всегда за гранью «скучной обыденности». Этим отличаются и его блистательные мемуары, воссоздающие бурление столиц кануна Первой мировой, нэпа — и начала 1970-х. Сколько колоритнейших деталей и типажей в Петербурге 1913-го — от вокзальных носильщиков в чистейших белых фартуках с бляхами до сделавшей подтяжку лица вдовствующей императрицы. С юмором пишет о производившем впечатление несусветного чудака Илье Репине, за которым стоял в очереди в вегетарианской столовой, а потом шел следом по Васильевскому острову. О царственном, мгновенно влюблявшем в себя всех Шаляпине, о Петре Митуриче, Льве и Николае Бруни. Об Ирине Одоевцевой с ее волшебно рыжими волосами и шелковым бантом. О Маяковском, Крученых, Бурлюке, чья «толстая шея равна кубастой башке с ранней лысинкой». О встречах с Анной Ахматовой и элегантным Анри Барбюсом. О том, как рисовал Алексея Толстого, который был «пышен, раскидист» и имел взгляд «с веселой хваткой».
В портретах он запечатлел многих. Хотел оставить память об облике советской «Москвы и бегущих по ее улицам горожан, творящих что-то новое небывалое», изобразить само Время, «его стремнину, вечно бушующую реку». И это ему удалось!
Первая в истории женщина-министр, вторая в истории женщина, ставшая чрезвычайным послом, революционерка дворянского происхождения, соратница, друг, а позже противник самого Ленина. И если бы победила ее линия, то, возможно, у нас была бы совсем другая история в XX веке. А впрочем, она еще была и просто женщиной — женой, матерью и бабушкой родившегося в Берлине и потом долго жившего с ней в Швеции внука.
«Моя бабушка любила танцевать и даже пробовала меня учить танцам», — вспоминает автор. Сначала по личному указанию короля ее из Швеции выслали, а через 15 лет она ему же вручала верительные грамоты. Спасла тысячи жизней, дважды помогая заключить мир с финнами, при этом «всегда оставалась очень спокойной, деловой и необычайно обаятельной личностью». Чудом (может быть, благодаря этому обаянию) уцелела в годы репрессий. Остальные участники «рабочей оппозиции» закончили свою карьеру и жизнь на расстрельном полигоне «Коммунарка».
Донскому казаку Емельяну Пугачеву (1742-1775) чрезвычайно везло в литературе. Сначала Пушкин с «Капитанской дочкой» и «Историей Пугачева». Потом Сергей Есенин с поэмой (поэт оставил потомкам записанное на пластинку свое чтение монолога Хлопуши). А еще незавершенная эпопея Вячеслава Шишкова и недавние «Вилы» Алексея Иванова. Но всюду в основе миф. Фундаментальное исследование генерала Дубровина счищает ретушь в поисках ответа на вопрос: с чего бы столь странная личность увлекла за собой тысячи и тысячи участников «русского бунта, бессмысленного и беспощадного», в чем феномен «пугачевщины». Историк дореволюционный, он трактует эту самую пугачевщину чуть ли не с марксистских позиций. Беспредел помещиков, тотальное порабощение крестьян, которым не оставили иного выбора, как взяться за вилы. А еще в сообщниках у бунтаря, объявившего себя императором Петром III, были башкиры, татары, казахи в союзе с яицкими казаками — можно сказать, восстание мусульманской окраины империи. К счастью для Екатерины, самозванец, выдававший себя за ее сумасбродного муженька, оказался никудышным стратегом.