Уик-энд в стиле Борхеса

Публика Царицыно провела вечер «В сумерках танго»

Субботним вечером зрители знаменитого московского музея-заповедника, польстившиеся на манкое название «В сумерках танго» и ожидавшие курортно-страстных историй, испытали культурный шок. Известный актер, ведущий, лауреат премии «Персона России» Петр Татарицкий в своем моноспектакле заставил публику задуматься о тайной стороне обыденных вещей, о сути нашего эмоционального бытия. И респектабельный Атриум Хлебного дома превратился на время в камеру обскура, в фокусе которой оказалось человеческое «я».

Про этот вечер смело можно сказать: в начале было танго. Ощущаемое авторами проекта — пианисткой Мариной Рачкаускайте и Петром Татарицким (он — сам себе режиссер) чем-то большим, чем танец или музыка, — стилем жизни, где перемешивается мечта и грубая реальность, утонченность и драйв.

Семь новелл — семь пронзительных монологов, где Татарицкий предстает то вольным художником, воспевающим поэзию Буэнос-Айреса словами Хорхе Луиса Борхеса, то героем романа «Коллекционер» Джона Фаулза. Он также и разбитной парень в шортах и стильной клетчатой шляпе, рэпующий почти абсурдистский текст «Утрокофепробки» Артема Романова, и офисный клерк в галстучке из пьесы Атола Фугарда «Здесь живут люди», наконец дряхлая старуха, находящая забвение в объятиях жиголо...

Петр Татарицкий (рассказчик), Евгения Кривицкая (орган), Алексей Балашов (гобой) на сцене в Царицыно. Фото Сергея Бирюкова

Почти все монологи исполнялись как мелодекламации, и нельзя было не восхититься тем, как тонко Татарицкий чувствует прихотливые изгибы музыки Пьяццолы: он, подобно дирижеру, выстраивает внутреннюю динамику текста, точно находя точки кульминаций, лирических отступлений, пауз. Продолжая музыкальные параллели, стоит отметить богатую тембровую палитру голоса актера, передававшего через его модуляции, совсем как в вокале, многочисленные смены нюансов настроения. Голос и пластика в сочетании с продуманной внешней атрибутикой — шляпки, очочки, прически, менявшиеся по ходу с какой-то нереальной быстротой, — одухотворили каждый персонаж. В памяти надолго останется эта череда блистательно сыгранных портретов-характеров, которым веришь сразу.

Что объединяет всех героев, ищущих себя «в сумерках танго»? Тут есть несколько сквозных тем — одиночество, любовь, «неудобные» вопросы о смысле нашего существования, о Боге, о смерти, о забвении. Наше бытие оценивается очень жестко: как цепь однообразных событий — утрокофепробки — и так изо дня в день. Ну, а люди — это всего лишь подсобный материал: отработанный, ты оказываешься выброшенным на обочину жизни и подлежишь забвению.

То, что нельзя выразить словесно, договаривала музыка: «аромат танго» источал бандонеон (аргентинская гармоника) Дмитрия Коваленко, томительно пела виолончель Арсения Чубачина, им вторили фортепианные пассажи Марины Рачкаускайте.

Отдельную роль без слов, Незнакомки, сыграла джазовая певица Мари Карне, «материализовав» мечты героя. А затем, вернувшись в привычное амплуа, стильно исполнила песню «Yo soy Maria de Buenos Aires» из пьяццоловской оперетты «Мария из Буэнос-Айреса». Ну, а атмосферу аргентинских портовых кафешек помогла прочувствовать Юлия Полех, изящно дефилировавшая с бокалами чего-то горячительного.

Певица Мари Карне исполнила арию из оперетты Пьяццолы «Мария из Буэнос-Айреса». Фото Сергея Бирюкова

Неожиданные пастельные краски добавили номера с участием органа, необычного в контексте танго. Король инструментов успешно заменил оркестр в «Зиме» из цикла «Четыре времени года в Буэнос-Айресе», а в Ave Maria дуэт органистки Евгении Кривицкой и гобоиста Алексея Балашова «спел» молитву, примиряющую с действительностью. Сильной кульминацией стало знаменитое «Забвение» в органно-гобойной версии. Эта великая музыка оказалась удивительно созвучной еще одной Молитве, своего рода «Отче наш» от Борхеса, где герой яростно отрицает жизнь после жизни: «Мы не знаем даже на чем держится наша Вселенная... Я хочу умереть весь...».