Сегодня кинорежиссеру Элему Климову исполнилось бы 80
Его имя вспоминают теперь не очень часто. И редко показывают его фильмы. А между тем это одна из самых мощных, харизматичных и драматичных фигур в нашем кино. Сопоставимая с фигурами Андрея Тарковского и Алексея Германа. Их роднил не только могучий талант, но и острое неприятие советской системы, во многом построенной на цинизме и лжи. Они, как могли, прошибали глухую стену цензуры, разбивая себе в кровь кулаки и лбы. Не случайно у всех троих так мало снятых фильмов...
Элем Климов никогда не был диссидентом, не мечтал уехать на Запад. Сын крупного партработника и сам член КПСС, он просто хотел снимать честное кино про реальную жизнь, а не экранизировать сказки про тщательно отлакированные потемкинские деревни. Но его фильмы нещадно корежили, не пускали на экран, тем самым выковывая в нем характер бунтаря и воина. В его первой, достаточно невинной детской картине «Добро пожаловать, или Посторонним ход запрещен» чиновники углядели идеологическую крамолу, но помогло заступничество Хрущева, которому фильм понравился. Его второй фильм «Похождения зубного врача» изрезали до неузнаваемости и выпустили на экраны Москвы всего в нескольких копиях. Его историческую драму «Агония» про крах царского режима почему-то положили на полку на 11 лет. Его антивоенный фильм «Иди и смотри», снятый по «Хатынской повести» бывшего партизана Алеся Адамовича, несколько раз останавливали, находя «инакомыслие» в сюжете о сожженных фашистами белорусских деревнях. И только фильм «Прощание», законченный Климовым вместо трагически погибшей на съемках жены Ларисы Шепитько, относительно легко, хотя и в небольшом количестве копий, добрался до экранов.
Слава гонимого гения бежала впереди его фильмов. А грянувшая вскоре перестройка вознесла его истовую, бескомпромиссную фигуру на самый гребень революционной волны. На знаменитом 5-м съезде Союза кинематографистов, который стал прорывом к свободе и гласности, Климова избирают председателем СК. С ним отныне советуется министр кино, к нему благоволит Михаил Горбачев. Климов воспользовался этой ситуацией не ради личного блага, а чтобы снять с полки фильм «Покаяние» Тенгиза Абуладзе. А вместе с ним — запрещенные, израненные картины Андрея Кончаловского, Владимира Мотыля, Киры Муратовой, Александра Сокурова, Михаила Калика, Геннадия Полоки, Андрея Смирнова, Александра Аскольдова, Ларисы Шепитько и других — всего порядка 250 многострадальных лент.
Уже за одно это Климову и членам «полочной комиссии» во главе с критиком Андреем Плаховым стоило бы поставить памятник. Но на них вместо этого со временем обрушилась волна критики. Мол, пришли «якобинцы» и разрушили советское кино, которое кормило образование, науку, культуру. Устав от несправедливых упреков коллег, разочаровавшись в способности и желании госаппарата разумно реформировать систему кинопроизводства и кинопроката, поседев за несколько лет чиновничьей работы, Климов запросился в творческий отпуск. Страна, затаив дыхание, ждала его нового фильма. Но год проходил за годом, а фильм на свет так и не появился. Злые языки потом утверждали, что Климов не мог творить в условиях свободы, что для вдохновения ему нужна была та самая стена, которую он бы мог пробивать своей сумасшедшей энергией.
— Глупости все это, — утверждает в разговоре со мной соратник Климова по тем перестроечным временам, кинорежиссер Андрей Смирнов. — Не может несвобода быть лучше свободы. Я эту ситуацию иначе понимаю: у Климова к тому времени было внутреннее ощущение, что он всего достиг, все знает и умеет. Ему хотелось сделать нечто невероятное, так возник замысел экранизации романа «Мастер и Маргарита», этой «Библии интеллигенции». Элем вместе с братом Германом написал сценарий, где были сложные спецэффекты, съемки в космосе. Когда сценарий обсчитали, выскочила сумма в 60 млн долларов. Тогда еще не было «Титаника», эта цифра казалась фантастической даже для американского кино. Думаю, вот она, та стена, в которую он уперся. Делать обычную картину Элем не хотел. А денег, соответствующих его амбициям, не нашел.
Так творческий отпуск обернулся в итоге 18-ю годами молчания. На что он жил — Бог весть. Люди, близко знавшие Климова, говорили, что он вел в эти годы жизнь аскета, едва ли не монаха. Не ходил на тусовки, сидел дома, писал стихи, посвященные погибшей жене Ларисе. Винил себя в ее смерти — мол, зря связался в «Агонии» с Гришкой Распутиным, тот-де и отомстил. Будучи элегантным, спортивным красавцем мужчиной, Климов больше не женился. Сам воспитал сына Антона, который и стал свидетелем его тихой, во сне смерти. Так, говорят, уходят в лучший мир только святые люди.
Был ли он святым, безгрешным? Вряд ли. Не склонный к компромиссам, жесткий и требовательный, Климов и впрямь походил порой на комиссара-якобинца своей неуступчивостью и железной волей. Он был склонен к депрессиям, выпивал. Но все же в памяти коллег остался прежде всего символом творческой взыскательности и неподкупной честности. Говорят, когда на одной встрече с новоявленными бизнесменами некий нувориш предложил ему деньги на «Мастера и Маргариту», Климов среагировал моментально: «Надо посмотреть еще, откуда эти деньги». Кто из нынешних успешных кинодеятелей, сумевших при перманентном кризисе кино обзавестись свечными и сахарными заводиками, конюшнями, фитнес-клубами, гостиницами и виноградниками в дальнем зарубежье, может позволить себе такую щепетильность? И, думается, не случайно недавний 75-летний юбилей Ларисы Шепитько и нынешнее 80-летие Элема Климова — этих великих и бескорыстных подвижников кино — нашим славным Союзом кинематографистов замечены, увы, не были...