Знаменитый режиссер – об актерской молодежи, о своей склонности к грусти и о том, почему оставил руководство театром имени Ермоловой
Ровно 40 лет назад режиссер и актер Владимир Андреев начал педагогическую деятельность. Его ученики – звезды театра и кино Елена Яковлева, Виктор Раков, Евгений Каменькович, Кристина Орбакайте и многие другие. «Труду» Владимир Алексеевич рассказал о том, как собирается обновить работу с будущими актерами, которых летом наберет на свой курс в ГИТИСе, и о том, почему передал руководство Московским театром имени Марии Ермоловой Олегу Меньшикову, который не был его учеником.
– Владимир Алексеевич, чтобы расставить все точки над i, начнем с вашего недавнего сенсационного поступка, который еще долго будут обсуждать, выискивая в нем тайные смыслы. В России мало кто добровольно отдает власть, тем более что ваше многолетнее руководство театром имени Марии Ермоловой никогда не омрачалось резкой критикой и нареканиями в ваш адрес. Все было так прочно, что даже не верилось: неужели так благополучно могут идти дела в нашем-то театре?
– Люди зачастую относятся к искренним проявлениям едва ли не враждебно, с полупрезрением… Вот строки моего любимого поэта Давида Самойлова: «И начинает уставать вода. И это означает близость снега. Вода устала быть ручьями, быть дождем, по корню подниматься, падать с неба. Вода устала петь, устала течь, сиять, струиться и переливаться. Ей хочется утратить речь, залечь. И там, где залегла, там оставаться…» Правда, Самойлов еще и другое написал: «О, как я поздно понял – зачем я существую, зачем гоняет сердце по жилам кровь живую, и что порой напрасно давал страстям увлечься, и что нельзя беречься, и что нельзя беречься». Так вот эти два, казалось бы, противоположных стихотворения, во мне живут и направляют меня к тем или иным действиям. Если же говорить языком прозы, то я почувствовал, что есть вещи, которые уже не сделаю. Помню, в Филадельфии меня поразили слова на Колоколе Свободы (колокол, звон которого 8 июля 1776 года созвал жителей на оглашение Декларации независимости. – «Труд»): «Боже, дай мне разумение понять то, что я не могу осуществить, и дай мне силы осуществить то, что я могу и должен осуществить». Между прочим, я и раньше пытался пригласить в театр человека, который был бы моложе меня, но по духу в чем-то похож на меня, возможно, талантливее меня, а главное – не дал бы разрушить театр. За годы долгой жизни я много раз видел, как хотели «разрушить до основания», и к чему это часто приводило. Поэтому для меня было важно – пригласить руководить театром имени Марии Ермоловой человека, который возьмет все лучшее, что здесь есть, поборется с тем не лучшим, с чем я не смог бороться...Признаюсь, я долго приглядывался к молодому, энергичному, талантливому, деятельному, прекрасному в своих актерских работах Олегу Меньшикову. Как мне кажется, Олег Евгеньевич может быть жестким, но не жестоким, а самое главное – он человек идей и принципов. К тому же я советовался с людьми в театре, которые знали Меньшикова, когда он играл на ермоловской сцене. Все говорили и говорят о нем хорошо... До этого как о будущем руководителе я думал о режиссере Сергее Голомазове, но к тому времени он уже стал руководителем Театра на Малой Бронной. Перед тем как Олега Меньшикова назначили руководителем Театра имени Ермоловой, он прислал мне письмо, где была расписана программа развития театра. Признаюсь, я очень боялся того обстоятельства, что вот назову имя преемника – а он не будет утвержден... Звучали ведь выступления некоторых господ, которые на самом деле были нацелены на то, чтобы заполучить здание театра, но никак не театр.
– Современный театр становится все более политизированным, худруки открыто выступают за определенных политиков или называют себя оппозицией. Не могли бы вы рассказать о своих политических пристрастиях?
– Слава богу, я сегодня не увлечен политикой. И очень не хотел, чтобы во главе театра имени Ермоловой встал человек, который представляет определенный клан или партию. Думаю о молодых артистах, своих выпускниках, которые только начали работать в театре и кино, но их уже полюбил зритель, и мне не хотелось бы отнимать у них театр имени Ермоловой.
– Как случилось, что вы стали заниматься педагогической деятельностью?
– В педагогику меня привел один из главных моих учителей — Андрей Александрович Гончаров. К тому времени я уже успел что-то сыграть и в театре, и в кино... Но с Гончаровым мы не разлучались, даже работая в разных театрах. Да и в Театр Ермоловой я пришел работать главным образом потому, что им руководил Андрей Михайлович Лобанов, а рядом с ним был тогда еще начинающий режиссер Андрей Гончаров. Когда Андрей Александрович мне сказал «Володя, а пора бы тебе уже и преподавать», я испугался: по силам ли мне это? Тогда Гончаров посоветовал: «Ничего не выдумывайте, вот все то, что накопили в театре, в кино, во время учебы, в жизни, и передавайте студентам». Словом, Гончаров взял меня педагогом по актерскому мастерству на режиссерский факультет. Только вопреки совету Андрея Александровича я сразу стал выдумывать и предлагать что-то свое – все-таки факультет режиссерский!
Правда, когда приходил Гончаров, то из наших общих предложений и многочисленных вариантов он очень многое убирал, причем самым решительным образом. Однажды Андрей Александрович сказал мне, что неплохо было бы посмотреть, как работают за океаном, и набраться у них опыта. В результате руководство ГИТИСа (теперь РАТИ) направило меня на стажировку в Мичиганский университет, на актерское отделение. Кое-что новое я там узнал. Например, впервые увидел, как руководитель курса играет вместе со своими студентами – это был спектакль «Человек из Ламанчи», и мне это настолько понравилось, что через энное количество лет я сделал то же самое в спектакле «Перед заходом солнца». Но в тот момент, когда я был в Америке, Гончаров подошел к ректору ГИТИСа и сказал: «У меня тут приемные экзамены, а Андреев в Соединенных Штатах?» В итоге Андрей Александрович предложил ректору, чтобы на следующий год я сам набирал курс, дабы почувствовать, как это ответственно и трудно!
– Ученики Гончарова до сих пор рассказывают, как несладко им пришлось во время учебы. Их учитель был убежденным сторонником тесной связи теории и практики: «Право быть актером необходимо выстрадать» – и, мягко говоря, гонял их с утра до ночи, обучая мастерству.
– Андрей Александрович в течение всего нашего общения делал мне замечания, как будто я так и оставался первокурсником. Но все они были на пользу. Если брать мой профессиональный путь, то он состоит из многих страданий. Но при всем этом есть очень много радостных моментов. В этом году я выпускаю мастерскую в РАТИ, состоящую из двух групп, и со мной работают замечательные педагоги – профессор Ольга Якушкина, а также молодой, но очень талантливый ученик Андрея Гончарова Алексей Конышев. Сейчас я снова набираю мастерскую на актерском факультете, и вместе с педагогами мы очень внимательно относимся к вступительным экзаменам, к отбору будущих студентов. Замечу, что среди абитуриентов есть очень сильные ребята.
– Наверняка у педагогов мастерской Владимира Андреева и у вас лично есть свои любимчики среди студентов и выпускников.
– Когда мастера слишком откровенно проявляют свою привязанность к одним и становятся менее внимательными к другим, этому отчасти есть объяснение. Если у одного студента и сегодня не получается, и завтра, и послезавтра, то у педагога это вызывает раздражение, не так ли? Тогда как есть ребята, которые уже на первых этапах быстро все схватывают и делают на «отлично». Из-за этого у педагогов возникают предпочтения и симпатии. Но этот момент очень опасный, и я стараюсь его избегать... Хотя когда студент выпускается, то мастер и педагоги не могут не думать о том, что с ним будет дальше, сможет ли он зарабатывать актерской профессией на жизнь. Сердце покалывает: а что этот выпускник делает, а где тот снимается? Каждый раз я радуюсь, когда вижу на экране и, конечно, на сцене театра «Ленком» своего ученика Виктора Ракова. Между прочим, Виктор не забывает о том, что я был его учителем, и это притом, что у него такой мощный, авторитетный, умнейший руководитель в театре, как Марк Захаров. С радостью встречаюсь с выпускницей своей первой мастерской — Мариной Дюжевой, с которой мы даже снимались в кино. Моя ученица – Елена Яковлева, не пропускаю ни одну премьеру с ее участием. В одних случаях радуюсь за Лену, в других – печалюсь, но при этом «печаль моя светла». Никогда не забуду, как Лена поступала ко мне на курс, краснела и бледнела, читая свою программу, какой она была застенчивой, милой, очаровательной девушкой. У Лены были очень грустные глаза.
– Как вы расцениваете тот факт, что замечательная актриса Елена Яковлева ушла из театра «Современник», прослужив там 27 лет?
– Разбираться в таких делах сложно. Всякое бывает в театральном мире. Одна выпускница моего первого набора, Зоя Янышева, не стала бегать по московским театрам, показываться, а уехала аж в Петропавловск-на-Камчатке и стала там ведущей актрисой. А выпускник моей первой мастерской – режиссер Евгений Каменькович уже несколько лет как мастер курса на режиссерском факультете ГИТИСа. Евгений Борисович стал очень известным режиссером, хотя и как актер подавал большие надежды.
– Какие качества вы будете в первую очередь искать у сегодняшних абитуриентов – будущих актеров? Говорят, что сегодня все театральные вузы во главу угла ставят органику молодого человека.
– В таких случаях всегда цитирую своего учителя Андрея Гончарова: «Мне не важно, как он читает, а важно угадать, есть ли интересное начало в этом человеке, тот огонек, который засветится и будет гореть дальше». Иногда приходят на экзамен очень подготовленные молодые люди и читают как настоящие артисты – очень грамотно, с правильной интонацией, но присмотришься к ним поближе и видишь: а за этим чтением ничего-то не стоит. Великий Николай Павлович Хмелев, который имел прямое отношение к созданию театра имени Марии Ермоловой, говорил: «Я могу ошибиться в выборе, пропустить что-то важное, но в любом случае я пытаюсь ощутить биение пульса у молодого человека». Сейчас у меня желание сосредоточиться на молодых людях 16, 17, 18 лет. Иногда приходят поступать очень интересные, но взрослые люди – в 25, 26 лет, и с горечью думаешь: во сколько лет он выпустится – в 29, 30? И как ему успеть построить карьеру?
– Владимир Алексеевич, вкус актерства вы почувствовали совсем ребенком, когда занимались в драматическом кружке. Но сейчас драматических кружков нет, особенно в провинции... А в столице платные актерские курсы для детей и подростков набирают, как правило, несостоявшиеся актеры.
– До сих пор с огромной благодарностью вспоминаю послевоенное время, когда от влияния улицы, в самых тяжких его проявлениях, отвлекала тяга к творчеству. Началось с того, что мой товарищ Алексей Головин, который впоследствии стал известным артистом, позвал меня в дом пионеров, в драматический кружок, который вела удивительная женщина с грустными глазами – Любовь Ларина. Кстати, в этом кружке занимался и Ролан Быков, а потом к нам пришли Игорь Кваша, Лева Круглый... Вот тогда и началось. Помню свою первую маленькую роль – западного посла в постановке сказки Маршака «Двенадцать месяцев». Но какие костюмы нам шили?! А был 47-й год, и государство находило деньги на драматический кружок во Дворце пионеров.
– Ваши глаза нередко называют грустными. Вы вправду склонны к грусти?
– Замечательный художник, с которой мы сделали много спектаклей в театре Ермоловой, Татьяна Сельвинская в конце 90-х годов написала мой портрет. И я, глядя на него, задал Тате тот же вопрос: «А почему у меня здесь такие грустные глаза?», а в ответ услышал: «Володя, а вы думаете, что они у вас веселые?» Вероятно, глаза выражают то, что накопилось у человека за годы его жизни. Значит, Господу было угодно, чтобы у меня были такие глаза.
– Глаза – зеркало души?
– Я угадываю людей по глазам. Иной раз смотрю на критика и вижу, что глаза его уже нацелены на то, чтобы обжечь человека. По глазам вижу – этот человек может быть опасным... Практически безошибочно узнаю, кто из студентов театроведческого факультета ГИТИСа хотел быть актером или актрисой, но у них это не получилось. Хочу заметить, что с этого года я собираюсь наладить связь со студентами театроведческого факультета, чтобы мои студенты – будущие актеры – с самого начала прислушивались к советам театроведов, которые, как правило, лучше образованы и начитаны, чем они. Возможно, будущие театроведы и актеры будут полезны друг другу. Андрей Михайлович Лобанов говорил: «Театр надо любить даже тогда, когда он недостоин любви. А если не получается, то вообще не прикасаться к этой сфере».
– В одном интервью вы сказали: «Художественный руководитель МХТ Олег Табаков – человек более талантливый, чем я». Признаюсь, такая скромность с вашей стороны меня поразила.
- Олег Павлович – человек мощный, он и артист, и организатор, и воспитатель. Какое количество прекрасных учеников он выпустил! Но я не буду ругать себя как актера, поскольку до сих пор занимаюсь любимым делом и делаю то, что в пределах моих возможностей. Но есть люди, которых я считаю гениями. Например, мой друг Валентин Гафт. По своей природе Гафт талантливее значительного числа других, причем сразу во многих областях. Валя – потрясающий поэт, и некоторые его стихи пронизаны такой мудростью, такой болью и при этом верой в человека! Я искренне говорю Гафту, что так написать никогда не смогу. В настоящее время мы приступаем к совместному проекту, в результате которого возникнет актерский дуэт: «Гафт – Андреев». Но Валя – неистовый, по-хорошему странный, а меня жизнь научила жить так, чтобы не заноситься. Конечно, человеческое достоинство надо соблюдать, но при этом понимаю, на что я реально способен. А есть другие, которые, возможно, смелее меня. Не радоваться проявлению таланта – это уже отсутствие таланта в самом себе.