- Алексей, во многих статьях о ваших книгах восторги брызжут через край. Остается только поставить на вашей родине памятник, на котором высечь что-нибудь о "живом классике".
- Вы зря иронизируете. Хватает и агрессивного неприятия. В городе Чердынь, о котором рассказывает роман "Сердце пармы", к примеру, я могу появиться только по подложному паспорту. Там я - враг, оболгавший и извративший лучезарную историю города. А из номинации на Букеровскую премию меня вышвырнули "за отсутствием признаков романа". Так что через край перехлестывают не только восторги.
- Но вы сами подставляетесь, например, в книге "Географ глобус пропил". Неблагодарнее темы современной школы вряд ли можно что-то придумать. Ваш герой, школьный учитель, живет легко-счастливо и при этом не имеет денег, ходит пешком, ютится в однокомнатной квартирке со сварливой женой... А вы его представляете едва ли не "героем нашего времени".
- Тема действительно неблагодарная. После публикации этой вещи я узнал много интересного. Например, что это автобиографическая повесть. Что я не знаю современных детей... Например, одна дама-рецензент из издательства "Олимп" утомленно-уничижительно вопрошала у меня: "Ну откуда у детей водка?" А насчет "героя нашего времени"... Географ не живет легко, он просто не ноет. При этом, я думаю, мой учитель типичен. Типична не столько его судьба, сколько его главная жизненная проблема: в обществе по отношению к человеку применяется сразу несколько систем оценки, и все они не согласованы друг с другом. На работе ценят за одно, в семье - за другое, друзья - за третье... Поэтому моя книга не для школьников.
- Налет фэнтези в ваших книгах заставляет сомневаться в том, что вы придерживаетесь исторических фактов.
- Мои герои, будучи в здравом уме, никогда не сталкиваются с чудесами. Не надо путать жанр и прием. Я опирался на могучий пласт исторических источников. Другое дело, что утверждения разных ученых разных школ и разных времен опровергают друг друга или же обходят молчанием некоторые спорные вопросы. Из большого массива взаимоисключающих утверждений я выбирал лишь те, которые не противоречат друг другу и здравому смыслу и которые соответствовали моему художественному замыслу. Нового не придумывал. В этом смысле мой роман вполне историчен.
- Однако чувствуются и авторские пристрастия. В книге "Вниз по реке теснин", посвященной истории и природе реки Чусовой, к горнозаводчикам Строгановым почему-то вы отнеслись гораздо лучше, чем к Демидовым.
- Эта книга - обыкновенный путеводитель со здоровенным предварительным очерком. Про путеводитель говорить нет смысла, потому что это каталог достопримечательностей. А вот очерк... Здесь я, разумеется, ничего не придумывал, не подтасовывал факты. Для меня и Демидовы - яркие, самобытные, очень энергичные люди, оставившие огромный след в истории Урала. Но я считаю, что в России деловой человек зарабатывает признание нации не только своими капиталами, но еще и нравственным примером обществу. В России можно быть тираном и гонителем, но все же заслужить благодарность народа. И никогда не заслужат благодарности люди, которые к народу полны презрения. А Демидовы презирали среду, из которой сами вышли. Скажем, своего крепостного Артамонова, мастера-самородка и изобретателя велосипеда, Демидов с издевкой занес в реестр под фамилией Жопинский. Уж и не стоит говорить, что велосипед Демидовы посчитали дурью и блажью. Как рассказывает легенда, за признанием их выдумки тагильские мастеровые на своих "самокатках" ездили аж к царю. По преданию, этих ездоков и солдаты обстреливали, посчитав их связанными с дьяволом, и плетей им потом всыпали за то, что они перепугали барышень в Екатеринбурге. Зато велосипед экспонируется в Эрмитаже...
- В вашей авторской версии истории русского освоения Урала и Сибири не слишком много крови?
- История, к великому сожалению, всегда кровава. Точпее, кровожадна. Мудрость исторического деятеля заключается в бескровности конкретного достижения при исконной кровожадности истории как таковой. А мы тем больше поклоняемся историческому деятелю, чем выше гора трупов, на которой он сидит. Нам интересен демон Сталин с десятками миллионов жертв и скучен, смешон Брежнев с его горсткой диссидентов, с Прагой и Кабулом, которые ничто в сравнении со второй мировой войной. Вот Хрущев мог развязать ядерную войну, да не развязал, так тьфу на него: слабак, дурак, "кукурузник". А это безнравственно - мериться числом мертвецов.
Мой герой - человек, который всеми силами тормозит кровопролитие. Причем делает это в ту эпоху, когда кровопролитие считалось бесспорной доблестью. Реальная история была еще более кровавой. Иначе почему под городом Чердынь археологи находят кладбища убитых младенцев? Почему из шести первых пермских епископов двое были убиты, а третий сошел с ума? Я описал только одну осаду Чердыни, а их было одиннадцать.
Другое дело - изобразительный ряд, "картинка". Когда на наших глазах автомобиль размажет человека по асфальту, это потрясет нас гораздо больше, чем известие о втором цунами в Индонезии. Не потому, что мы черствы, а потому, что это случилось не на наших глазах. Моя книга кажется "кровавой", потому что в ней все происходит "на глазах" у читателя. Хотя, если судить объективно, что случилось-то? Тысяча человек осадила крепостишку, в которой было пятьсот защитников, - вот и все. Сталин, глядючи на такую "битву", просто рассмеялся бы и велел вычеркнуть ее из списка интересных событий. На весь объем реального человеческого страдания, порожденного безжалостной историей, не хватит никакого писательского сердца.
- Может, тема "русского освоения Урала" так остро звучит сегодня потому, что столица в очередной раз взяла курс на укрепление "вертикали власти"?
- В принципе простому человеку нет разницы, кому платить дань - татарскому баскаку, польскому пану, своему боярину или царю. Величие нашей нации в том, что мы все равно делаем не материальный, а идеалистический выбор в пользу своего государя, а не баскака, пана или барина. Мы всегда были и остаемся наполовину "виртуальной" нацией, то есть в реальности нигде не зафиксированы те базовые принципы, по которым мы живем уже не одно столетие, невзирая на государственный строй. Зачастую эти принципы не имеют ничего общего со здравым смыслом.
В русской реальности любой продуманный алгоритм нежизнеспособен, как колышек землемера вместо саженца. Нас не победить, потому что нас "не просчитать". Нам органичны явления, которые существуют вне логики, например, толстовская "дубина народной войны" или церковный соборный суд. В нашей истории над нами одерживал верх лишь тот, кто в стратегическом плане имел еще меньше здравого смысла, чем мы сами, - например, Чингисхан. Возможно, наши базовые принципы вообще не поддаются формализации в виде законов. Осознать их можно лишь через художественные образы русского искусства, но они все равно останутся чужды западному мышлению, как обратная перспектива древнерусских икон.
В ХХ веке Россия прокатилась чуть ли не через весь спектр государственных систем: от деспотии до анархии. И дело не в том, что они нам "не подошли". Мы со своим безудержным вдохновением всегда ломаем расчет системы и, как следствие, скатываемся в бесправие. Чтобы сберечь воду, ее наливают в сосуд. Чтобы сберечь национальную самобытность, нужно определить рамки ее "жизненного пространства".
Поэтому современное государство должны строить морально ответственные профессионалы, а не новгородское вече и не придворная клика, не воры, не экспериментаторы и не слепые копиисты. Разумность государственного деятеля состоит в отведении неоднозначной стихийной энергии нашей нации в те сферы деятельности, где она будет уместной и плодотворной. А сейчас весь потенциал нации скатился в один угол - в финансовый. Словно бы сто лесорубов рубят одно-единственное дерево на опушке леса, отталкивая друг друга, ломая топоры и отсекая соседям руки. Укрепление российской государственности, по моему мнению, надо начинать с защиты национальной самобытности - во всех смыслах этого явления, а не только в плане развития сети ресторанов "Елки-палки".
- Алексей, вы не похожи на профессионального бродягу-туриста. Однако удивительно точно описываете реки, скалы, пороги, урочища... И весь этот северный колорит с Золотыми Бабами, "хумляльтами" и "ламиями". Откуда вся эта экзотика?
- Почему это я не похож на "профессионального бродягу-туриста"? Если мне полгода не бриться, издалека меня не отличат от Федора Конюхова. А вообще-то я больше 10 лет проработал в турфирме проводником, водил группы на сплавы по уральским рекам. Мой путеводитель по реке Чусовой признан лучшим. Как специалист могу сказать, что в "Сердце пармы" я не всегда топографически точен. В литературных целях я порой чуть-чуть исказил географию: то две горы сдвинул воедино, то короткую дорогу растянул настолько, чтобы герой успел за время пути прийти к нужному решению. Разумеется, все это я делал корректно, так, чтобы не искажались дух и облик местности.
А экзотика - она только для тех, кто здесь не живет. Я писал о своеобразии уральской земли, о ее мифологии, об архетипах. Когда не находилось исторического артефакта вроде Золотой Бабы, я придумывал, как говорят литературоведы, художественные конструкции: вроде "хумляльтов" и "ламий". Но все они строились по существующим в народном фольклоре матрицам, то есть по реальному культурному образцу. На внешний взгляд они не более чем экзотика. Но для местного жителя это обидно, как, например, обидно москвичу, когда турист с Занзибара восторгается собором Василия Блаженного: "Просто чудо, как в Диснейленде!"