- Светлана Яковлевна, вы в курсе последних действий судебно-медицинских экспертов?
- Да. Со следователем Генпрокуратуры я сегодня, в четверг, разговаривала, и он ничего конкретного сказать мне не мог: не телефонный, мол, разговор. Окончательные выводы экспертов вроде бы в Генпрокуратуру поступят в пятницу вечером, потом - суббота и воскресенье, понедельник уйдет на оформление каких-то документов, а во вторник он меня ждет, чтобы объявить окончательный результат.
- С тем, что мужа нет в живых, вы уже, видимо, смирились?
- Как можно! Я и сейчас уверена, что это какая-то страшная ошибка. Что бы мне ни говорили, я верю, что Геннадий жив и вернется домой. Надежда эта никогда не иссякнет ни у меня, ни у других наших родственников.
- Весь ход расследования, связанный с опознанием тела, был, как известно, строго засекречен. Даже от вас. Вы считаете это правильным?
- Я не знаю всех тонкостей экспертизы, но то, что ни меня, ни других наших родственников на опознание тела не пригласили, считаю глубоко неправильным. Тело неизвестного нашли 31 марта, а анализы у родственников взяли только в мае. Как же можно считать такой ход следствия правильным? Я ругалась со следователем: на каком основании нас не вызывают на опознание? Визуально можно опознать? - спрашивала я. Можно, отвечали мне. Но мы не хотим, мол, вас травмировать. Ну не глупость ли? Вызовите нас, чтобы снять наконец все вопросы. Такое отношение травмирует нас еще больше, чем правда, пусть и самая горькая.
Мне говорили: да вот, мол, мы затребовали его медицинскую карту из МВД, хотим проверить состояние зубов. А при чем здесь карта, если Геннадий никогда ничем не болел! А потом - кто лучше меня знает тело Геннадия? Никто в мире.
До меня до сих пор не доходит, почему так долго тянется вся эта канитель с экспертизой. Денег, что ли, у экспертов не было для проведения необходимых действий?
- В этой связи как вы считаете, все ли возможное предприняло МВД для спасения вашего мужа? Ведь, помнится, тогдашний министр внутренних дел Сергей Степашин даже клялся офицерской честью, что вырвет Геннадия из рук бандитов. Вы не знаете, что для этого делалось?
- Скажу откровенно: на мой взгляд, последние полгода судьбой моего мужа вообще мало кто занимался. Единственный российский генерал был в плену, а доблестное МВД оказалось бессильным что-либо сделать. Из этого можно сделать вывод вообще о возможностях правоохранительного ведомства.
Более того, я даже не ощущала никакого внимания, человеческого сочувствия к себе со стороны высоких должностных лиц МВД. Лишь к 8 Марта за подписью министра мне принесли поздравительную открытку, но и в ней мое отчество было перепутано. Так что внимание ко мне было абсолютно нулевым.
- Не связано ли это с тем, что вы - капитан милиции, мол, со своим сотрудником церемониться нечего?
- Видимо, не исключено и это. Но главным образом такое отношение я связываю с непорядочностью и бесчувствием людей, ответственных за судьбу мужа. Если бы о Шпигуне в МВД вспоминали, то подумали: как там его семья, что с нею?
А вообще-то, скажу вам прямо, руководство МВД даже не знало, что я служу в милиции. Когда это стало известно, в штабе МВД раскрыли рты от изумления. И, скорее всего, решили: раз жена Шпигуна - офицер милиции, нечего с ней церемониться.
И дело не только в милиции. Следователь Генпрокуратуры, разговаривая со мной, не проявил ни малейшего сочувствия, вел себя по-казенному сухо, отстраненно. Ни капли человеческого сочувствия. И вообще, считаю, следствие вели бесчувственные люди.
Единственный, кто постоянно поддерживал меня, привлекал к судьбе Геннадия общественное мнение, - это ваша газета "Труд". Я вам бесконечно благодарна. Звоните мне в любое время, ваша поддержка мне очень нужна.