"ДО ПОСЛЕДНЕГО НАДЕЯЛСЯ НА УСТУПКИ..."
- Идея сделать музыкальную драму "Раскольников" возникла у режиссера Андрона Кончаловского еще в конце 70-х годов, - начал Геннадий Васильевич. - Потом он уехал в Америку, но работа все равно продолжалась. Композитор Эдуард Артемьев писал музыку, что-то переделывал, добавлял, выбрасывал... Я по его просьбе начал делать демо-записи. В конце концов подготовил для Артемьева целый демонстрационный диск, где спел все партии, в том числе женские и даже хоровые, - около трех часов музыки. Люди, слышавшие диск, не могли поверить, что звучит голос одного-единственного человека. На итоговой чистовой записи я должен был руководить всей вокальной партитурой, некоторые партии петь сам. В том числе главную роль Раскольникова. Но потом - неожиданно для меня самого и тем более для авторов оперы - созрел как певец мой сын Илья, которого я обучал по своей особой системе. Руководители проекта пришли в восторг от того, насколько он подходил вокально и фактурно: выразительное лицо, высокий рост, сильный голос...
Но, к сожалению, все обернулось не лучшим образом. Дело в том, что в тексте либретто, написанного Юрием Ряшенцевым и Марком Розовским, есть ряд вещей святотатственных, противных православному человеку. Их не было и не могло быть у Достоевского. Когда я начинал записывать демо, мне говорили, что все утрясется и проблемы с текстом будут решены. Однако, когда пришло время начинать запись пластинки, выяснилось, что никто ничего менять не намерен.
По моему убеждению, авторы задались целью показать Раскольникова намного хуже и злее, чем у Достоевского, - эдаким роковым, "крутым парнем", как сейчас принято говорить. Но Раскольников ведь не такой уж и злодей. Это, по-моему, заблудший молодой человек, ищущий своего пути и своей правды в испорченном, искореженном мире. Его жалко... Допустим, на какие-то мелочи я мог бы закрыть глаза, так как в целом художественная идея интересная, музыка превосходная. Однако есть же вещи принципиальные, прежде всего вопросы веры.
В одном из мест оперы хор поет такие слова: "А я иконку заложу... " Но постойте, икона - это православная святыня, зачем же всуе ерничать? Я предложил нейтральный вариант: "Душонку заложу". Но он почему-то был отвергнут...
А вот другой эпизод: Раскольников сидит в кабачке, где подрабатывают проститутки. Входит Соня с пьяненьким клиентом, тот шарит по своим карманам, ищет кошелек и не находит... Все думают на Соню, она оправдывается: "Бог мне свидетель, чужого вовек не брала. С Верой, Надеждой, Любовью - и я не одна... " А Раскольников в ответ на эту фразу кричит: "Это трех проституток, небось, имена, и мать их - Софья!" Я говорю Ряшенцеву: "Ребята, вы ведаете, что творите? Ведь художественной необходимости в этой фразе нет никакой, зачем же оскорблять чувства верующих? Кроме того, многие люди не читали "Преступление и наказание", и они будут думать, что это слова самого Достоевского... Ведь известно, что после спектакля или пластинки текст расходится на афоризмы - возможно, что эти фразы тоже войдут в фольклор, будут бездумно повторяться публикой". Я услышал возражение: дескать, не стоит принимать рок-оперу так уж всерьез, да и театр не церковь.
А вот священники, с которыми я советовался по поводу подобных эпизодов либретто, сказали, что налицо явное кощунство. Один батюшка, выслушав меня, даже заметил: "Ну что ж, хотят поострее - получат погорячее".
А один из моих друзей, известный композитор, услышав от меня эту историю, даже заподозрил тут сознательную антиправославную акцию. Я не думаю, что это так. Скорее мы имеем дело с элементарной человеческой гордыней... В общем, мы с Ильей из проекта ушли. Нас долго упрашивали вернуться, но я проявил твердость. Иначе зачем тогда хожу в церковь, исповедуюсь, причащаюсь?
Обидно только, ведь в эту запись я вложил все свое умение. И до последнего надеялся, что устроители поймут меня. Более того, я бы мог научить и других исполнителей некоторым профессиональным секретам, как режиссер поработал бы над их вокалом. Тем более что музыка Артемьева, как я уже сказал, достойна самого лучшего исполнения, но вряд ли те, кто в итоге за нее взялся, смогут это обеспечить...
"ОЧЕНЬ МНОГО БЫЛО НЕСЛУЧАЙНЫХ ВЕЩЕЙ..."
Крестили меня еще в детстве. Однако к сознательной вере я пришел позже. Это был, кажется, 1978 год. Мне довелось побывать тогда на братском молебне в Троице-Сергиевой лавре. Когда я увидел седовласых старцев, посмотрел на их лица, то вдруг понял: вот люди, души которых озарены светом истины. И еще подумалось: они стоят на молитве, как, наверное, воины стояли перед Куликовской битвой, готовые к сражению за родину и веру...
Происходили в моей жизни и чудеса. В период, когда кино в России почти не снимали и моя музыка была не востребована, я ушел в рекламный бизнес. Десять лет занимался им, причем довольно успешно, прервав всякую связь с родной творческой средой... Но в один прекрасный момент ясно почувствовал опустошение и апатию. Пришел на могилку к недавно канонизированной блаженной Матроне и помолился ей: "Так хочется вернуться в творчество, помоги!" Прихожу домой, и после полуночи звонит телефон. Оказывается, режиссер Николай Гусаров случайно обнаружил мою кассету с фольклорными записями и предложил принять участие в съемках фильма, посвященного российскому казачеству. А ведь я как раз тогда этим интересовался, и все получилось!
А когда проходили юбилейные торжества, связанные со вторым обретением мощей Серафима Саровского, мы с Любой собирались на праздничную службу. И я подумал: "Батюшка Серафим, понятно, что мы в жизни очень много грешим и недостойны, но интересно, молишься ли ты за нас как-нибудь по-особому? Ведь жена и дети - твои кровные родственники. Если да, то дай нам знать..." Как выяснилось потом, супруга моя думала о том же. Придя в церковь, мы заказали молебен преподобному Серафиму. Храм был уже переполнен, в нем собралось около шестисот человек, и каждый подавал записки - перед нами и за нами была большая очередь... Понятно, что все записки на богослужении прочитать невозможно, тем более что и те, которые не прочитываются, все равно Господу известны. Но здесь вдруг первой же запиской, которую взял дьякон, оказалась наша - прозвучали все наши имена. Мы с женой сразу переглянулись, у нее слеза - и у меня тоже. Вот ведь как ответил нам святой.
Или был еще случай. Наша дочь часто ходила на кладбище к Матронушке, а недалеко была могилка святого Аристоклия, которого мы тоже почитали. Крест там был небольшой, неказистый, из металлических трубочек. И мне очень хотелось поставить ему хороший большой деревянный крест. Но в то время ни денег, ни работы не было. И я как-то на могилке святого помолился, пообещал, что сделаю крест с первого же гонорара, который получу. И через несколько дней звонит Алексей Рыбников и говорит, что нужно срочно спеть дуэтом с одной певицей песню, посвященную столице. Тогда как раз готовился праздник в честь 850-летия Москвы, и нам выпало закрывать его гала-концертом в Лужниках. Я спел, мне заплатили... И когда в тот же день я случайно открыл житие Аристоклия, то увидел, что это день его памяти. Сразу созвонился с отцом Александром Тихоновым из храма Петра и Павла на Лубянке, который тоже был давнишним почитателем старца, подключил и своего крестника, режиссера Родиона Овчинникова, и мы втроем заказали и поставили на могилке трехметровый крест... Очень много было таких на самом деле неслучайных вещей... Надеюсь, после всего этого вы лучше поймете мотивы моего поступка. Просто я считаю, раз Господь дал мне голос, значит, Он с меня и спросит, как я Его даром воспользовался.