- Юрий Николаевич, ситуация в ТЭКе сложная. Газа и нефти в перспективе может не хватить. Вновь слышны разговоры о стратегическом назначении угольной отрасли...
- Да, это так. Чубайс говорит, что мы на 10 процентов увеличили объем сжигаемого угля. Но у нас сегодня склады пустые. И это только начало энергетического кризиса. Нам уже сегодня пора переходить на "военное положение".
- Позвольте, что ж получается - строили мы строили... И опять не хватает?
- Когда приступали к реструктуризации угольной промышленности, многие буквально кричали, что мы преступники, потому что закрываем угольные шахты. А я заявлял и заявляю, что именно сокращение убыточных предприятий и численности работающих в угольной промышленности позволило единственной отрасли в стране не только выйти на уровень производительности труда, потерянный за годы реорганизации народного хозяйства, но и превысить его. Прирост составил порядка 130 процентов. По производительности труда мы вышли на максимальный уровень за всю историю угольной промышленности России. Появились забои, работающие с высокими нагрузками. Ряд предприятий был подготовлен к приватизации. На определенном этапе приватизация некоторых угольных предприятий сыграла положительную роль, потому что были упорядочены финансовые потоки, схемы продажи - реализации угля.
- Хотели как лучше, и вроде получалось, а что же случилось потом?
- Изначально наша позиция с Мировым банком совпадала. Нужно было закрыть нерентабельные угольные предприятия, работающие в опасных условиях. Необходима была социальная защита высвобождаемых работников. Мы ввели вторые пенсии, создавали рабочие места, научились и закрывать шахты. Люди переживали, на площадях стояли, но в конечном итоге нас поняли - ведь число аварий резко уменьшилось.
Однако деятельность "Росугля" заключалась не только в закрытии шахт. Нужно было модернизировать перспективные предприятия с хорошими запасами и построить новые. Что мы и сделали: заложили пять шахт в Ростовской области, угольные разрезы в Восточной Сибири, на Дальнем Востоке - всего 15 новых угольных предприятий. И это было в тот момент, когда очень тяжело формировался государственный бюджет.
Отрасль получала господдержку, но ее объемы постоянно сокращались. И вот здесь наши позиции с Мировым банком разошлись. Он считал и считает, что инвестировать угольную промышленность России посредством господдержки нельзя. Что на инвестиции должны прийти частники. Еще при мне Мировой банк разделил средства господдержки отрасли на "хорошие" и "плохие". К "хорошим" он отнес деньги на закрытие шахт, на соцзащиту высвобождаемых работников и т.п., а к "плохим" - деньги на инвестиции. Банк начал диктовать условия получения кредита в части соотношения "хороших" и "плохих" денег. Первоначально соотношение было 50 на 50. Затем 70 на 30. Если учесть, что в "плохие" деньги входили еще тарифные соглашения, на инвестиции мало что не оставалось. Но при этом мы умудрялись вкладывать в инвестирование отрасли 33-35 процентов от выделяемых средств. Для сравнения: в прошлом году на эти нужды пошло 5 процентов, а в этом пока ноль.
- Получается, что государство угольную отрасль в должном объеме УЖЕ не инвестирует, а частники - ЕЩЕ не инвестируют. А ведь многие специалисты отмечают: угольные предприятия могут быть рентабельными, если вложить средства в их модернизацию.
- Государство в лице "Росугля" вкладывало, скажем, в "Кузбассразрезуголь" каждый год порядка 130-150 миллионов долларов. Новые хозяева вкладывают по 15 миллионов. Мы приобретали экскаваторы и модернизировали оборудование. На разрезе "Талдинский" впервые в России ввели конвейеризацию для транспортировки породы. В Кузбассе поставили новые конвейеры на шахте "Распадская", приобрели комплексы на шахту "Кирова".
Нынче многие стройки заморожены. Я встречался недавно с начальником "Ростовшахтострой". Мы создавали там уникальные шахты. Поставили три рекорда на проходке стволов. Все теперь встало. Нет ни копейки.
- Следуя вашей логике, можно сказать, что ликвидация "Росугля" стала следствием несогласия с позициями мировых финансовых институтов?
- По сути, да. Я говорил руководству Мирового банка: дайте кредит под строительство новых шахт. А деньги мы отдадим. Они отвечали: "Нет". Если долго не лечиться или лечиться неправильно, болезнь прогрессирует и принимает хронический характер. Симптомы ее уже налицо. В стране нехватка угля и кокса. Глава Газпрома Рем Вяхирев второй год справедливо говорит о необходимости перевода энергетики с газа на уголь. Россия общепризнанная угольная держава, но основные запасы каменного угля расположены за уральским хребтом - в Сибири и на Дальнем Востоке. Европейская часть страны, где сосредоточена основная промышленность и энергетика, угля не имеет. Несколько месторождений Ростовской области добывают каменный уголь в небольших количествах. Открытым способом, но опять же немного, добывается бурого угля в Подмосковье. На севере - Воркута с Интой. Процесс идет тяжело.
- Но, по крайней мере, локально эти территории могут себя обогреть?
- Ростовская область "в дефиците". Туда гонят уголь за тридевять земель - из Кузбасса. Если бы мы пустили те шахты, которые заложили, они бы могли обеспечить этот регион, в том числе и Северный Кавказ. Все электростанции европейской части России работали раньше на ростовском и подмосковном угле. В прежние времена в Подмосковье добывали 40 с лишним миллионов тонн. Сейчас - полтора миллиона. Энергетики перешли на газ, ликвидировав углеприемы. Теперь уже ясно - поспешили. Придется затратить колоссальные деньги на переоборудование энергосистем либо везти уголь из Сибири за тысячи километров, что крайне невыгодно. Целесообразнее строить мощные электростанции в районах Сибири на угле и передавать электроэнергию в европейскую часть России по сверхмощным линиям напряжения.
- Стратегия, понятно, дело важное. Ну а с тактикой как?
- Министерство энергетики надо наделить соответствующими полномочиями, создать своеобразный антикризисный штаб. Сегодня функции Минэнергетики размыты. На обломках "Росугля" создали с десяток учреждений. Хозяев много, а толку? В одном нашем здании сидят чиновники учреждений по техническому закрытию шахт, по социальной защите высвобождаемых работников. Существует комитет, который, правда, готовится к ликвидации. Есть "Реформуголь", и еще - министерство. Я предлагал: создайте одно агентство по рестректуризации. Для того чтобы навести порядок, нужна всего лишь пара-тройка умных людей, которые сядут, дело сделают и разойдутся. Только правильно поставьте им задачу.
- Ну вот вам задача - Приморье замерзает.
- Правительству нужно было еще в сентябре создать штаб по зимовке Дальнего Востока и поручить министру МПС Аксененко возить туда уголь. Никто ничего не сделал. Я в своей практике все это уже проходил. В 1995 году приехал в Приморье. У губернатора и тогда было тяжелое положение с углем. Но когда ставился вопрос по Дальнему Востоку, "Росуголь" еще в июне-июле делал графики поставки туда угля и выходил с ними на правительство. Говорил: если мы по этому графику не привезем уголь, то в январе-феврале восток замерзнет, и правительство графики утверждало. Сегодня никто этим не занимается. Вот говорят: рынок сам все расставит по своим местам. Я проехал полмира. Более жесткого государственного регулирования топливно-энергетического комплекса, чем в ФРГ, Италии, Японии, - нет. Российское государство, убежден, должно крепче держать бразды правления в своих руках.
Мы уже вошли в энергетический кризис, в его начальную фазу. Фаза эта может разрастись так, что мало не покажется. Допускать этого нельзя.